"Фантастика 2023-116". Компиляция. Книги 1-18 (СИ) - Стерх Юрий

А второй аргумент звучит и вовсе просто: я викинг-урманин и не умею держаться в седле.

Весомый довод. И надо отметить, что вновь справедливый. Викинги – прирожденные морпехи, но никак не кавалеристы, и никакого полезного опыта от Андерса мне не досталось. Да и у нас, в две тысячи сто восемьдесят восьмом году, кавалерия, мягко говоря, не востребована.

Нет, умом-то я понимаю, что, после того как забрался в седло, тебе и поводья в руки, которыми регулируется движение лошади. Да вот беда, смирная гнедая кобылка, на которую мне все же позволил взобраться Георгий, ошалев от моих монотонных просьб (кажется, он явно пожалел о результате судебного поединка), совершенно отказалась меня слушаться.

Ох и вдоволь же посмеялся надо мной коварный десятник, определив мне самую тупую и ленивую скотину из всего табуна (десяток лошадей павших дружинников мы забрали с собой). Но позже, на вечернем привале подвел другую, спокойную, уравновешенную кобылку, черную как смоль. Собственно, и прозвали ее – Смолка.

Ну тут я не сплоховал, тут я к ней по всем правилам! К слову, такое ощущение, что здесь за женщинами так не ухаживают, как за кобылами… По совету мудрого десятника я зашел с козырей – а именно с куска сэкономленного за обедом хлеба и двух диких яблок, непонятно как уцелевших на дереве. Кобылка милостиво все схрумкала, после чего так же милостиво позволила погладить себя по влажной, лоснящейся шее, по потным бокам. Да-а-а, запах от нее тот еще, да и гадит где вздумается… Зато как романтично показывают в старых фильмах прогулки на лошадях! Ну-ну…

Я даже гребнем волосы расчесал Смолке! Но зато после всех подкатов кобыла позволила поводить себя под узду. Мне даже понравилось гулять с добрым и, как мне показалось, умным животным, продолжая поглаживать ее по шее и бокам. Дождавшись утвердительного кивка десятника, я аккуратно разложил на спине кобылы потник[52], затем чепрак[53], аккуратно расправив их так, чтобы не осталось ни единой складочки. Затем взвалил сверху седло, закрепив под животом Смолки подпруги, застегнув нагрудник и подхвостник[54]. Наконец, полностью оседлав лошадку, я с дико бьющимся сердцем забрался ей на спину – без всякой помощи! Правда, страшась в душе, что в момент подъема в одном из стремян кобыла понесет, не позволив мне перекинуть ногу через седло. Но пронесло.

Даром что кобыла, а обхождение Смолка понимает! Это я прочувствовал, раз десять объехав верхом вокруг вечерней стоянки. Лошадь слушалась меня отлично, тут же реагировала на движение стремян, не артачилась. Попробовал пустить ее рысью и, хотя сразу струхнул, ощутив, как гора мяса и мускулов под копчиком перешла на непривычно быстрое движение, все же не опозорился, не упал. Вот только пах отбил на раз – и это к уже отбитому на телеге заду! Десятник вновь посмеялся надо мной, сказав, что к рыси еще привыкнуть нужно, и мы условились, что каждый вечер мне будут разрешать практиковаться в верховой езде.

Глава 4

Осень 1064 г. от Рождества Христова

Земли вожан

Наверное, для меня самым привлекательным в поездке оказались пейзажи русского севера. Например, чистейшие, обрамленные крупными каменными валунами озера, раскинувшийся по обеим сторонам дороги глухой бор из высоченных вековых сосен с редким вкраплением дубов да берез. Угрюмый, даже жутковатый по ночам, но такой чистый и светлый в солнечный день… Нам, к слову, можно сказать, повезло, и из шести дней пути небесное светило неизменно сопровождало нас четыре перехода, даря свое последнее тепло. И четыре дня я был свидетелем потрясающих, истинно волшебных в своей красоте закатов и рассветов! Однажды мы остановились на ночь на берегу реки, наловить неводами свежей рыбки да пополнить из родников запас воды. Ночью было очень зябко, но зрелище поднимающегося над водой ярко-красного, пламенного диска солнца, зеркально отразившегося в речной глади и окрасившего в багрянец небо и кромки деревьев, – это зрелище возместило мне тревожный, беспокойный от холода сон. А на закате того же дня небосвод вновь преобразился, приняв невиданный мной ранее мягко-сиреневый цвет – обволакивающий, успокаивающий, нежно-притягательный… Природа русского севера по-своему изумительно прекрасна, и красота эта невероятно теплая, какая-то необъяснимо родная, она смягчает душу и сердце. И остро чувствуется, что она истинно девственна, практически нетронута человеком: не захламлена тоннами мусора, не растерзана желающими построить бизнес на дешевой древесине…

