Увидимся в Новом Свете - Марьяна Брай

всегда, когда мы использовали ее напитки не внутрь.

– Малышка, не причитай, обещаю, что летом мы сообразим емкости побольше, чтобы ты могла заниматься своим скотчем в промышленных масштабах, – шутливо хлопнула я ее по спине.

– Да, на этот раз я не буду дурой, и пойду на сбор сиропа в полном вооружении. Ваши сладости, это конечно хорошо, но наличие дома огненной воды, знаешь ли, греет мою уставшую душу, – хохотнула она, приняв мои обещания. Для нее Малкольм всю зиму выстругивал из распиленных метровых бревен высокие ведра, в которых она должна была хранить свой «отдельный» сироп, а потом ставить брагу для будущего напитка.

Я оделась, и не спеша вышла на улицу. Солнце сегодня и вправду, грело по-весеннему – на небе ни облачка, и мне даже показалось, что я слышу птиц. Я не понимала, откуда во мне появилось столько любви к созерцанию, неспешности и любви ко всему окружающему, скорее всего, это материнский инстинкт, меняющий не только мое тело, но и мое восприятие.

Я снова глянула на гору, и решила не смотреть больше туда, чтобы не расстраиваться. Хотя-бы пару дней, ну, или до вечера, иначе, это уже походило на сумасшествие. Все будет хорошо, и он скоро вернется – шептала я себе, прижимая руку к чуть округлившемуся животу – месяца три, если судить по признакам.

– Элиза, ты не представляешь, сколько здесь рыбы, – кричала Клер. Она выбирала из сети рыбу, а Пэвэти с Малкольмом закидывали другие сети.

– И куда нам столько? – крикнула я в ответ.

Я осмотрелась, и увидела самодельные санки, стоящие на берегу – ребенок, скорее всего, спал, даже не реагируя на стук топоров, что раздавался от строящегося дома – мужчины достраивали крышу, а это значило, что скоро у нас очередное новоселье.

– Мы будем ее есть, детка, и набираться сил. Там столько икры, что нам пока и мясо не понадобится, – отвечала вошедшая в раж Клер.

– Или наладим производство консервы, но нам нужно уточнить про банки, – смеялась я. – Ты же не в курсе всех этих веяний пищевой промышленности, как и легенькой?

– Ну, нельзя объять необъятного. «Лети сюда, птичка, здесь много вкусненького» – пролепетала Клер мультяшным голосом.

Я хотела ответить, показав руками «столько?», но в эту секунду, запнувшись о сеть, Клер упала, и словно в замедленной съемке я заметила, как под ней расходится лед, она уходит под него, и обломки смыкаются над ее вскинутой в последнюю секунду рукой. Я закричала и бросилась к полынье. Пэвэти и Малкольм не поняли, что произошло, и смотрели на меня, словно и не видели, что раньше здесь была и она.

От дома кричали и бежали мужчины. Лед уходил от берега метров на пять, и если провалиться под него, сложно пробить его снизу, нужно плыть в сторону середины озера, но подо льдом сориентироваться сложно – паника подступает моментально.

Течения у берега закручивают воду, относя провалившегося в сторону от полыньи. Все это мы знали от Сквонто, повторявшего, наверное, тысячу раз, что каждый, сошедший на лед в это время года, должен привязываться веревкой за талию, и на берегу должен быть человек, что страхует его. И конечно, мы пренебрегли всеми правилами безопасности, которые пишутся кровью.

Я, не думая, сбросила на ходу куртку, обувь, и босиком, поймав край сети, что кинул мне Малкольм, упала в полынью. Последней мыслью перед прыжком была одна – край сети, с которой она упала вот только что ушел под воду, а это значит, что ее не снесло быстро в сторону.

Вода с грубыми обломками льда сомкнулась над моей головой. Я осторожно открыла глаза и увидела только крошево льда и пузырьки воздуха. Глаза заболели, и их пришлось закрыть, наугад щупая свободной рукой, а во второй держа единственную связь с моей жизнью – сети, что с другой стороны держал Малкольм, чуть потянувшись в стороны я почувствовала руками нити.

Это была сеть, в которой запуталась Клер. Я провела рукой снова, но нити никак не давались, и я всего лишь на секунду решила отпустить сеть, на другом конце которой был Малкольм, Бернард, и мой неродившийся ребёнок, чтобы поймать Клер.

Сеть выскользнула, напряжение пропало. Я что есть мочи, поплыла в сторону сети, которую только что чувствовала моя рука, и тут меня как будто кто-то поймал за ногу, и потащил вниз. Воздуха не хватало. Я потянулась к ноге, и почувствовала, что это сеть, но она была тяжелой – в ней на дне лежала Клер.

Нырнув с последними запасами воздуха, я схватила сети, и потянулась выше, где в светлом проеме над головой торчали сети, руки. Но лёгкие обожгло, и рот открылся сам, заполняя их холодными водами озера.

Глава 78

– Не забывайте одеться теплее, ведь погода сегодня решила подарить нам прохладу – на английском, с глупым смешком, давая понять, что всякая погода хороша, вещал мужской баритон. – Вечером на палубу лучше не выходить, а провести время в наших ресторанах. На нижней палубе вас ждет караоке, и вы обязательно получите подарки за участие в нем, если конечно, будете попадать в ноты, – на этот раз мужчина рассмеялся.

Голова была тяжелой, и запахи, которые меня окружали, казались немыслимо лишними, новыми, непривычными. Я быстро открыла глаза, надеясь проснуться. Бернард скорее всего, уже запалил костер, и пора готовиться к встрече, но то что я увидела, было кошмаром: чистая белая палата, большие окна, выходящие на океан, на горизонте, словно огромная огненная черепаха, закат. Это размеренно болтало радио…

Я начала дышать быстрее, и запищали какие-то датчики, я посмотрела на свою левую руку – из нее торчала трубка системы. Я резко повернула голову вправо – там, с широко открытыми глазами, лежала недвижимо Лиля. Не Клер, а Лиля, которую я не видела уже почти три года.

Голова кружилась сильнее, во рту пересохло, и только я хотела сесть, чтобы дотянуться до нее, в палату вбежала девушка – медсестра и мужчина – врач. Он был седым, его белый халат так шел ему, что можно было смотреть и смотреть. Боже, когда закончится этот глупый сон? Когда я очнусь в нашем доме?

И тут я вспомнила о своем животе. Рука потянулась к нему, но он был плоским. Девушка ругала меня на английском, а я не отвечая ей, скидывала одеяло, под которым были не ноги Элизы – тонкие и длиннющие, в ссадинах от работы. Там были ноги Маши – меня прежней. Они