Чернильная смерть - Корнелия Функе

Режем, фальцуем, сшиваем — ему казалось, что на бумаге проступает лицо Мегги. Он чувствовал присутствие, как тогда во Дворце Ночи, в комнате, где жила когда-то мать Виоланты. Виоланта… Ее бросили в яму. Мо знал, чего она больше всего боится в подземелье: как бы темнота не отняла у нее остатка зрения. Дочь Змееглава по-прежнему трогала его сердце, он очень хотел бы ей помочь, но Перепел должен уснуть.

Ему зажгли четыре факела. Все равно темновато, но лучше, чем ничего. Оковы тоже не облегчали работу. Их звяканье все время напоминало о том, что он не в своей мастерской в саду у Элинор.

Дверь отворилась.

— Ну вот, — разнесся по высокому залу голос Орфея, — в этой роли ты смотришься куда лучше. Как только этот болван Фенолио додумался сделать из переплетчика разбойника?

Он подошел с торжествующей улыбкой и встал на таком расстоянии, чтобы Мо не смог дотянуться до него ножом. Да, Орфей всегда учитывал такие вещи. От него, по обыкновению, пахло сладостями.

— Ты мог бы догадаться, что Сажерук предаст тебя в один прекрасный день. Он всех предает. Поверь, уж я-то знаю, о чем говорю. Его коронная роль — предательство. Но у тебя, конечно, не было выбора.

Мо потянулся за кожей, приготовленной для переплета. Она была красноватого оттенка, как и в первый раз.

— Ты, похоже, со мной не разговариваешь! Что ж, это можно понять. — Орфей был, кажется, совершенно счастлив.

— Не мешай ему работать, Четвероглазый! Или пойти сказать Змееглаву, пусть наберется терпения со своими болячками, потому что тебе захотелось поболтать с переплетчиком? — Голос Свистуна звучал еще гнусавее, чем обычно: Орфей не внушал людям расположения.

— Не забудь. Свистун, что твой хозяин своим скорым исцелением обязан мне! — сквозь зубы процедил Орфей. — Ты, насколько я помню, не мог убедить нашего друга-переплетчика сделать то, что нужно.

Ага, они соперничают за первое место у трона Змееглава. Сейчас у Орфея карты лучше, но ведь это можно изменить.

— Что ты такое говоришь, Орфей? — сказал Мо, не подымая глаз от работы. Приятно чувствовать месть на языке. — Змееглав обязан этим только Свистуну. Меня поймали его люди. Я допустил неосторожность и сам попался им в руки. Ты к этому не имеешь никакого отношения.

— Что?! — Орфей нервно потрогал оправу очков.

— Да, и я расскажу об этом Змееглаву, когда он вернется сюда после отдыха. — Мо резал кожу и представлял себе, что разрезает сеть, которой опутал его Орфей.

Свистун прищурился, словно пытаясь рассмотреть, что за игру ведет Перепел. «Перепела здесь нет, Свистун, — думал Мо. — Но тебе этого, конечно, не понять».

— Берегись, переплетчик! — Орфей неуклюже шагнул к нему. Его голос срывался и дрожал. — Если ты попробуешь меня оболгать своим волшебным языком, я тут же велю его тебе вырезать!

— Вот как? И кто же выполнит твой приказ?

Мо посмотрел на Свистуна.

— Я хочу, чтобы мою дочь не привозили в Озерный замок, — тихо сказал он. — И чтобы ее не искали после смерти Перепела.

Свистун встретил его взгляд — и улыбнулся:

— Обещаю. Нет у Перепела никакой дочери. А язык он сохранит, пока говорит им то, что нужно.

Орфей закусил побелевшие губы и шагнул еще ближе к Мо.

— Я напишу новые слова! — зашипел он ему в ухо. — Слова, от которых ты будешь корчиться, как червь на крючке!

— Пиши что хочешь! — ответил Мо, продолжая нарезать кожу.

Переплетчик не почувствует этих слов.

Столько слез

(…) Сколько себя помню, Я думала в детстве, что боль — Это значит, что меня не любят.

Боль значила, что я любила.

Луиза Глик. Память детства

Она плакала! Якопо никогда еще не видел мать плачущей. Даже когда его отца принесли из Непроходимой Чащи мертвым. Сам Якопо тоже тогда не плакал, но это другое дело.

Позвать ее? Он опустился на колени на краю ямы и посмотрел вниз, в темноту. Ничего не видно, только слышно. Страшные звуки. Якопо пробирала дрожь. Его мать не плакала. Его мать всегда была сильной и гордой. Она не брала его на руки, как Брианна. Брианна иногда обнимала его, даже когда он ее обижал.

«Потому что ты похож на отца! — говорили служанки на кухне. — Брианна была влюблена в твоего отца».

Она до сих пор в него влюблена. Она носит монету с его портретом в кошельке у пояса и иногда вынимает ее и тайком целует. А еще она пишет его имя на стенах, на воздухе и на песке. Глупая Брианна!

