Исход - Игорь Шенфельд

Швырнув дочери в лицо свой протест, отец вышел вон из дома и в сердцах хлопнул наружной дверью. Ульяна постояла в дверях несколько секунд, гладя по голове испуганного Спартачка, а затем спокойно объяснила ему:

— Сейчас мы пообедаем, а потом дядя Алишер уедет. А мы останемся.

— Я рулить хочу, — робко напомнил ребенок.

— С дедом порулишь на «Виллисе»! — отрезала мать таким тоном, что Спартачок не решился захныкать: что-то не то творилось вокруг, и хныкать было опасно — еще на оплеуху нарвешься, того гляди…

Обед прошел в натянутой обстановке, Алишер хотя и рассказывал что-то про Алма-Ату и про общих знакомых, но проговаривал все это нервно, со смешками и лицевыми ужимками и почти ничего не ел. Спартак тоже кушал плохо: не хотел, а еще из мести матери за то, что она не отпускает его с хорошим дядей на слона смотреть. Когда обед подошел к концу, Ульяна поднялась и сказала: «Ну а теперь прощай, Алишер. И не пиши мне больше: я все равно читать не стану; и денег не вздумай присылать: я их не возьму. Я сама зарабатываю, и у меня муж есть, а у ребенка — хороший отец. Все, прощай. Уходи».

— Это твое последнее слово? — спросил Алишер, поднимаясь из-за стола.

— Да.

— Ну что ж… Ты делаешь ошибку. Может быть даже непоправимую. Но я еще буду ждать один месяц. Это мое условие…

— Убирайся вон отсюда!

— Как тебе будет угодно, Ульяна. До свидания, сынок, до свидания, Спартачок: мы еще обязательно увидимся с тобой — не плачь.

Спартак и не плакал, но теперь, когда ему сказали «не плачь», он понял: теперь можно, и зарыдал в четыре ручья.

Алишер ушел в сторону школы — туда должен был приехать за ним водитель, сообразила Ульяна. Она стала убираться и трясущимися руками готовить лекарство для тетки. Спартак ходил вслед за ней, но больше не плакал: незачем было. Его волновало сейчас только одно: что будет с его новыми игрушками. Наконец он не стерпел:

— А я с паровозом буду играть?

— Да, иди играй.

— И с мишкой, и с пистолетом можно? Это — мой пистолет!

— Ну, твой — значит иди и играй с ним.

Радостно смеясь, Спартачок побежал в горницу: ну и ладно, что он руль не покрутит, и что мама дядьку прогнала. Он ушел, а игрушки забыл. Теперь это Спартака игрушки — и паровоз, и медведь, и пистолет, и кубики, и морская тельняшка: все — его! Так мама сказала! Васику и Пашке дядька ничего не привез! И правильно, что не привез. Они уже большие — им игрушки не положены: им уроки учить надо каждый вечер. А Спартак будет играть, сколько захочет: потому что он еще маленький…

Но это был еще не конец истории. Это было только начало ее. Ульяна выждала в нетерпении с полчаса, поджидая братьев, но потом не выдержала, одела Спартака и пошла к «немецкому домику». «Если Аугуста еще нет, то оставлю Спартака с Амалией или у соседей и пойду его искать в степь», — говорила себе Ульяна. Все ее мысли были теперь о муже. Она повернула на улицу, в конце которой стоял их разноцветный домик Бауэров, и вдруг остановилась. За углом их поджидала зеленая «Победа». Из машины вышел Алишер и оставил дверь открытой.

— Ты почему не уехал? — спросила его Ульяна резко.

— Нехорошо получилось, — ответил Алишер, — захотел вот по-хорошему попрощаться с вами, хотя бы сына поцеловать. Спартачок, иди сюда, иди ко мне: я тебе обещал дать руль покрутить: иди покрутишь, пока я вас до дома подвезу…

Спартак рванулся к Алишеру, но мать держала его за руку крепко.

— Нет! — сказала она, — незачем.

Спартачек стал вырываться: «Пусти меня! Хочу руль покрутить!».

— Ну, нет так нет, — вздохнул Алишер, — тогда дай мне твою мужественную руку, Спартачок: давай попрощаемся…, — он наклонился, протягивая ладонь, и вдруг подхватил ребенка и прижал его к себе. Чтобы не вывернуть мальчику при этом ручку, Ульяна выпустила ее, полагая, что Алишер хочет поцеловать сына. Но произошло непонятное: Алишер сделал два быстрых шага назад, быстро сунул Спартака в салон, сел рядом и приказал шоферу: поехали! Ульяна как будто к дороге приросла. Сначала она подумала, что упрямый Алишер все-таки хочет прокатить Спартака, довезти его до дома, но когда машина резко рванула с места и чуть не сбила Ульяну, сделавшею к ней шаг навстречу, а затем, удаляясь, Алишер еще раз открыл дверь и крикнул ей назад: «Я тебя жду. Ты знаешь где меня искать. Я живу все там же», до Ульяны стало доходить, что произошло нечто ужасное. Она побежала за машиной, крича что-то, но «Победа» повернула направо, в сторону города, и помчалась прочь, все ускоряясь. Сколько-то еще бежала Ульяна вослед, не веря, надеясь, что Алишер сейчас остановит машину и выпустит ребенка; что это он просто так зло пошутил, отомстил ей… Но машина удалялась все быстрей, и вот уже исчезла из вида. Тогда Ульяна побежала обратно, в контору, к отцу, молясь, чтобы он никуда не уехал, чтобы был на месте. Но «Виллиса» у конторы не было. Кто-то сказал ей: «На овчарне», и она побежала туда. Слава Богу: вездеход был там, но уже отъезжал. Ульяна стала кричать и размахивать руками, отец не видел ее, но увидел кто-то другой, дальше на дороге, замахал Рукавишникову тоже, показывая назад. Тот затормозил, увидел, наконец, бегущую к нему Ульяну, выскочил из машины, побежал ей навстречу, уже понимая, что случилось что-то плохое. А она все кричала и кричала ему: «Он украл ребенка, он увез Спартака, он увез его!..». — «Куда? В какую сторону? Черт! Садись в машину! Ах, черт, черт… У меня бак пустой… Сейчас в гараж срочно… быстрей!..».

