Лакомые кусочки - Марго Ланаган

Эдда возвращалась. С виду — сама решительность, а в голове — полная сумятица. Она обошла почти все улицы и переулки Сент-Олафредс и вышла бы из городских ворот — о, с какой радостью она растворилась бы в воздухе, превратилась в ничто, как, должно быть, много лет назад сделала Ма. Только вот Эдда — реальная, земная Эдда из реального мира — понимала, что уже слишком поздно. Ворота скоро закроются, и если сейчас она покинет Сент-Олафредс, то, вернувшись назад в холодной ночи, ей придется объяснять стражникам, куда и зачем она ходила, а потом досужие кумушки начнут судить и рядить, с чего это она разгуливала одна по темному лесу и кого надеялась встретить на прогулке.

Усталая телом и измученная душой, она вернулась домой, как раз когда стемнело.

— Эдда, где ты была? — с порога спросила ее Бранза. — Мы тут с ума сходим от волнения!

— Просто гуляла. Ни с кем не разговаривала, не делала ничего дурного. — Ей пришлось стерпеть встревоженный взгляд Бранзы и сестринские объятия. — Ужин еще остался? — спросила она, чтобы покончить с расспросами.

— Остался. Снимай плащ и иди на кухню.

Лига и госпожа Энни сидели в тепле у очага. Три женщины обменялись взглядами, и каждая решила про себя, что две другие очень утомлены и печальны.

— Странная ты какая-то, — заявила госпожа Энни. — Если бы годы не скрючили мою спину, уж я бы рассмотрела тебя — ишь, глаза как блестят!

— Я всего лишь гуляла, хотела немного развеяться, — пожала плечами Эдда и направилась к умывальнику ополоснуть руки и лицо, слыша, как за ее спиной старуха пробурчала Лиге:

— Тебе не кажется, что у этой девчонки слишком загадочный вид? От нее будто чем-то веет.

— Веет? — Лига подняла брови. — Я, наверное, слишком устала, чтобы различать веяния.

В кухню ворвалась Бранза, радостная и взбудораженная. Ужин был вкусным, а вот беседа не клеилась. Бранза несколько раз заводила оживленный разговор, но сил поддерживать его ни у кого не находилось. Глядя на это, Эдда разрывалась между сочувствием к сестре и завистью к ней же, к ее незнанию правды, которая повисла над столом свинцовой тучей и грозила пролиться дождем слез. Эдда была почти уверена, что старая знахарка тоже ощущает тяжесть этой черной тучи, и за ужином вспоминала многочисленные случаи, когда в присутствии Энни и Ма мимо проходили какие-то люди или упоминались определенные имена, после чего возникала короткая пауза, незаметно менялась тема разговора либо следовал иной отвлекающий маневр. Прежде Эдда не придавала этому значения, но теперь… О, как невыносимо быть в клетке этого «теперь» и смотреть на все другими глазами! Сможет ли она когда-нибудь простить себя за то, что силой вытянула мать и сестру в жестокий реальный мир, заставила Ма вспомнить все подробности, о которых та рассказала сегодня, — каждое брошенное в лицо слово, каждый кровоподтек, каждый разорванный шов на платье, каждый плевок, каждый удар замирающего от страха сердца, боль и унижение? Сможет ли Эдда хоть как-то исправить содеянное?

Когда пятнадцатилетняя девушка на пороге расцвета женственности чего-то желает, она просто этого желает, и все. Как правило, у большинства девушек одного «хотения», пусть даже горячего и страстного, для достижения желаемого оказывается недостаточно.

Эдда, однако, к большинству не относилась. В ней крылись — туго сжатые, скрученные, словно закрытый бутон, загадочные, будто семя или икринка, невидимые, точно зародыш в материнской утробе — способности, которых большинство девушек напрочь лишено. Унаследовала ли их Эдда от какой-нибудь прапрапрабабки со стороны Лиги или, что менее вероятно, по линии отца, передались они через близкую или дальнюю кровь — никто никогда не узнает. Главное, что способности у нее наличествовали и до сегодняшнего дня просто дремали — как что-то смутное, безотчетное, какие-то сформировавшиеся задатки, неприменимые до поры.

Чтобы пробудить необычные способности, требуется сильная эмоциональная встряска, а для того, чтобы управлять ими, нужны разнообразные и хорошо отточенные навыки. Вряд ли есть на свете чувства сильнее тех, что Эдда испытала в тот день, и именно эти чувства, выплеснувшиеся, когда она рыдала, уткнув лицо в колени Лиги, пробудили дремлющие задатки. Волоконца, что удерживали бутон, лопнули, цветок еще не распустился, но уже явил миру кончики лепестков, от которых исходил особенный запах, то самое «веяние», что учуяла Энни Байвелл. Еще не раскрывшись, цветок уже жил: необычайно чувствительные кончики лепестков тотчас принялись впитывать и оценивать степень страданий Эдды, меру ее ярости, отчаяния, а также интеллекта.

В реальном мире сила есть во всем, и дом госпожи Энни не был исключением. Во-первых, ведунья и сама обладала недюжинным даром, хотя использовался он скверно, неумело и однобоко. Энергия Лиги воплощалась в горечи и жгучей боли, столь глубоко засевшей внутри, что Лиге казалось, будто она ничего уже не ощущает. Сила, при помощи которой Лига заталкивала черные эмоции вглубь, дабы защитить себя от душевного расстройства, существовала отдельно. Это была добрая сила.

Есть на свете чудесная субстанция, которая молочным сиянием пронизывает всякого человека — Бранзу, мистера Дита, да любого. Охваченная горьким отчаянием и яростью, Эдда в тот день притянула к себе волны этой субстанции, исходящие не только от обитателей особняка госпожи Энни, но и от людей далеко за его пределами. Пылающую сердцевину из горя и гнева окутало облако энергии — подобно тому, как пламя костра бывает окружено подрагивающим куполом горячего воздуха или распускающийся бутон — первыми едва заметными струйками аромата, который вскоре превратится в сладкое благоухание.

Много людей встретилось Эдде на улицах, и каждый нес в себе тайную силу — и дети, не подозревавшие, что в них таится частичка волшебства; и юные девицы, в чьих шутливых гаданиях порой заключалось зерно истины; жены и матери, чьи супы превращались в лекарство, если в семье кто-то хворал; мужчины, которым благоволила фортуна, и женщины, способные исцелять словом или прикосновением. В каждом из нас бьется жилка силы, такая тоненькая и призрачная, что чаще всего мы ее и не замечаем; каждого порой опаляет мгновенный огонек удачи — коротко стрекнув по коже, это пламя исчезает, прежде чем мы успеваем сообразить, откуда оно взялось и что с ним делать. На своем пути Эдда бессознательно вытянула эти невидимые ниточки из всех прохожих, домов, животных, птиц и растений. Она шла через город, словно лодка, скользящая по озерной глади. Магическая сила сгущалась, плескалась волнами за ее спиной, будто расплавленное стекло, и при этом концентрировалась в ней, а не рассеивалась. Эдда шла — и за ее спиной город тускнел, теряя энергию; людей словно бы замыкало — они рассеянно припоминали, чем только что были заняты, потом словно бы встряхивались, промаргивались и с новым усердием брались за дела.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});