Золото и мишура - Стюарт Фред

Профессиональным взглядом Арабелла рассматривала холст, который был назван «Арлекин в розовом рядом с сидящей дамой».

— Чрезвычайно интересно, — сказала она, тогда как ее муж уже во второй раз перечитывал полученную телеграмму.

Страстью Арчера был антиквариат, а его жена пристрастилась к живописи. Антиквариат навевал на Арабеллу точно такую же скуку, какую навевала на Арчера ее живопись. А вот текст телеграммы Арчер никак не мог считать скучным:

«МИСТЕРУ АРЧЕРУ КОЛЛИНГВУДУ, ОТЕЛЬ «САВОЙ», СТРЭНД, ЛОНДОН. РЕПОРТЕР КЛЯЙН УБИТ ТОЧКА ПРОСИМ РАЗРЕШЕНИЯ НАПЕЧАТАТЬ ВСЮ ЭТУ ИНФОРМАЦИЮ ТОЧКА ОБОЙДЕМ ВСЕ ПРОЧИЕ ГАЗЕТЫ И ДОБАВИМ ТЫСЯЧ ТРИДЦАТЬ К НАШЕМУ ТИРАЖУ ТОЧКА КАК НАСЧЕТ «ДЖ» ТОЧКА КЕРТИС».

* * *

— И сколько же это стоит? — поинтересовалась Арабелла, все еще рассматривая картину в лорнет.

— Тысяча фунтов, — ответил Лейси.

— Но это же целое состояние!

Лейси не издал ни звука. Он знал, что покупательница уже у него на крючке.

— Ладно, я беру ее.

— Зачем, скажи ты мне на милость, понадобилось приобретать эту жуткую картину? — спросил Арчер двадцать минут спустя, когда они с Арабеллой в своем «даймлере» ехали в отель.

— А зачем, скажи на милость, понадобилось приобретать эту жуткую церковную кафедру? — тотчас же парировала жена. — Надеюсь, ты не намерен в нашем новом доме организовать еще и частную церковь?

— Ты не понимаешь, это великолепное произведение, резьба по дереву. А твою картину любой ребенок мог бы намалевать.

— Ну, не исключено, что в этом все и дело. Что это произошло с нашим перемирием? Ты покупаешь то, что нравится тебе, а я приобретаю то, что нравится мне. А что было в телеграмме, которую ты получил утром?

— Да так, деловые вопросы. — Он улыбнулся. — А тебе не кажется, что здесь погода и в самом деле отвратная? Я читал, что и в Риме дождь льет вовсю. Нужно как следует подумать, стоит ли нам отправляться в Италию.

Арабелла вздохнула.

— Иными словами, ты хочешь вернуться домой.

Когда они добрались до отеля, Арчер послал следующую телеграмму:

«МИСТЕРУ КЕРТИСУ КОЛЛИНГВУДУ, ЛОС-АНДЖЕЛЕССКАЯ «КЛЭРИОН», ЛОС-АНДЖЕЛЕС КАЛИФОРНИЯ РАЗРЕШЕНИЯ НА ПУБЛИКАЦИЮ НЕ ДАЮ ДО СВОЕГО ВОЗВРАЩЕНИЯ ТЧК ЗАВТРА ОТПРАВЛЯЮСЬ НА «КРОНПРИНЦЕССЕ СЕСИЛИИ» ТЧК ОТЕЦ».

* * *

Мужчина поднял наездничий кнут и с размаху опустил его на обнаженные ягодицы мексиканской девушки. Согнувшись над козлами для пилки дров в комнатенке конюха неподалеку от конюшни, девушка так и взвилась от невыносимой боли. Кнут ударил так сильно, что на упругой смуглой коже моментально выступил крупный малиновый рубец. Желая стряхнуть с себя боль (подобно тому, как собаки после купания стряхивают с шерсти воду), девушка отчаянно дернулась, отчего ее небольшие груди с темными сосками вздрогнули.

— Готова?! — прошептал мужчина, лицо которого от возбуждения было совершенно мокрым. Рубашка его была расстегнута, открывая поросшую черными волосами грудь. Подняв кнут, он вновь, причем на сей раз еще сильнее, опустил его.

Девушка зарыдала.

Он ударил еще раз, затем еще и еще. К тому моменту, как он нанес ей дюжину ударов, она уже истекала кровью и непрерывно кричала.

— Тсс! Не шуми, ты, сука, или я тебе ни цента не дам, — прошептал он по-испански.

— Не хочу больше, больно!

— Ну, хорошо, хорошо, больше не буду и кнут убираю. А теперь слезай с козел и ползи ко мне.

— Но, сеньор, пол такой грязный!

