Воспоминания (1915–1917). Том 3 - Владимир Джунковский

Мы разместились в селе Ижболодзь на большой дороге, соединявшей позиции со станцией железной дороги, так что мимо нас все время шли раненые, которые могли передвигаться сами, а затем тянулись длинные колонны санитарных автомобилей с тяжело ранеными, тянулись и вереницы пленных. Я поставил свою палатку внутри церковной ограды, у церкви и сидя наблюдал за происходившим. Сведений мы не имели весь день 21-го, раненые же, как везде, рассказывали небылицы. Вечером, когда смерклось, нас направили на ночлег в лес юго-западнее Полонечки, палатки расставлять разрешено не было, так что провели ночь прямо на земле, к довершению пошел дождь, так что мы промокли. 22-ое число простояли на том же месте, разрешили поставить палатки, очевидно не думали нас пока двинуть.

Ночью поднялась такая буря, какую я еще не видывал. Гром, молнии не прекращались, ливень, ветер рвал деревья, и в это время по всему фронту с обеих сторон стреляли ураганным огнем, из нашего корпуса двинули 7 сибирскую дивизию. Я проснулся от ливня, грома и ураганной канонады, это был какой-то ад, в котором все смешалось. Мою палатку неистово стало рвать, встал и всё время держал ее полотнища, чтобы она не опрокинулась. Когда я стал поправлять дверное полотнище, то его ветром вырвало из моих рук, и ливень окатил меня с головы до ног и поток воды влился в палатку. Я едва справился и закрыл полотнище. Это продолжалось полчаса. Упавшими деревьями было убито несколько стрелков, палатки их местами прямо взлетали от ветра и повисали на деревьях. Конечно, никто не спал, все были на ногах, пока буря и канонада не стихли. Потом уже под утро улеглись, и я отлично проспал после дождевого душа до 10 утра.

24-го нас перевели опять на новое место немного севернее, также в лесу. Перешли мы вечером, стоянка ужасающая, сырость невообразимая. В ночь на 25-е бодрствовали, т. к. 7-я Сибирская атаковала и нас могли двинуть, если бы была удача, но атака не удалась, поэтому нас не потревожили.

26-е мимо нас провозили огромное количество раненых.

27-го числа я ходил с начальником штаба Шафаловичем[422], очень дельным обстоятельным офицером Генерального штаба, выбрать наблюдательный пункт и осмотреть подступы. При штабе нашей дивизии в то время находился В. П. Рябушинский[423], командированный к нам из штаба 4-й армии. Я предложил ему пройтись с нами, находя, что ему полезно будет, при его толщине, подвигаться по окопам и болоту. Он очень охотно согласился, но потом, я думаю, сильно раскаивался, что пошел с нами, т. к. ему не легко далась эта прогулка по жаре от 10 утра до 5 ч. дня. Я даже страшно устал, а он едва переводил дыхание.

Осмотрели мы и место боя накануне, все оно было еще покрыто предметами снаряжения, еще не все трупы были убраны, и они валялись в самых разнообразных позах. Кое-где мы встречали и ползущих раненых, которых подбирали санитары. Картина была жуткая, но интересная.

На другой день я опять с Шафаловичем отправился на вершину, занятую 5-й дивизией корпуса «черного» Данилова, хотелось ознакомиться со всей окружающей местностью, разглядеть неприятельскую позицию на фланге, а также подступы к ней и стык между нашим и 9-м корпусом.

Мы доехали верхом до последнего полицейского поста, откуда 3 версты можно было идти только пешком. Солнце пекло, пришлось идти открытой долиной. Шли минут 40 до подножия горы и пошли дальше уже ходом сообщения. Эта вершина носила название «Фернандов нос», такие носы были в моде и имелись на всех фронтах. Как ее взяла 5-я дивизия, прямо трудно себе представить, казалось это маленькая неприступная крепость. Взять ее 5-ая дивизия взяла, но продвинуться дальше, чтобы ее закрепить, не могла, и, когда я с Шафаловичем туда взошли, то от немцев мы были в 30 шагах. Немцы уступили натиску наших и отступили, расположившись в 50 шагах. Поэтому положение этих храбрецов 5-й дивизии было отчаянное, они несли ежедневно по несколько десятков потерь ранеными.

Нас приняли в 5-й дивизии радушно, но были поражены нашей смелостью и выразили большое опасение, как бы нам не сдобровать на обратном пути, т. к. немцы бьют наверняка одиночных людей, что днем у них никто не рискует проходить долиной, окружавшей «Фердинандов нос». Осмотрев все подробно, раздобыв ценные сведения о расположении противника, характере местности, результатах действия артиллерии, я нанес все необходимое на карту.

Затем я просил командира полка вызвать поручика Богдановича[424], который был женат на Андреевской[425] – семьи мне очень близкой. Его жена писала мне о нем и просила устроить его в штабе. Я заручился согласием Редько и хотел с ним переговорить по этому поводу. Это был очень храбрый офицер, георгиевский кавалер и при этом очень скромный. Он с самого начала войны все время был в строю и в жестоких боях. Когда я его спросил, почему он хочет идти в штаб, он мне ответил, что боится, что в следующем бою он струсит, что его нервы так натянуты от постоянного пребывания под огнем, что он чувствует теперь прямо страх. Я условился с ним, как все это оформить. Командир полка очень был недоволен желанием Богдановича уйти из полка, но я просил его не препятствовать, и он дал согласие. Богданович очень понравился Редько и был у нас образцовым штабным офицером.

Простившись, мы двинулись в обратный путь, несмотря на уговоры остаться до темноты. Не прошли мы и 100 шагов, как немцы открыли пальбу из орудий. Первый выстрел был далеко впереди нас, второй за нами, мы поняли, что немцы нас увидали, значит, третий будет на нас. Раздался третий, мы услыхали почти рядом знакомое шипение, инстинктивно легли на землю, и в тот самый момент в 10 шагах от нас произошел разрыв, осколки, благодаря тому, что мы легли, перелетели через нас, не зацепив. После этого немцы стали жарить попеременно гранатой и шрапнелью, последние были неприятны, от осколков шрапнели не скроешься. Вернулись благополучно, Редько нас выбранил, найдя, что мы поступили неблагоразумно, подвергая себя излишней опасности.

29 июня нас опять передвинули немного к северу, было приказано 31-му полку произвести атаку на немецкую позицию против госп. дв. Осташина, но потом отменили.

Перед нашим уходом мы подверглись жестокому нападению аэропланов в 4 часа утра. До 8-ми часов они сбрасывали на нас бомбы. Резкий звук от их падения был очень неприятен, сброшено было до 50 бомб, пострадали к счастью только 2 лошади.

30 июня перешли в фольварк Вышков, но т. к. он оказался занятым, устроились в фруктовом саду госп. дв. Долматовщизна очень хорошо. После долгих, скитаний, наконец удалось отдохнуть.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});