Они влетели в гараж, и Рукавишников кричал истошно кому-то: «Заливай! Там, в канистре! Еще из бака сливай! Что? Какого хера?

Айдар, ты шофер или кто: где шланг?… сколько бензина в баке? Карбюратор у него снят!.. Выгоню, к черту… Вот же шланг. Соси… соси говорю: сюда, в ведро…

Грякала жесть, пронзительно воняло бензином — он щедро проливался на землю мимо бака, Рукавишников матерился, забыв о том, что дочь сидит в машине, держась за голову. Наконец рванули с места.

— Куда? — крикнул отец.

— На Семипалатинск!

— Держись крепче, он сейчас прыгать начнет… Действительно, держаться приходилось двумя руками за поручень на щитке и за ручку двери, а то могло размозжить о трубы крыши. Мчались с полчаса уже, Рукавишников всматривался в дорогу, местами припорошенную снегом и иногда удовлетворенно рычал: «ага, вот они, след легковой, больше некому». Потом миновали развилку, уходящую на юг, промчались еще несколько километров, еще несколько заметенных участков дороги, и Рукавишников резко остановился и повернул обратно.

— Ты что, почему возвращаешься? — закричала Ульяна.

— Следов нет. Они свернули, не поехали на Семипалатинск. Решили срезать до трассы. Это хорошо: там дорога разбитая, не везде легковая пройдет, дорога еще не промерзла…

Они доехали до развилки и повернули на эту, другую дорогу. Через километр стало ясно: отец оказался прав.

— Догоним? — молила отца Ульяна.

— Догоним, если бензин не кончится… мало бензина-то… но они быстро здесь не поедут: мы быстрей…

— Давай быстрей…

— И так педаль в полу: не верещи… догоним… сказал догоним — значит догоним… Почти час еще гнались они за «Победой», но на очередном подъеме «газик» начал вдруг чихать и дергаться…

— Господи… бензин? — спросила Ульяна в панике. Отец не ответил, серый лицом, и она поняла: да, бензин кончается. Теперь все…

«Виллис» еще взъехал, дергаясь, на холм, и мотор заглох. Это был конец погони. Это был конец… Но!

Но в ста метрах от них с вывернутым набок колесом стояла поперек дороги зеленая «Победа»! У колеса возился шофер, Алишер стоял рядом, Спартака не было видно — очевидно, сидел внутри. Теперь, услышав звук мотора, оба беглеца — шофер и Алишер — обернулись в напряженном ожидании: кто это — помощь или погоня? Но Ульяна, не помня себя, уже бежала к «Победе». Решетников, схватив с заднего сиденья двустволку — он всегда ездил с ружьем по степи — мало ли чего? — спешил вслед за ней. Вот тогда и разыгрались действия, помутившие память Ульяны: Алишер кинулся к машине, распахнул дверь, выдернул из салона Спартака, схватил его на руки и закричал: «Не подходи!». Спартачок кричал в это время «Мама, мама!», а Рукавишников кричал: «Отпусти ребенка, сволочь, убью!», Ульяна кричала: «Папа, не стреляй, ты с ума сошел! Алишер, отпусти его, Спартак, иди ко мне!». Все кричали одновременно, только шофер «Победы» спрятался за машину: ему чужие семейные разборки были ни к чему. Между тем Спартак отчаянно отбивался руками и ногами, а одуревший Алишер продолжал вопить: «Не подходите! Не отпущу!»…

И тут Спартачок выскользнул из своего пальтишки на землю, увернулся от рук Алишера и побежал навстречу Ульяне. Алишер кинулся за ним, и тут грохнул выстрел. Спартак упал. Ульяна дико закричала, споткнулась и упала тоже, сбив колено до крови, но даже не почувствовав боли. Когда она вскочила снова, Спартак тоже уже поднимался, крича и плача — он, оказывается, просто упал, поскользнувшись, а отец стрелял в воздух, чтобы остановить Алишера. Ульяна видела, как отец настиг Алишера и ударил его кулаком в лицо. Сама Ульяна добежала до сына, схватила Спартака в охапку, стала ощупывать его, крови не было, все было цело, и она побежала с ребенком на руках обратно к «Виллису», чтобы спрятаться там. Спартачок все время кричал, и Ульяна, уже в машине, снова стала проверять все ли у него цело, потом сумасшедше целовала и успокаивала сына, отчего он раскричался еще громче…