— Я достаточно плачу тебе, чтобы ты могла покупать самое лучшее мыло, какое только продают в Тихуане. Ползи, говорю!

Морщась от боли, девушка слезла с козел и опустилась на четвереньки прямо на пол. Молодой человек наблюдал, как она ползет к нему. Он был очень красив, но его красота была какой-то грубой, а глаза слегка косили. В лице чувствовалась азиатская кровь. Волосы были иссиня-черные, а кожа скорее смуглая, нежели светлая.

— Ноги мне целуй! — прошептал он, глядя на нее сверху вниз.

Повинуясь, она поцеловала его босые ноги.

— А теперь сними мне штаны!

Приподнявшись с пола, она расстегнула ему ширинку, пуговку за пуговкой, после чего сняла с него трусы.

— А теперь делай то, что ты делаешь лучше всего, ты, шлюха! — прошептал дон Хайме Висент Хуан Рамон Лопес, старший сын Стар и Хуанито, наследник ранчо «Калафия».

Через двадцать минут он появился из конюшни, на ходу застегивая рубашку. Управляющий ранчо стоял возле двери, покуривая «свит кепорал».

— Рауль, заплати ей полсотни и отправь домой, — сказал Джимми Лопес.

Когда пять лет назад в аварии на железной дороге погиб его отец, Джимми перестал пользоваться формальной приставкой к его испанской фамилии части «и-Коллингвуд», поскольку фамилия его и без того теперь выглядела вполне нормально, тогда как с приставкой выходило как-то несерьезно; кроме того, он англизировал свое имя «Хайме» и превратился в Джимми. Хуанито, будучи фанатиком в том, что касалось «сохранения испанского наследства», настоял, чтобы сына назвали Хайме и чтобы все четверо его детей знали два языка английский и испанский. Джимми Лопес уважал свое испанское наследство, однако век на дворе был двадцатый, он был на четверть «анджело» и, кроме того, окончил Гарвард.

Стоял серенький прохладный денек, воды Тихого океана имели оттенок грифельной доски с редкими барашками на волнах. Весь скот на ранчо был давным-давно уже продан, поскольку его разведение было чрезвычайно невыгодно с экономической точки зрения. Ранчо теперь перешло на выращивание апельсинов и лимонов. Джимми сохранил полдюжины ковбоев, чтобы те присматривали за лошадьми и выполняли отдельные виды работ, этих ковбоев он называл по старинке «вакеро». Направляясь сейчас в усадьбу, Джимми увидел, как двое таких вакеро занимались починкой изгороди. Приподняв шляпы при виде хозяина, они поздоровались:

— Buenas tardes, señor [40].

Как бы ни изменял он на английский манер свое имя, для них он по-прежнему оставался «el patron» [41].

Хуанито и Стар модернизировали старую усадьбу, проведя туда в 188o-x годах водопровод и электричество. Однако происшедшее в 1901 году землетрясение привело к тому, что примитивно сделанная проводка закоротила, и начался пожар. Старая усадьба сгорела дотла, причем во время пожара погибло двое слуг. После этой трагедии между родителями Джимми произошла одна из наиболее резких стычек. Хуанито намеревался воссоздать особняк в испанском стиле, тогда как Стар, сытая по горло всем, что имело хоть какое-нибудь отношение к испанскому началу, включая собственного мужа, хотела вместо сгоревшего выстроить современный дом. И поскольку именно она контролировала семейный бюджет, победа осталась за ней, и на месте пожарища появился новый особняк «Калафия»: это была огромная постройка из камня с огромными, под навесом, крыльцами, круглой башней в одном конце дома, закругленными окнами, обращенными в сторону океана.

Хуанито до такой степени ненавидел новый особняк, что в тот самый день, когда жена въехала туда, он покинул ранчо и на поезде «Юнион Пасифик» отправился из Лос-Анджелеса в Нью-Йорк, чтобы взглянуть на недавно поставленные на Бродвее шоу и немного развеяться. Когда отъехали от Сент-Луиса двадцать миль, их поезд столкнулся с товарным составом, в результате чего погибло тридцать три человека, включая Хуана. Однако личность его была такой сильной, а испытываемая им ненависть к красавице-жене столь ожесточенной, что, как рассказывали слуги, его привидение начало посещать особняк, который был для Хуанито столь отвратительным при жизни.

Джимми поднялся по деревянным ступеням большого крыльца, которое было уставлено плетеной мебелью и цветами в горшках и кадках. Возле дверей его встретила одна из трех сестер, Алисия.

— Тебя мама зовет, — сказала сестра, когда Джимми вошел. — По-моему, у нее опять крыша поехала.