Четвертый К. - Марио Пьюзо

Кристиан Кли уже рванулся навстречу Джатни, все еще не веря своим глазам и пытаясь проверить свой ночной кошмар, когда преподобный Фоксуорт протянул тому руку. Кристиан ощутил огромное облегчение. Этот человек не мог быть Джатни, это просто мужчина с ребенком на руках, пытающийся прикоснуться к истории.

Но потом он увидел, как взлетел на воздух мальчик в красной куртке и вязаной шапочке, как мелькнул пистолет в руке Джатни и как упал Фоксуорт.

Он понял, что сам так распорядился судьбой, стерев досье Дэвида Джатни из компьютерной памяти и сняв наблюдение за ним. И в тот же момент сообразил, что это он, а не Фрэнсис должен стать жертвой. Кристиан Кли в ужасе от своего преступления бросился навстречу Джатни, и вторая пуля угодила ему в лицо. Пуля прошла через небо, заставив Кристиана почувствовать вкус крови, затем он ощутил слепящую боль в левом глазу. Он был еще в сознании, когда падал, и успел испытать чувство утраты и бессилия. В его расколотом мозгу вспыхнула мысль о Фрэнсисе Кеннеди, он хотел предупредить его об опасности, просить прощения. Мозги Кристиана Кли вытекли, и его голова с пустой глазницей успокоилась на подушке из снега.

В этот самый момент Кеннеди повернулся лицом к Дэвиду Джатни и услышал звук выстрела. Он увидел, как упали Фоксуорт и Кли. И вот тут все его ночные кошмары, воспоминания о разных убийствах, весь ужас перед насильственной смертью превратились в удивление и отречение. Вдруг он услышал чудовищное сотрясение мира и в какую-то долю секунды ощутил, как взорвался его мозг. Он упал.

Дэвид Джатни не мог поверить в случившееся. Чернокожий лежал там, где упал. Рядом распласталось тело белого. Президент Соединенных Штатов на его глазах согнулся, ноги подкосились, а руки взмахнули в воздухе, когда колени ударились о землю. Дэвид Джатни продолжал стрелять. Чьи-то руки хватали его и вырывали у него пистолет. Он пытался бежать и, рванувшись, увидел, как толпа захлестнула его огромной волной и бесчисленные руки потянулись к нему. Лицо его покрылось кровью, он почувствовал, как ему оторвали ухо и увидел его в чьих-то руках. Вдруг что-то случилось с его глазами и он перестал видеть. На одно-единственное мгновение он испытал боль и потом уже ничего не чувствовал.

Оператор телевидения со своей всевидящей камерой на плече заснял происходившее для зрителей всего мира. Увидев пистолет, он отступил назад, чтобы все попали в кадр. Он запечатлел, как Джатни поднимает пистолет, как преподобный Бакстер Фоксуорт выпрыгнул впереди президента и рухнул, как Кли получил пулю в лицо и упал. Оператор уловил момент, когда Фрэнсис Кеннеди повернулся лицом к убийце, тот выстрелил, и пуля отбросила назад голову Кеннеди. Он зафиксировал на пленке выражение решимости на лице Джатни, во время падения президента и полное бездействие в этот трагический момент агентов Службы безопасности, оцепеневших от шока. Потом оператор заснял, как пытался бежать Джатни и как его накрыла толпа. Ему только не удалось запечатлеть последнюю сцену, о чем он будет жалеть до конца своих дней. Толпа разорвала Дэвида Джатни на клочки.

По всему городу, захватив мраморные здания и монументы власти, прокатилась волна плача миллионов поклонников, утративших свою мечту.

27

В вербное воскресенье, через три месяца после смерти Фрэнсиса Кеннеди, президент Элен Дю Пре устраивала в Белом доме прием в честь столетнего юбилея Оракула.

Одетая строго, она стояла в Розовом саду и наблюдала за гостями, среди которых были бывшие сотрудники администрации Кеннеди. Юджин Дэйзи болтал с Элизабет Стоун и Патси Тройка.

Юджин Дэйзи уже был предупрежден, что его отставка вступит в силу в следующем месяце. Элен Дю Пре он никогда не нравился. И это отнюдь не было вызвано тем, что у Юджина Дэйзи была молодая любовница, а сейчас он изо всех сил старался очаровать Элизабет Стоун.

Президент Элен Дю Пре назначила Элизабет Стоун в свой штаб, Патси Тройка шел как приложение. А вот Элизабет была ей действительно необходима. Женщина исключительной энергии, блестящий администратор, феминистка, понимающая политические реалии. Да и Патси Тройка был не так уж плох, с его знанием всех жульнических махинаций в конгрессе, с его хитростью, которая иногда оказывалась столь ценной для таких тонких интеллектуалов, как Элизабет Стоун и, конечно, сама Элен Дю Пре.

