Чернильная кровь - Корнелия Функе

Мегги бросилась к Фариду, схватила его за руку. Они стояли рядом и смотрели на кровавую резню, но Сажерук старался ничего не слышать и не видеть… Его дело — огонь. Остальным пусть занимается Принц.

Волшебный Язык отлично орудовал мечом, гораздо лучше, чем получилось бы у него, Сажерука, но видно было, что он очень устал. Реза стояла рядом с Мегги, тоже еще невредимая. Еще. Проклятый дождь затекал ему за воротник, заглушал своим шелестом его голос. Вода напевала пламени древнюю колыбельную, и Сажеруку пришлось напрячь голос, звать все громче и громче, чтобы огонь не засыпал, чтобы он ярился и кусался. Он подошел к самой огненной стене и видел, как надвигаются на нее сражающиеся. Некоторые уже едва не падали в пламя.

Фарид тоже заметил, что наделал дождь. Он проворно метнулся туда, где огонь начал засыпать. Мегги побежала за ним. Мертвец упал в огненное кольцо рядом с юношей, задушив своим телом пламя. На него полетел второй. Сажерук, чертыхаясь, устремился к смертельной пробоине, зовя на помощь Волшебного Языка, и увидел сквозь пламя Басту — обожженное лицо и глаза, пылающие ненавистью и страхом перед огнем. Что окажется сильнее? Баста всматривался в пламя, морщась от дыма, словно искал кого-то. Сажерук догадывался кого. Он невольно отступил на шаг. Еще один мертвец упал в огонь. Двое с обнаженными мечами перепрыгнули по нему внутрь кольца и напали на узников. Сажерук слышал пронзительные крики, видел, как Волшебный Язык заслонил собой Резу и как Баста поставил ногу на труп, точно на мост через огненное кольцо. Скорее к пламени! Сажерук хотел подскочить ближе, чтобы огонь лучше слышал его приказы, как вдруг кто-то схватил его за локоть и потащил за собой. Двупалый.

— Они нас убивают! — кричал он, вытаращив глаза. — Они с самого начала задумали нас убить! А если они нас не достанут, мы сгорим в огне!

— Пусти! — рявкнул на него Сажерук.

Дым ел ему глаза, душил кашлем. Баста. Вот он смотрит на него сквозь дым, словно их связывает невидимая нить. Пламя не могло до него дотянуться, и он поднял нож. В кого он целится? Что означает его улыбка?

Юноша.

Сажерук оттолкнул Двупалого и крикнул: «Фарид!», но его голос потонул в окружающем шуме. Фарид все еще держал Мегги за руку, а в другой у него был зажат нож, который подарил ему Сажерук, в другой жизни, в другой истории.

— Фарид!

Юноша его не слышит. Баста метнул нож.

Сажерук видел, как лезвие вонзилось в худую спину, и успел подхватить Фарида раньше, чем тот упал. Но он был уже мертв. А Баста стоял, поставив ногу на другой труп, и улыбался. И неудивительно. Он ведь попал в цель, которую давно себе наметил: сердце Сажерука, его глупое сердце. Оно разбилось, когда на его руках повисло безжизненное тело Фарида, просто разбилось, как ни оберегал его Сажерук столько лет. Он увидел лицо Мегги, услышал, как она зовет Фарида, и оставил мертвеца у нее на руках. Ноги у него дрожали так сильно, что ему трудно было выпрямиться. Все в нем дрожало, даже рука, державшая нож, который он вытащил из спины Фарида. Он бросился к Басте сквозь огонь и сцепившиеся тела, но Волшебный Язык опередил его, Волшебный Язык, вырвавший Фарида из его истории, Волшебный Язык, чья дочь рыдала сейчас так, словно ей пронзили сердце, как и юноше…

Не обращая внимания на бьющее в лицо пламя, Сажерук кинулся на Басту и вонзил в него меч, как будто только тем всю жизнь и занимался, как будто это и было его ремеслом — убивать. Баста умер мгновенно, удивление не успело угаснуть на его лице. Он упал в огонь, и Сажерук шагнул обратно к Фариду, которого Мегги все еще держала в объятиях.

На что он надеялся? Что юноша оживет оттого, что его убийца мертв? Нет, черные глаза были по-прежнему пусты, пусты, как покинутый дом. В них не было больше и следа радости, которая прежде почти никогда их не покидала. И Сажерук опустился на колени на истоптанную землю, пока Реза утешала свою рыдающую дочь, а вокруг сражались и убивали. Сажерук забыл обо всем на свете: что он здесь делает, что происходит вокруг, как он оказался под этими деревьями, теми самыми, которые он видел во сне.

В самом страшном своем сне.

А теперь сон сбылся.

