Жизнь Бальзака - Грэм Робб

На самом деле «Старую деву» ждал неподтвержденный успех – но только для Жирардена. Несмотря на «шум и крики», тиражи его газеты стремительно росли и дали ему возможность выглядеть порядочным и высоконравственным малым, когда он объявил, что не станет печатать следующее произведение Бальзака – историю о проститутке по кличке Торпиль (имелась в виду рыба, электрический скат, а не торпеда).

Вторая предпринятая Бальзаком крайняя мера доказывает его веру в волшебную силу договора. Она потребовала куда меньше труда. Он ликвидирует остальные литературные активы. В «Ревю де Де Монд» появилась рецензия Сент-Бева на «Поиски Абсолюта» (La Recherche de l’Absolu). В статье, полной двусмысленных комплиментов и едких похвал, Сент-Бев открыл широкой и напыщенной аудитории «Ревю», что Бальзак вначале бочком проник на литературную сцену в маскарадном костюме лорда Р’Ооне773. Бальзак обратил разоблачение к своей выгоде и, несмотря на попытки своего старого знакомого, Лепуатвена, расстроить сделку, выкупил права на свои ранние, «добальзаковские», романы и продал их издателю Ипполиту Суверену. Его «секретари» подчистили самые неряшливые куски, написали еще два романа, избавились от лишних рек крови и отрубленных конечностей, изменили заглавия. В рекламе появилась глупая фраза, которая прилипла к Бальзаку до конца его жизни. Романы назывались юношескими произведениями «самого плодовитого из наших современных писателей».

Если в прошлом были деньги, деньги ждали и в будущем. В ноябре наступила одна из минут обманчивого триумфа, которые Бальзак так хорошо описывает. Он на целую неделю уехал в Саше, «чтобы отдохнуть, как дитя, на материнской груди», а заодно избежать ареста. Тогда Бальзак объявил, что все его долги выплачены. Под «всеми» он понимал «долги, которые ему докучали». «Сегодня, в два часа, – сообщил он отставному торговцу скобяными изделиями, который ранее навещал его в мансарде на улице Ледигьер, – я подписал контракт, который положил конец всем моим тревогам и мучениям, убившим бы меня, если бы они продолжались еще немного. Мне осталось рассчитаться только с вами, моей матерью и мадам Деланнуа (еще одна знакомая семьи. – Авт.)»774. Контракт, о котором шла речь, касался всех его будущих произведений. Бальзаку оставалась самая малость: написать их.

Булавочная головка, на которой Бальзак воздвигал очередную перевернутую пирамиду, состояла из аванса в 50 тысяч франков. Он по-прежнему был глубоко в долгах, по-прежнему не мог посещать Оперу из страха, что его там увидят, и по-прежнему был охвачен оптимизмом, который он так живо разъяснял в предисловии к «Отцу Горио»: «Уже долгое время единственным намерением автора при книгоиздании было повиноваться второй судьбе (так часто противопоставляемой нашей небесной участи), которую куют для нас общественные события и чьи исполнители известны под именем кредиторов – ценная порода, ибо их название означает, что они в нас верят»775.

Основателю «Парижской хроники», Уильяму Даккету, чьи долги принял на себя Бальзак, как ни печально, кредиторы не верили. Даккет продал свои векселя людям, умевшим выколачивать долги. Теперь у Немезиды Бальзака появилось несколько лиц. Он велел перевезти мебель с улицы Кассини на улицу Батай. Как только судебные приставы обнаружили его новое убежище, он снял комнату на улице Прованс, в доме номер 22, всех оповестил о своем новом месте жительства, но так туда и не переехал. Огюст де Беллуа предложил ему крышу над головой; возможно, какое-то время Бальзак ночевал у него. 8 февраля 1837 г. на улице Кассини захватили его любимый экипаж тильбюри – с фонарями, вышитыми подушками, гербами на дверцах и т. д.

Для Бальзака «утрата иллюзий» была равнозначна открытию, что оптимизм не всегда помогает. Отсюда и его желание перед вторым великим поражением бежать туда, где иллюзии еще процветали. На помощь пришло полученное им юридическое образование: еще оставались затруднения с наследством графа Висконти. Сара и Эмилио снова попросили его о помощи. Вместе с Бальзаком они приглашали поехать в Италию Теофиля Готье, но тот был занят – трудился обозревателем на Парижском салоне. Поэтому 14 февраля Бальзак поехал в Италию один. 18 февраля небо над Миланом осветилось ослепительным северным сиянием, а 19 февраля Бальзак въехал в город и снял номер рядом с театром Ла Скала в лучшем отеле города, «Альберго делла Белла Венеция»776.

Графиня Сансеверино снабдила его рекомендательным письмом к своему брату, князю Порциа, и его любовнице, графине Болоньини-Вимекрати. Человеку, чей экипаж только что захватили в Париже судебные приставы, предоставили личную карету князя и его ложу в Ла Скала. Скульптор Алессандро Путтинати изваял его мраморную статуэтку, которую Бальзак назвал «творчеством привязанности»; в благодарность он оплатил и работу, и материал777. Только его собратья-писатели оказались негостеприимными: они обиделись на Бальзака за то, что тот предпочел их обществу общество аристократов. Как вспоминал Чезаре Канту, Бальзаку удалось восстановить против себя всех во время визита к знаменитому писателю-романтику Мандзони. Надев мягкую шляпу и «ленточку вместо галстука», Бальзак непрестанно болтал о себе, жалуясь, что его попытка написать «религиозное произведение» («Сельский врач») оказалась не такой прибыльной, как он надеялся, и он ничего не сказал о романе Мандзони «Обрученные» (I Promessi Sposi), который он даже не читал778. Оставшееся время отпуска он был завален приглашениями и газетными статьями, прочесть которые у него, скорее всего, не было времени. После того как у него на улице украли часы, несколько газет напечатали сочувственные статьи. Чезаре Канту заметил: часы быстро нашлись. Происшествие свидетельствует о том, что полиция все-таки может работать эффективно. В другой газете сообщалось о появлении новой моды в одежде – «а-ля Бальзак». Автор статьи предполагал, что новая мода связана с необычным сочетанием белого галстука и черных перчаток. Скорее всего, новая мода стала результатом того, что Бальзак слишком быстро укладывался в дорогу.

Центром Милана считался салон двадцатитрехлетней графини Маффеи, которой предстояло сыграть важную роль в движении Рисорджименто. Несмотря на грозящую ему финансовую катастрофу, Бальзак наслаждался внезапным омоложением. Он описывал графиню в письме к ней самой: она напоминала ему статуэтки, которыми он так восхищался, «стройная, гибкая, добрая и красивая, тонкая, хрупкая, изящно сработанная, с изысканными формами, полная милосердия, красоты и чудесных изгибов». Граф Маффеи так забеспокоился, что послал жене срочные распоряжения: «Все взгляды прикованы к этому знаменитому иностранцу, и все знают, что он проводит в нашем доме почти все утра и вечера, пренебрегая другими приглашениями от знатных людей, осыпавших его, в отличие от нас, знаками внимания… Так как ты читала его романы, ты сама можешь судить, насколько он хорошо знает женщин и умеет их обольщать… Не рассчитывай, что его внешнее уродство или твоя неопытность спасут тебя или защитят от общественного мнения. Даже его уродство забывается благодаря его остроумию и обаянию. Он умеет по собственной воле раскрывать сердца и души. Помни, малютка Клара, что ты любимица всего Милана»779.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});