Развороченная могила - Джоан Роулинг

душевой кабине.

Глава 46

Индивид попадает в злую среду, к которой он привержен внешними связями.

Но у него есть внутренние отношения с высшим человеком…

И-Цзин или Книга Перемен

С наступлением Сезона Украденного Пророка распорядок дня новобранцев высшего уровня изменился. Теперь они не проводили целые утра, просматривая в подвале фермы кадры военных зверств и голода, а больше читали лекции о девяти ступенях к чистоте духа: принятие, служение, отказ, союз, отречение, приятие, очищение, умерщвление и жертвоприношение. Им давались практические советы по выполнению шагов с первого по шестой, над которыми можно было работать параллельно, но остальные были окутаны тайной, и только те, кто успешно освоил первые полдюжины, считались достойными узнать, как достичь последних трех.

Робин также пришлось пережить второй сеанс Откровения. Во второй раз она избежала того, чтобы сесть на самое горячее место в центре круга, хотя Вивьен и пожилому Уолтеру повезло меньше. Вивьен подвергалась нападкам за ее привычку менять акцент, чтобы скрыть свое богатое происхождение, и обвинялась в высокомерии, эгоцентризме и лицемерии до тех пор, пока не разразилась рыданиями, в то время как Уолтера, который признался в давней вражде с бывшим коллегой по своему старому университету, ругали за эгоцентризм и лицемерие, материалистическое суждение. Единственный из тех, кто до сих пор подвергался терапии первичного реагирования, Уолтер не плакал. Он побледнел, но ритмично кивал, почти нетерпеливо, в то время как круг осыпал его оскорблениями и обвинениями.

— Да, — пробормотал он, яростно моргая за стеклами очков, — да… это правда… все правда… очень плохо… да, действительно… ложное “я”….

Тем временем нижняя часть спортивных костюмов среднего размера, которые Робин выдавали раз в неделю, все время сползала с талии, так как она сильно похудела. Кроме раздражения от необходимости постоянно подтягивать их, это не так сильно беспокоило ее, как осознание того, что она она начинает привыкать к образу жизни внутри.

Когда она только приехала на ферму Чепмена, она отметила, что ее усталость и голод были ненормальными, а также заметила влияние клаустрофобии и давления группы во время лекций в подвале. Постепенно она перестала замечать свое истощение и приспособилась обходиться меньшим количеством пищи. С тревогой она обнаружила, что неосознанная привычка напевать себе под нос становится все более частой, и даже поймала себя на том, что думает на церковном языке. Размышляя над вопросом, зачем неизвестного Джейкоба, который явно был слишком болен, чтобы быть полезным церкви, держать на ферме Чепмена, она решила, что его отъезд — это “возвращение в материалистический мир”.

Испугавшись того, что она, будучи достаточно объективной, признала свою частичную индоктринацию, Робин попробовала новую стратегию сохранения объективности: попыталась проанализировать методы, которые использует церковь для принуждения к принятию своего мировоззрения.

Она обратила внимание на то, как принуждение и снисхождение применялись к членам церкви. Новобранцы были настолько благодарны за любое послабление в постоянном принуждении слушать, учиться, работать или петь, что проявляли непропорциональную благодарность за самые незначительные поощрения. Когда детям постарше разрешали побегать в лесу по периметру, чтобы провести свободное время без присмотра, они уносились туда с таким ликованием, какое, по мнению Робин, могли бы проявить дети во внешнем мире, если бы им сказали, что они едут в Диснейленд. Доброе слово Мазу, Тайо или Бекки, пять минут свободного времени без присмотра, лишняя ложечка лапши на ужин — все это вызывало чувства тепла и восторга, которые показывали, насколько нормальным стали принудительное послушание и лишения. Робин осознавала, что тоже начинает жаждать одобрения церковных старейшин, и в основе этого желания лежит животное стремление к самозащите. Регулярная пересортировка групп и постоянная угроза остракизма не позволяли возникнуть чувству настоящей солидарности между участниками. Лекторы внушали всем, что чистый духом не видит в человеке ничего лучшего или более любимого, чем любой другой. Преданность должна была течь вверх, к божеству и главе церкви, но никак не в сторону.

Однако ее стратегия объективного анализа методов индоктринации церкви была лишь частично успешной. Постоянное состояние усталости требовало постоянных усилий, чтобы размышлять о том, как добивались послушания, а не просто подчиняться. Наконец, Робин придумала трюк, заключающийся в том, чтобы представить себе, как она рассказывает Страйку, что она делает. Это заставило ее отказаться от церковного жаргона, потому что он не поймет или, скорее всего, высмеет ее. Мысль о том, что Страйк будет смеяться над тем, что ей приходится делать, — хотя, надо отдать ему должное, она сомневалась, что Откровение покажется ему забавным, — была лучшим средством удержаться в реальности, которая лежала за пределами фермы Чепмен, и даже избавляла от привычки скандировать, потому что она приучила себя представлять, как Страйк ухмыляется, когда она это делает. Робин ни разу не пришло в голову, что она могла бы представить себе, что разговаривает не со Страйком, а с Мерфи или с кем-нибудь из своих подруг. Она с нетерпением ждала его следующего письма, отчасти потому, что хотела услышать его мнение о полароидах, которые она положила в пластиковый камень в прошлый четверг, а также потому, что вид его почерка доказывал, что он существует, а не просто плод ее воображения.

Путешествие через темное поле и лес в следующий четверг было для нее самым легким, потому что путь через деревья стал уже привычным. Когда она открыла пластиковый камень и включила фонарик, то увидела самое длинное письмо от Страйка и две шоколадки “Кэдбери”. Только когда она начала разворачивать одну из них и пристроилась за деревом, чтобы свет фонарика не был виден тем, кто может смотреть на лес со стороны фермы, она поняла, что записки от Райана нет. Слишком нервная и жадная, чтобы беспокоиться об этом сейчас, она принялась поглощать шоколад, читая письмо Страйка.

Привет,

Твое последнее послание действительно было очень интересным. Описанная тобой жестянка датируется 1987 годом. Если предположить, что жестянка принадлежала тому, кто снимал полароиды, и если предположить, что жестянка была доставлена на ферму новой, то она попала туда до начала работы церкви, что может свидетельствовать о том, что наш порнограф-любитель был там во времена коммуны, даже если его модели появились позже. Это могут быть Кроутеры, Коутсы, сам Уэйс, Раст Андерсен или кто-то еще, о ком мы не знаем. Я склонен исключить Кроутеров или Коутса, поскольку они специализировались на детях. Волосы светловолосой девушки похожи на волосы Шери Гиттинс, хотя, очевидно, там могла быть не одна светловолосая кудрявая девушка. Я также задавался вопросом о парне с татуировкой на руке.