72

ОБМЕН

Синева моих глаз угасла в ту ночь,И красное золото моего сердца…

Георг Тракль. Ночью

Почти все уцелели. Узников спас огонь, ярость медведя, люди Черного Принца и Мо, так усердно упражнявшийся этим серым утром в искусстве убивать, словно собрался достичь в нем высшего мастерства. Баста остался лежать мертвым под деревьями, как и Мясник и множество других приспешников Басты. Земля была покрыта их телами, как опавшей листвой. Из комедиантов погибли двое. И Фарид.

Фарид.

Сажерук был сам бледен как смерть, когда нес его обратно к шахте. Мегги не отставала от него ни на шаг весь долгий путь в темноте. Она держала руку Фарида, как будто надеялась этим помочь, и чувствовала внутри такую боль, словно ничего хорошего ее уже никогда не ждет.

Лишь ее Сажерук не прогнал, когда положил Фарида на свой плащ в самой отдаленной штольне. Никто не посмел заговорить с ним, когда он нагнулся над мертвым юношей и стер сажу с его лица. Роксана попыталась что-то сказать, но, заглянув ему в лицо, тихо отошла. Только Мегги он позволил сидеть рядом с Фаридом, словно увидев в ее глазах отражение собственной боли. Так они и сидели вдвоем в недрах Змеиной горы, как будто все истории кончились раз и навсегда. И сказать больше было нечего.

Наверное, снаружи была уже ночь, когда Мегги услышала голос Сажерука. Он донесся до нее словно издали, сквозь пелену боли, окутавшую ее туманом, из которого не было выхода.

— Ты тоже хотела бы, чтобы он вернулся, правда?

Ей трудно было оторвать взгляд от лица Фарида.

— Он уже никогда не вернется, — прошептала она, поднимая глаза на Сажерука. Говорить громче у нее не было сил. Силы покинули ее, словно Фарид унес их с собой. Он всё унес с собой.

— Я слышал одну историю… — Сажерук глядел на свои руки, словно история, о которой он говорил, написана на них. — Историю о Белых Женщинах.

— Какую историю?

На самом деле никакие истории Мегги уже не интересовали. Эта последняя навсегда разбила ей сердце. Но в голосе Сажерука было что-то такое…

Он нагнулся над Фаридом и стер пятнышко сажи с холодного лба.

— Роксана знает, — сказал он. — Она тебе расскажет. Ты просто пойди к ней… и скажи, что я должен уйти. Скажи ей, что я решил проверить, насколько правдива та история. — Он странно запинался, как будто с неимоверным трудом находил нужные слова. — И напомни ей мое обещание: где бы я ни был, дорогу к ней я всегда найду. Передашь ей?

О чем он говорит?

— Проверить? — В голосе Мегги звенели слезы. — Что ты хочешь проверить?

— Знаешь, о Белых Женщинах много чего рассказывают. Большинство из этого — пустое суеверие, однако кое-что, несомненно, правда. С историями ведь всегда так. Фенолио, наверное, мог бы многое об этом рассказать, но, честно говоря, мне не хочется его спрашивать. Нет уж, лучше я спрошу у самих Белых Женщин.

Сажерук поднялся. Он стоял и оглядывался вокруг, словно забыл, где находится.

Белые Женщины.

— Они ведь скоро придут? — встревоженно спросила Мегги. — Придут, чтобы забрать Фарида?

Но Сажерук покачал головой и в первый раз улыбнулся — странной печальной улыбкой, какую Мегги видела только у него и никогда не могла до конца понять.

— Нет, зачем? С ним ведь все ясно. Они приходят, когда ты еще привязан к жизни, когда им нужно заманить тебя к себе — взглядом или шепотом. Остальное все суеверия. Белые Женщины приходят, когда ты еще дышишь, но уже близок к смерти. Когда сердце у тебя бьется все слабее, когда они чуют твой страх или кровь, как было с твоим отцом. А кто умирает мгновенно, как Фарид, сам отправляется к ним.

Мегги погладила пальцы Фарида. Они были холоднее камня, на котором она сидела.

— Но тогда… я не понимаю… — прошептала она. — Раз они не придут, как же ты у них спросишь?

— Я их позову. Но тебе лучше при этом не присутствовать, поэтому пойди к Роксане и передай ей то, что я тебе сказал, ладно?

Она хотела еще что-то спросить, но Сажерук приложил палец к губам.

— Прошу тебя, Мегги! — Он не часто называл ее по имени. — Передай Роксане мои слова и что мне жаль, что так вышло. Ну, иди же!

Мегги чувствовала, что ему страшно, но не спросила отчего, потому что ее переполняли другие вопросы: как случилось, что Фарид мертв, и каково будет всю жизнь носить его мертвым в сердце?

Она в последний раз провела рукой по застывшему лицу и встала. У выхода из штольни Мегги оглянулась. Сажерук не отрываясь смотрел на Фарида. И впервые за то время, что Мегги знала огненного жонглера, на его лице отражалось все, чего он никогда не показывал: нежность, любовь и боль.