Власть без славы - Виктория Холт

Я внимательно его выслушала и потом пересказала их беседу Филипу, которому не терпелось узнать все до мельчайших подробностей.

Затем одна из придворных дам Елизаветы рассказала мне, что после беседы с Гардинером, за которой последовал вызов в суд, Елизавета решила, что ее враги выдвинули против нее новое обвинение, а значит, дни ее сочтены. Она сердечно попрощалась со всеми дамами, сказав, что вряд ли им еще раз придется увидеться в этом мире.

На меня все это подействовало удручающе.

– Я должна ее увидеть, – сказала я Филипу, – мне самой следовало задать ей несколько вопросов… не Гардинеру.

Он, к счастью, согласился.

– Вызови ее сюда, – сказал он, – а я спрячусь за ширмой и буду наблюдать за вашим разговором.

Когда Елизавету привезли, я села так, что она стояла спиной к ширме, за которой сидел Филип. Слыша каждое слово, он мог даже видеть ее, незаметно выглядывая из-за своего укрытия.

Было десять часов вечера. Она выглядела смертельно испуганной и, судя по тому, что рассказала ее дама, приготовилась к самому худшему.

Мне стало ее безумно жаль. Я вспомнила то прелестное дитя, которое доставляло столько радости и горя леди Брайан, и мне на минуту захотелось вернуться в те нелегкие годы, когда мы были вместе и так любили друг друга.

Она сразу упала на колени и, не дав мне слова сказать, стала уверять меня в своей преданности, поклявшись Богом и Святой Девой, что никогда не участвовала ни в каких заговорах против меня.

Я старалась не поддаваться чувствам. Она была красива со своими огненно-рыжими волосами, свободно падавшими на плечи. Стремясь, чтобы мой голос звучал нейтрально, я сухо сказала:

– Итак, вы не признаете своей вины, а предпочитаете придерживаться того, что считаете правдой. Я молю Бога, чтобы правда стала очевидна.

– Если это не так, – гордо ответила она, – я не надеюсь получить от Вашего Величества ни прощения, ни милости.

– Вы так упорствуете… так тверды в своем стремлении доказать, что против вас были выдвинуты ложные обвинения…

Она взглянула на меня с едва уловимым лукавством.

– Я не должна так говорить Вашему Величеству.

– Но вы, видимо, намерены говорить это другим.

– Нет, Ваше Величество. Я несла и должна впредь нести свою ношу. Единственное, на что я смею робко надеяться, – это на доброе мнение Вашего Величества обо мне, ибо я всегда была и остаюсь преданнейшей слугой Вашего Величества.

– Могу ли я быть в этом уверена?

Она схватила мои руки, прижала к груди и разразилась страстным монологом: я же для нее сестра, которая заботилась о ней, любила ее, когда все боялись с ней общаться, неужели она когда-нибудь сможет об этом забыть… как ей доказать свою преданность?.. как убедить, что у меня нет более преданной и верной слуги, чем она?.. Теперь, продолжала Елизавета, когда ко мне пришло счастье, она смеет надеяться, что я и мой высокочтимый супруг проявят доброту к бедной узнице, которая всегда была верна своей госпоже и питала к своей сестре самые нежные чувства.

Она была очень красноречива, ведь на карту была поставлена ее жизнь – Елизавета не сомневалась, что я вызвала ее из Вудстока только за тем, чтобы отправить на эшафот.

Я была растрогана, попросила ее встать и заключила в свои объятия.

– Хватит, – сказала я, – виновна ты или нет, я тебя прощаю.

Я сняла с пальца кольцо с прекрасным бриллиантом, которое подарила ей в день моей коронации, сказав, что если она окажется в беде, пусть пришлет мне это кольцо, и я помогу ей. Она прислала мне его из Тауэра. Теперь я ей его возвращала.

Лицо ее просияло, глаза были полны слез. Направляясь ко мне, она мысленно уже была в Тауэре, а вместо этого оказалась в объятиях сестры.

Порывисто обняв меня, она воскликнула:

– Снова моя сестра! Как я счастлива, что ты есть у меня!

Когда Елизавета ушла, Филип появился из-за ширмы. Глаза у него блестели, губы слегка улыбались. Ему явно было интересно наблюдать за моей сестрой. Но понять, что он при этом думал, было невозможно.

– Ты правильно поступила, – сказал он. – Ты вела себя сдержанно и с достоинством.

– А что ты думаешь о моей сестре? – нетерпеливо спросила я.

– Думаю, что многое из того, что о ней говорят, – правда.

Это был слишком уклончивый ответ, но мне было достаточно и того, что он остался доволен мною.

* * *

Как раз в это время я обратила внимание на какое-то странное поведение одной из моих придворных дам – красавицы Магдалены Дакрэ. Она была украшением моего двора. Высокая, с прекрасной фигурой, Магдалена обладала и другими достоинствами – многое умела и была искренне религиозна. Правда, ее считали чопорной, но мне это нравилось, – я не хотела находиться в окружении фривольных дамочек.

И вот я заметила, что ее нет сначала на одном, потом на другом рауте, требовавшем ее присутствия. Я спросила, где она, и мне ответили, что Магдалена отдыхает. Если ей так нужен отдых, подумала я, значит, она либо нездорова, либо у нее какие-то переживания.

Когда все собирались вместе и с нами был Филип, ее редко можно было видеть, но я заметила, что, когда она все-таки присутствовала, Филип проявлял к ней особое внимание, хотя и был обычно любезен со всеми моими дамами.

Вскоре я, однако, забыла о Магдалене под натиском гораздо более важных событий.

У меня из головы не выходила мысль, что я все-таки не осуществила свою миссию – Англия по-прежнему оставалась вне римской церкви, хотя на то и были объективные причины. И все-таки откладывать это на неопределенный срок было нельзя.

И вот – радостная новость: Реджинальд Поул возвращался с континента домой.

У него были напряженные отношения с императором, который не простил ему то, что Реджинальд высказался против моего брака с Филипом. Я объясняла это тем, что Реджинальд беспокоился обо мне, считая, что я уже немолода, чтобы рожать детей. Он, как никто, мечтал о возвращении Англии в лоно католической церкви, но думал, что это можно сделать и не прибегая к браку.

Уверена, император не хотел, чтобы Реджинальд приезжал, так как, зная о нашей дружбе, он считал, что Реджинальд станет моим главным советчиком во всех делах. Если бы не отношение императора, Реджинальд уже давно бы вернулся, так как его вынужденная ссылка кончилась со смертью моего отца и моим восшествием на престол.

Реджинальда я ждала с нетерпением.

Стоял ноябрь. Я была уже абсолютно уверена в своей беременности и счастлива безумно, а тут еще Реджинальд, с которым мы не виделись Бог знает сколько лет! Он был не очень здоров, а потому ехал не спеша, с удобствами – сначала на королевской яхте до Кале и оттуда в Довер.

Когда мне сообщили, что он благополучно добрался до Англии и направился в Грейвсенд, сопровождаемый внушительной кавалькадой, я тут же выслала королевскую баржу, украшенную спереди крестом, которая ждала его в Грейвсенде. На барже он и прибыл к Уайтхоллу.