После того как Элен Дю Пре заняла пост президента, члены штаба Кеннеди и другие ответственные люди в его администрации ввели ее в курс всех дел. Она изучила все намеченные законодательные акты, которые должен был рассмотреть конгресс, а также приказала представить ей все секретные материалы и планы, включая считающиеся теперь постыдными планы создания рабочих лагерей на Аляске.

После месяца работы ей стало ясно, что Фрэнсис Кеннеди, движимый самыми чистыми побуждениями улучшить жизнь своего народа, стал бы первым диктатором в истории США.

С того места в Розовом саду, где она стояла и где деревья еще не совсем зазеленели, президент Элен Дю Пре могла видеть вдалеке мемориал Линкольна и белую арку монумента Вашингтону, напоминающие, что этот город из массивного камня и мрамора является столицей Соединенных Штатов. Здесь в саду по ее приглашению собрались представители всех кругов Америки. Она заключала мир с врагами администрации Кеннеди.

Присутствовали Луис Инч, человек, которого она презирала, но в чьей помощи нуждалась, Джордж Гринвелл, Мартин Матфорд, Берт Оудик и Лоуренс Салентайн — весь пользующийся дурной славой Сократов клуб. Она должна найти с ними общий язык, поэтому и пригласила их в Белый дом на прием в честь дня рождения Оракула. По крайней мере, она предоставит им возможность помочь в строительстве новой Америки, чего не хотел Кеннеди.

Эта женщина понимала, что Америку нельзя преобразовать без участия всех сторон. Знала она и то, что через несколько лет будет избран более консервативный конгресс, и не могла рассчитывать, что ей удастся убедить страну в своей правоте так, как это удавалось Кеннеди с его обаянием и романтической биографией.

Она заметила доктора Зеда Аннакконе, сидящего рядом с креслом-каталкой Оракула. Вероятно, ученый пытается уговорить старика завещать свой мозг для научных исследований. Да, доктор Зед Аннакконе представлял собой еще одну проблему. Его методика исследований мозга уже была опубликована в различных научных журналах. Элен Дю Пре видела достоинства этого открытия и его опасности, она чувствовала, что это проблема, которая должна быть тщательно рассмотрена в течение длительного времени. Правительство, располагающее возможностью доискаться до непреложной истины, может стать весьма опасным. Конечно, такое испытание поможет ликвидировать преступления, коррупцию политиков, может изменить всю правовую структуру общества. Но бывают ведь сложные правды, и разве не случалось, что в некоторые моменты истории правда могла остановить определенные эволюционные процессы. А что произойдет с психикой людей, которые будут знать, что вся правда о них может быть выставлена на показ?

Она посмотрела в тот угол Розового сада, где в плетеных креслах сидели и оживленно разговаривали Оддблад Грей и Фоксуорт. Шея преподобного была закутана ярким шарфом, который должен был напоминать всем о его чудесном спасении после пули, пробившей ему горло.

Преподобный Бакстер Фоксуорт, разговаривая, хрипел, но был по-прежнему бодр, полон жизненного энтузиазма и честолюбивых замыслов. Элен Дю Пре хорошо слышала его голос.

— Отто, — говорил он, — какого дьявола я поступил так? Я, не задумываясь, подставил себя под пулю, предназначенную белому человеку. Я бросил свою знаменитую задницу, чтобы прикрыть Кеннеди, а он даже не был мне братом. Почему, ответь мне, почему?

Оддблад Грей, который теперь ежедневно ходил к психиатру, чтобы избавиться от депрессии, произнес:

— Потому что ты, Вертлявая задница, прирожденный герой.

Психиатр заявил Грею, что после всех событий прошлого года его депрессивное состояние совершенно естественно. Так какого черта он ходит к психиатру?

Фоксуорт прокручивал в уме слова о своем геройстве.

— Все дело в том, — сказал он, — что у меня в крови чувство соперничества. А теперь, когда я собираюсь баллотироваться в сенат, эти хилые белые ниггеры называют меня последним Дядей Томом. Они говорят, что только черный Дядя Том мог подставить себя под пулю, предназначенную белому человеку. Как тебе нравится это дерьмо?

— О чем ты беспокоишься? — спросил Оддблад Грей. — Ты будешь первым черным сенатором от штата Нью-Йорк и сможешь выгнать их всех из города.

— Это я-то последний Дядя Том, — повторил преподобный Фоксуорт. — Да я двадцать лет крушил яйца белых людей, пока они делали себе прически в африканском стиле. — Он улыбнулся. — Ну а как твои дела, Отто? Президент предложила тебе подать в отставку?