Записки Ивана Степановича Жиркевича. 1789–1848 - Иван Жиркевич

Против каждого из генералитета государь, останавливаясь, произносил несколько приветливых слов или вопросов; но когда стал подходить к концу, где в слиянии дворян с чиновниками стоял со своими удельными чиновниками А. Бестужев, государь повернулся и пошел к голове губернских чиновников, а потом опять, не доходя до конца сих последних, т. е. не доходя до Андрея Бестужева, откланялся и отбыл в собор.

В этот день я государя более не видал. После обеда заходил к графу Бенкендорфу за приказаниями на следующий день. Я нашел, что у него в кабинете в это время находился Григорий Бестужев, и с час времени он говорил с ним. Со мною ожидал его выхода А. Бестужев с планами для представления.

Когда граф вышел, то обратясь к А. Бестужеву, сказал:

– Чертежи оставьте здесь; я доложу их государю или губернатору, кому он прикажет, – а потом, взяв меня за руку, продолжал: – Вас благодарю за моего жандармского штаб-офицера, вы употребили его как следует, и это доставило мне большое удовольствие. Признаюсь вам, что нас всех происшествия ваши очень озадачили! Сперва я и сам понять не мог, почему вы не поехали на место, чтобы унять возмутившихся, но после мы нашли всему развязку, и государь вашими распоряжениями был очень доволен! Завтра поутру, после обедни, государь поедет осматривать город и заведения – приготовьте записку, куда надо ехать. Относительно церкви, где государь будет слушать обедню, нельзя ли нам предоставить какую-нибудь, ежели есть в казенном заведении, где бы было немного народу или бы вовсе его не было.

Записку о заведениях я послал через жандармского штаб-офицера, а церковь назначил возле дома губернатора, мало посещаемую.

23 августа государь изволил быть у обедни, а как в церкви не было никого, кроме свиты и старших по управлению губернии лиц, то, выходя из церкви, граф Бенкендорф сказал мне:

– Вы нас сделали на целый день довольными тем, что в церкви не было народа. Теперь поезжайте к разводу; государь будет смотреть гарнизонный батальон, а после спросит вас, и вы повезете нас осматривать заведения.

Еще накануне познакомился я со статс-секретарем Позеном, который просил сам меня через Бенардаки. В это же утро, в 6 часов, явился ко мне фельдъегерь и подал записку о тех, кто приглашается к обеденному столу ровно в три часа пополудни. В этом списке помещены были, без исключения, все те лица, которые приглашались, и моя фамилия поставлена была во главе списка. За мной следовал прусский полковник Раух, ездивший всюду с государем и ведший журнал его вояжа для передачи прусскому королю. (Со стороны России было такое же доверенное лицо при прусском короле – генерал-адъютант Мансуров[482]). За Раухом были написаны граф Бенкендорф, Адлерберг и пр. В конце всех губернский предводитель, Бестужев, далее один из симбирских жителей, следовательно, явно было, что мне предоставлен был почет. Когда же я зашел еще до обедни с визитом к Позену, он намекнул, что мне назначена в награду лента (но вышло не так). Я советовался с ним, что мне хотелось бы просить у государя милости одному служившему при мне чиновнику, некогда разжалованному из 7-го класса, а теперь в первом офицерском чине.

– Я не советую вам этого делать, – сказал он мне, – откровенно скажу, что вам это здесь не удастся, а вы лучше возьмите его с собой в Витебск и там приищите первый удобный случай представить его к награде через генерал-губернатора Дьякова,[483] честного и благородного человека, который не откажет вам помочь в этом. Тогда напишите мне в Санкт-Петербург и предоставьте мне уже действовать. Я надеюсь, что вы удостоите меня вашими поручениями и тем подадите случай доказать вам мое самое искреннее уважение!

От Позена я пошел к В. Ф. Адлербергу, чтобы передать ему писанное Лонгиновым. Прием его удивил меня. Он квартировал в канцелярии, и когда я вошел к нему, по докладу обо мне, он писал.

Привстав со стула и согнувшись в дугу, он спросил меня, имею ли я до него надобность. Я отвечал:

– Просто с моим почтением!

Поблагодарив меня, он не только не пригласил меня садиться, но сам минут с пять, т. е. все то время, что я простоял у него, стоял пред столом, согнувшись наподобие Z, и со мной не промолвил ни слова.

После обедни государь отправился к разводу. Там, осматривая батальон, внезапно потребовал меня к себе, и, когда я подбежал, он мне сказал:

– Бьюсь об заклад с тобой, Жиркевич, что это солдат из твоей теперешней губернии? – Потом, обратясь к солдату, спросил:

– Какой губернии?

– Витебской, ваше императорское величество.

– Видишь: не ошибся! Кровь с молоком! Каков молодец!

И точно, рядовой сей был не выше 2 аршин 5 вершков, но строен и бел лицом до красоты.

Это замечание государя указало мне на достоинство белорусов в черном народе, преимущественно в Витебской губернии. Там я много находил красавцев и красавиц в среде народа.

По окончании смотра весьма неудачно со стороны войска, но со всем тем государь не переменил выражения лица своего, а приказал мне идти пред собой до экипажа. Полиции вовсе не было видно, и несметная толпа народа стремилась видеть своего отца-повелителя, но я, идучи вперед, тихих голосом просил дать государю дорогу, и так дошли до кабриолета при всей тесноте без малейшего затруднения. Государь сказал мне:

– Садись вперед, – и сам стал надевать шинель на себя. Он в этот день был в вицмундире лейб-гвардии конного полка. Входя в экипаж, продолжал:

– Сказывал тебе Адлерберг? Я надел сегодня на тебя военный мундир; статский тебе не к лицу. Военный тебе пригодится в Витебске. Губерния скверная, большие беспорядки. Я назначил туда генерал-губернатором Дьякова, прекрасного и честного человека, но в делах опытности не имеет, и я тебя назначил ему в помощники. Вы оба меня любите и истребите беспорядки. Теперь куда ты меня повезешь?

– Куда прикажете, государь?

– Это твое дело, распоряжайся!

Я сказал кучеру:

– В городскую больницу!

Народ толпой бежал около экипажа, а государь продолжал благосклонно разговаривать со мной, расспрашивая о строениях, мимо которых мы проезжали, и о некоторых лицах, им замеченных по пути.

Здесь я должен несколько приостановиться, чтобы дать понятие о том, что последует.

Я уже говорил, что больница два года тому назад была только что выстроена и в сыром виде занята под жилье. В предшествующую настоящему вояжу государя зиму она просушивалась усиленными мерами, полы еще не были выкрашены, но внутренний порядок мной доведен был до приличного устройства, так что посещавшие больницу при мне граф А. Г. Строганов, Перовский, князь Лобанов-Ростовский, Н. М. Лонгинов, одним словом, все отдавали мне должную справедливость. Накануне сего дня лейб-медик Аренд,[484] прибывши в больницу прямо из Казани, во время ужина у государя на вопрос его:

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});