Еще одной приятной стороной нашей поездки оказались вечерние постои и, в частности, еда. Утром гриди быстро грели остатки вчерашней каши, днем мы питались на ходу, краюхой хлеба, а вот вечером… Вечером мы каждый раз разбивали полноценный лагерь, сцепляя между собой пять телег, получался этакий мини-вагенбург в форме бастиона. Лошадей же треножили и отпускали пастись рядом с импровизированной крепостцой.

Так вот, на ночь дружинники готовили полноценную пшенную или овсяную кашу. Казалось бы, чему удивляться, каша и каша? Все верно. Вот только у княжьих гридей с собой была соль! Не для консервации, а для вкуса, добавлять в еду! Конечно, в варево они бросали ее значительно меньше тех объемов, к каким я привык в своем будущем, но после десяти дней употребления совершенно пресной еды откушать подсоленной было очень здорово! Кроме того, у гридей был с собой и малый запас вяленого мяса, который они бросали в кипяток прежде, чем вложить крупу. Конечно, от мяса оставался едва один привкус, да пара мелких кусочков на десять ложек, но все же хоть что-то! Наконец после стоянки на берегу реки мы отведали и рыбки, запеченной на вертеле и также посоленной…

Однако идиллическая картина нашего благополучного путешествия вовсе не исключает готовности дружины к сиюминутному вражескому нападению. Наоборот, мы не снимаем с себя кольчуг и мечей с поясов, практически все дружинники держат под рукой саадак с луком и колчан со стрелами, дозорные неизменно бдят, внимательно просматривая сосновый бор.

И все же первые пять переходов запомнились мне лишь с лучшей стороны – последними солнечными днями осени да дружеской компанией Георгия и остальных дружинников. Как я и думал, мы накоротке сошлись с Еремеем, тем самым воином, кому спасло жизнь мое вторжение в этот мир. Достаточно было поесть каши из одного котла да ночь поспать у одного костра, чтобы уже на следующее утро дружелюбно друг другу улыбаться. Затем последовала пара совместных походов в лес за валежником да пушистыми хвойными лапами – дружинники ложатся на них спать, застелив потниками и уложив под головы седла. И вот Еремей становится вторым в дружине человеком, с кем я пока неумело пытаюсь объясняться на древнерусском.

Но все равно первый человек, с которым я общаюсь, – Георгий. Практически всю поездку я провел рядом с десятником на передке замыкающей колонну телеги, управляя впряженной лошадью. Это оказалось совсем не трудно: жеребцы-тяжеловозы монотонно идут друг за другом, и, слава богу, никаких происшествий вроде соскочившего колеса или поломанной оси в пути не произошло.

Что же касается языковой практики, то я старался почаще общаться с Георгием и именно на древнерусском, пытаясь и собственные мысли на нем формулировать, и самому разбирать речь говорящего. Не сразу, но с каждым днем пути я говорил все лучше, а суровый и жесткий русич при ближайшем знакомстве оказался незлобивым и дружелюбным, улыбчивым парнем. По крайней мере, в те моменты, когда десятник позволяет себе расслабиться. К моему удивлению, Георгию исполнилось всего двадцать пять весен, как тут говорят, то есть он на каких-то два года старше Андерса! Да и меня заодно.

Я аккуратно выспрашивал у десятника о Ростиславе Владимировиче, истинном новгородском князе. Дружинник меня не разочаровал: отец изгоя, Владимир Ярославич, пользовался как у народа, так и у дружины большой любовью и уважением. Он был их князем, от начала и до конца новгородским. Многие помнили его успешные походы на ямь[55], войну с Византией[56] и потому поддерживали притязания сына на наследование отцовского удела. Тем более что теперь Великим Новгородом правит даже не князь из рода Рюриковичей, не один из родственников Ярослава Мудрого, а всего лишь киевский ставленник-посадник! Многим такой расклад пришелся не по душе. Особенно же учитывая, что именно с Новгорода началась Русь, именно Новгородом правил Рюрик, именно новгородские воины завоевали киевский престол вначале для Владимира, а потом и для Ярослава!