В те грозные годы - Федор Лисицын

В том же районе из соседнего укрепленного здания после передачи с белым флагом вышли более 300 мужчин и женщин. Пятнадцать из них дали согласие пойти в район боев, проникнуть в дом, где оборонялись фольксштурмисты и полицейские, уговорить их прекратить сопротивление. Не прошло и часа, как они вернулись, приведя с собой 165 немецких солдат и полицейских.

В расположение оборонявшихся немецко-фашистских войск, особенно в небольшие окруженные гарнизоны, по просьбе советских командиров пробирались с целью уговорить солдат прекратить бессмысленное сопротивление добровольцы из числа не только мужчин, но и женщин. Так, за три дня боев с их помощью сдалось в плен без боя более 600 военнослужащих фашистского вермахта.

Когда 33-я стрелковая дивизия вела ожесточенную схватку с гитлеровцами на подступах к парку Химбольтхейн (район Веддинг), к одному из офицеров ее штаба обратились пожилые немецкие железнодорожники, подробно рассказавшие об укреплениях, где засели эсэсовцы.

По их словам, в парке имелось два укрепления (большое и малое), соединенные между собой подземным ходом. Оба эти укрепления бетонированы, к тому же между бетонными стенами проложен полутораметровый слой каучука. Далее железнодорожники сообщили, что гарнизон укреплений состоит примерно из 500 человек. Командует ими майор. В форте 8 орудий, имеется большое количество боеприпасов, в том числе фаустпатронов. Такие же укрепления и в зоологическом парке (район Тиргартен), и в парке Фридрихс хейн.

Сведения оказались точными. Они помогли командованию и штабу дивизии внести определенные коррективы в тактику боя, изменить направление удара, блокировать укрепления и взять их[18].

Многие жители Берлина помогали нашим войскам выявлять остававшихся в тылу — на чердаках, в подвалах домов — артиллерийских корректировщиков противника, эсэсовцев — фаустников, автоматчиков. Только на участке действий 44-го артполка подполковника Г. Г. Ройтанова по их сообщениям были обезврежены 13 корректировщиков с радиопередатчиками.

Ни на один день не прекращалась устная пропаганда и на продолжавшие сопротивляться немецко-фашистские воинские части. К их солдатам наряду с дикторами часто обращались и сами берлинцы. Они призывали прекратить сопротивление и сдаться в плен. Например, один из жителей, выступая с МГУ, сказал: «Я — старый берлинец. У меня болит сердце, когда я думаю, что будут разрушены еще уцелевшие дома города… Совершенно ясно, что русские все равно возьмут Берлин. Не умирайте напрасно. Спасите то, что еще осталось от Берлина. Капитулируйте!»

В окруженный, обреченный на неминуемую гибель гарнизон столицы фашистского рейха ежедневно забрасывались десятки тысяч листовок, призывающих солдат и офицеров сложить оружие. Некоторые из этих листовок подписывали ранее сдавшиеся в плен военнослужащие гитлеровского вермахта.

«Офицеры! — обращались в одной из них 7 пленных лейтенантов и обер-лейтенантов к своим бывшим сослуживцам по 309-му пехотному полку. — Вы наверняка окажетесь в таком же положении, как и мы. Подавляющее превосходство русских в технике и людях поставит вас перед выбором — капитуляция или смерть. Не медлите с капитуляцией. Это единственный выход. Поверьте нам: ваши солдаты и родина будут благодарны вам за это».

Все эти меры, проводимые главным образом работниками 7-го отделения поарма, а также политорганами соединений, давали ощутимые результаты. Число гитлеровцев, добровольно сдавшихся в плен, непрерывно росло. В то же время немало фашистских вояк, особенно эсэсовцев, продолжало упорное, хотя и безнадежное сопротивление. На ряде участков, по мере приближения войск армии к центру Берлина, сопротивление противника не только не ослабевало, а, напротив, даже возрастало. Советским воинам по-прежнему приходилось сражаться за каждый дом, за каждый этаж.

25 апреля, незадолго до полуночи, командарм подписал приказ на выход войск армии к реке Шпрее (Шпре). Но для этого необходимо было прежде полностью овладеть районами Моабит, Северного и Штеттинского вокзалов, преодолеть несколько каналов, ликвидировать множество других узлов сопротивления врага.

В течение ночи части 207-й и 150-й стрелковых дивизий вели упорные бои на подступах к Фербиндунгс-каналу. А в это время инженерно-саперные подразделения 79-го стрелкового корпуса под огнем наводили на одном из участков канала переправу. К рассвету она была готова. Казалось, уже можно приступать к форсированию. Однако утром 26 апреля гитлеровцы предприняли яростные контратаки против 594-го и 597-го стрелковых полков 207-й дивизии. Разгорелся ожесточенный бой, в котором со стороны противника действовали в основном эсэсовцы. Но и они не смогли остановить наши части на канале. Полки 207-й дивизии овладели станцией Юнгфернхайде. А несколько левее к Фербиндунгс-каналу вышли головные подразделения 150-й стрелковой дивизии генерала В. М. Шатилова, затем и части 171-й стрелковой дивизии полковника А. И. Негоды.

Продвижение вперед было исключительно трудным, измерялось порой всего лишь десятками метров за несколько часов напряженных боев. Командно-наблюдательные пункты комдивов Шатилова, Асафова и Негоды располагались настолько близко к действовавшим частям и подразделениям, что для наблюдения за ходом боев не требовалось даже бинокля.

Почти рядом с дивизионными находился и командный пункт комкора Переверткина. Но Семена Никифоровича не удовлетворяла даже такая близость к месту боев. Вот почему его чаще всего можно было видеть в расположении дивизий и полков. Он успевал всюду, умел вовремя дать необходимые указания, помочь в трудную минуту дельным советом не только комдиву, командиру полка, но и командирам подразделений.

В дни боев за Берлин мне часто приходилось бывать на КП 79-го корпуса. И всякий раз восхищаться разносторонностью организаторских способностей генерала С. Н. Переверткина. Внешне спокойный, сосредоточенный, он в любой момент знал о боевой обстановке все, что положено знать командиру его ранга. Приказания отдавал с полной уверенностью в том, что они, как бы ни сложились обстоятельства, будут непременно выполнены, ибо до этого им всесторонне продуманы и обоснованы. В трудные моменты боя Семен Никифорович умел быстро, почти молниеносно принять ответственное решение.

Но, веря в людей, доверяя подчиненным, комкор вместе с тем был суров и строг но отношению к тем, кто — будь то боец или наделенный большой властью командир — допускал медлительность и нерасторопность при выполнении боевых распоряжений.

Безусловно, всеми этими качествами обладали командиры входивших в состав корпуса дивизий, абсолютное большинство командиров полков, батальонов и других подразделений.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});