Похищение чародея - Кир Булычев

— Идут, — прошептал По-из, но замолчал, потому что не смог объяснить, кто же идет.

Потом прозвучал негромкий голос.

Несколько человек неспешно спускались по ущелью.

Я приблизилась к самому краю площадки и увидела людей, о приближении которых мы слышали.

Это были молодые, а то и совсем юные люди, они были странно одеты, а некоторые и не одеты вовсе. У одних головы были выбриты, у других оставлены косички, кто-то был облачен в розовую марлевую накидку, а на ком-то были лишь рваные плавки. У каждого через плечо висела холщовая сумка, и все были босые… Впереди шествовал буддийский монах, тоже бритый, в оранжевой тоге.

Сделав знак пришельцам оставаться на своих местах и позвав с собой Любу, я осторожно начала спускаться к воде, потому что путники как раз сделали там привал.

Мы остановились за кустами, чтобы не пугать людей своим видом, и Люба сказала:

— Они ни о чем не думают, они замерзли за ночь. Они здесь чужие.

— Спроси вон у того, старого человека в оранжевой одежде, кто они и куда идут?

Услышав голос в своей голове, буддийский монах вовсе не испугался и не удивился, а ответил по-лигонски:

— Это неизвестные паломники. Они идут к реке Ганг. Они пришли в наш горный монастырь Манудаунток, или Сокровище трех Боддисатв, и мы их лечили и кормили. А теперь я провожаю их до монастыря в деревне Линили. Мы туда придем послезавтра.

Паломники замолчали. Они поняли, что их проводник с кем-то разговаривает, и потому насторожились.

Было тихо, только пели утренние птицы. Паломники негромко разговаривали между собой.

— С кем это он треплется? — спросила голая до пояса, бритая девушка с плоской грудью, которой лучше было бы носить лифчик, подбитый ватой, чем ходить голышом.

— Наверно, здесь немало бесплотных астральных тел, — ответил юноша с длинным носом и тонкой косичкой на затылке. — Блаватская предупреждала в своих работах, что в предгорьях Индии надо быть вдвойне внимательным.

— Я потерял равновесие духа, — сказал капризно исхудавший паренек в розовой майке — единственном предмете туалета, который ему достался.

Меня смущало то, что я так легко понимаю этих молодых паломников. Имя Блаватской тоже мне было откуда-то знакомо. О, Матерь Божья! Они же говорят по-русски!

Я так удивилась и обрадовалась, что выбежала из-за куста и оказалась среди молодых людей.

Сначала они шарахнулись было во все стороны, скорее от неожиданности, чем от страха. Но далеко не отошли. Их нелегко было удивить.

— Привет! — сказала я им. — Вы откуда здесь взялись?

Юноша с длинным носом, который предупреждал об астральных телах, посмотрел на меня с подозрением.

— А вы что, здесь и живете?

— Пока живу.

— По принципиальным соображениям? — спросила девица с большим животом, месяце на восьмом. У нее было обиженное лицо, словно ее пригласили на прогулку, а теперь заставляют таскать немыслимые тяжести.

— Нет, я здесь ненадолго.

Люба, почувствовав, что от молодых людей не исходит опасности, тоже вышла из-за кустов и присоединилась к нам, ни у кого не вызвав удивления. Лишь монах все поглядывал наверх, на кусты, словно ждал, что оттуда появятся новые лесные феи. Затем он вспомнил, что он монах, а не любитель эротических зрелищ, потому склонил голову и начал усердно перебирать четки. Четки были рубиновые, цены им нет. Как хорошо, что Матур далеко отсюда!

— Куда путь держите? — спросила я. Наверно, получилось неестественно, но я никак не могла найти нужного тона в беседе с этими странными созданиями. Когда я жила в Москве, там таких еще не водилось.

— В Бенарес, — ответил мне длинноносый — видно, ихний вождь. — В святой город.

— И зачем же?

— Там нас ждет гуру Нилаканта Шастри.

— Долго будет ждать, — сказала я.

— Почему? Почему? — спросил длинноносый.

— Потому что дорога на Бенарес чуть правее, — сообщила я. — А таким путем вы скоро доберетесь до Сиамского залива.

И тут я поняла, что они плохо изучали в школе географию и разницы между Сиамским заливом и Панамским каналом не ощущают.

— Не слушай ее, Денис, — сказала беременная паломница. — Это типичная провокация. Ты лучше спроси ее, в какой школе ЦРУ она русский язык выучила?

Туг все паломники посмотрели на меня, как на врага, и я поспешила ответить.

— Никакого ЦРУ! Я здесь нахожусь в экспедиции.

— Вот видишь, Василиса! — сказал человек с челкой.