Рыдания в яме усилились, и Якопо зажал уши. Казалось, мать там разбивается на мелкие куски, крошечные осколки, которые уже никогда не сложить обратно. Но он не хотел ее терять!

«Твой дед возьмет тебя с собой, — говорили слуги. — К себе во Дворец Ночи. Ты там будешь играть с его сыном».

Якопо не хотел во Дворец Ночи. Он хотел назад в Омбру. Там его замок. И потом, он боялся деда. Змееглав вонял, задыхался, а кожа у него была такая дряблая что, казалось, в ней можно пальцем проделать дырку.

Внизу все уже промокло от слез, наверное. Судя по звуку, она скоро в них утонет. Неудивительно, что она так убивается. Там, в темноте, нельзя читать, а его мать не могла жить без книг. Она их любила больше всего на свете. Гораздо больше, чем своего сына, но дело не в этом. Все равно Четвероглазый не должен на ней жениться. Якопо ненавидел Четвероглазого. Его голос лип к коже, как расплавленный сахар.

Ему нравился Перепел. И Огненный Танцор. Но обоих скоро убьют. Огненного Танцора Орфей скормит ночному кошмару, а с Перепела сдерут кожу, как только он закончит новую книгу. Дед однажды позвал его посмотреть, как сдирают кожу с живого человека. Якопо спрятался от этих воплей в самом дальнем углу своего сердца, но даже там он все еще слышал их.

Все стихло. Мать больше не плакала. А вдруг она умерла от горя?

Часовые не обращали на него внимания. Он ниже нагнулся над ямой.

— Мама!

Ему нелегко далось это слово. Вообще-то он никогда не называл ее так. Он звал ее Уродина. Но теперь она плакала.

— Якопо?

Жива.

— Перепела уже убили?

— Нет еще. Он переплетает книгу.

— Где Брианна?

— В клетке.

Он ревновал к Брианне. Мать любила ее больше, чем его. Брианне разрешалось спать с ней в одной комнате, да и разговаривала с ней Виоланта куда чаще. Зато Брианна утешала его, когда он ушибался или когда солдаты Зяблика дразнили его погибшим отцом. А еще она была очень красивая.

— Не знаешь, что они собираются со мной делать? Голос матери звучал непривычно. Ей было страшно! Никогда еще он не слышал страха в ее голосе.

Если бы он мог вытащить ее оттуда, как Огненный Танцор вытащил Перепела.

— Орфей… — начал он, но тут часовой схватил его за шкирку и оттащил от ямы.

— Кончай болтать! — сказал он. — Пошел отсюда.

Якопо пытался вырваться, но ничего не получалось.

— Выпустите ее! — закричал он, колотя кулачками по блестящим латам. — Выпустите! Сию минуту!

Солдат рассмеялся.

— Ты только послушай! — сказал он напарнику. — Смотри, как бы тебя самого к ней не посадили, карапуз! У твоего деда теперь есть сын, так что внук ему не особенно нужен, а уж тем более, отродье Козимо и дочки, которая спуталась с Перепелом.

Он оттолкнул Якопо, и тот упал. Ах, уметь бы зажигать пламя на кончиках пальцев, как Огненный Танцор, или орудовать мечом, как Перепел, перебивший столько латников!

— Якопо! — услышал он из ямы голос матери.

Он рванулся обратно к краю, но солдаты загородили ему дорогу.

— Брысь отсюда, говорю! — крикнул один из них. — А то скажу Четвероглазому, чтобы скормил тебя ночному кошмару. Ты хоть не такой жесткий, как миниатюрист, которым его собираются потчевать в следующий раз.

Якопо изо всех сил пнул его в колено, вырвался и убежал.

Он брел по темным переходам. В каждом углу ему мерещились сотни чудовищ. Как же хорошо было, когда по стенам пылал огонь! Куда? Куда ему идти? В комнату, где они с матерью были раньше? Нет, там жуки заползавшие в нос и уши. Их послал Орфей. Он сам сказал об этом Якопо и смеялся при этом. Якопо три раза менял одежду, чтобы от них избавиться, но все равно чувствовал их по всему телу.

А может, пойти к клетке, где сидела Брианна? Но ее сторожил ночной кошмар. Якопо сел на каменный пол и закрыл лицо руками.

Чтоб им всем провалиться — Орфею, Свистуну и деду вместе с ними! Он хотел стать таким, как Перепел и Черный Принц, и убить их всех. Всех. Чтоб не смеялись больше. А сам он займет трон Омбры и пойдет войной на Дворец Ночи, как отец. Но уж он-то одержит победу и отправит все серебро в Омбру, а комедианты будут сочинять о нем песни. Он будет каждый день приглашать их в замок, чтобы они устраивали представления для него одного, и Огненный Танцор напишет его имя пылающими буквами на небе, и мать поклонится ему, а он выберет себе невесту, красивую, как Брианна.