— А какая же, позвольте, экспедиция? — не сдавалась беременная девица. (Впрочем, если беременная, то по-русски уже не девица, да?)

— Ищем трон царя Соломона, — призналась я.

— Евреи, — пояснил остальным мрачный тип с челкой.

— Нет, ты скажи, в самом деле промахнулись? — спросил исхудавший паренек.

— А давно идете? — спросила я.

— Мы верим в великого Кришну и вечное благо. В спасение через добро! — крикнула беременная девица. Видно, ей все это уже порядком надоело.

— И давно идете? — спросила я.

— Мы сами из Люберец. Мы примкнули к туристской группе в Монголию, — сказал длинноносый.

— На поездку в Индию характеристик не дали, — сказала беременная, а мрачный тип с челкой пояснил:

— Монголия является страной социалистического лагеря.

Исхудавший паренек показал мне крепкую палку, всю изрезанную зарубками.

— Шестьсот семьдесят дней, — сказал он. — Особенно трудно приходилось в Китае. Но мы в коммуне работали.

— Всех бы повесила! — закричала беременная.

— Василиса, Василиса, — стали уговаривать ее товарищи. — Где твое смирение?

— Нет, — сказала я. — В таком состоянии вам идти дальше нельзя. Вам не выдержать пути до Бенареса.

— А что делать? — пискнула бритая девица с плоской грудью. — Мы уже на грани истощения!

— Мне вредно питаться одними овощами, да еще немытыми! — поддержала ее беременная.

— Тогда послушайтесь моего совета. Следуйте за этим добрым буддийским монахом, который ведет вас к монастырю. Остановитесь в монастыре, поживите там, может, месяц, может, два. А там уж решайте. Возможно, кто-то захочет вернуться домой, а кто-то перейдет в буддизм.

— Только не это! — закричал длинноносый.

— А если не оставят? — пропищал исхудалый паренек.

— Оставят. — Я обратилась к монаху, который не поднимал на меня глаз, и с помощью Любы спросила, насколько добры и гостеприимны монахи монастыря в Линили. Монах ответил, что монастырь славится своей заботой о странниках, в нем можно будет жить в качестве помощников, собирать плоды в саду, чинить и мастерить — кто что может.

Это я перевела бывшим советским туристам, а ныне кришнаитам, ищущим Бенарес и, возможно, покойного гуру Наликанта Шастри.

Как вы, может быть, догадались, пока я разговаривала с советскими паломниками, у меня созрела идея.

— С вами пойдут еще шесть местных кришнаитов, — сказала я. — Вы включите их в свою гриппу.

— Еще чего не хватало! — возмутилась беременная, но длинноносый сообразил, что заинтересован в моей поддержке, и сказал:

— Если они наше жрать не будут, пускай идут. И пускай учтут, что язык общения — русский! Везде.

— Хорошо, — пообещала сообразительная Люба.

Она же и поскакала как серна к пещере, чтобы привести своих спутников.

К сожалению, я не могла дать им денег на дорогу, но предусмотрительная Не-лю взяла высыпавшиеся из мешочка рубины, так как правильно рассудила, что раз земные жители ценят эти блестящие камешки, значит, стоит ими запастись. Я же убедила По-иза и Любу проявлять в будущих сделках с рубинами крайнюю осторожность.

По моей подсказке пришельцы разделили между собой части одежды покойного Сато и раздетого Матура. Зрелище было странное, но именно эта нелепость в одеяниях примирила советских кришнаитов с пришельцами с планеты Дом. Склонному к пижонству Ут-бе-бе достался пиджак Матура, Не-лю взяла себе полушорты Сато, капитан натянул марлевые дхоти Матура, По-изу досталось его нижнее белье…

И когда я, стоя на склоне, смотрела на увеличившуюся группу, она показалась мне вполне гомогенным образованием, словно паломники топали вместе через весь Китай. Только потом я вспомнила о себе, но не было сил и отваги лезть в подземный ход и искать одежду на берегу озера, так что я ограничилась набедренной повязкой из рваного мешка.

Я прошла с паломниками три мили, что отделяли пещеру от военного лагеря.

По дороге мы говорили мало и тихо. Я предупредила советских друзей, что там сидят в засаде солдаты, которые вылавливают всех кришнаитов и отправляют на родину. Поэтому кришнаиты шли буквально на цыпочках.

А когда тропинка, миновав лагерь, свернула от реки, я попрощалась с пришельцами. Прощание получилось сдержанным, потому что я не знала, как у них на Доме прощаются сердечно. Я обещала приехать в монастырь и помочь им советом, но надеялась, что вместе с советскими друзьями они доберутся даже до Бенареса.