Мой Дагестан - Расул Гамзатович Гамзатов

что слаще меда, — это, мой мальчик, ты.

Лицо, что глаза ласкает, — это, мой мальчик, ты.

Сердце, что живо бьется, — это, мой мальчик, ты.

Ключи от живого сердца — это, мой мальчик, ты.

Сундучок, серебром окованный, — это, мой мальчик, ты.

В сундучке том чистое золото — это, мой мальчик, ты.

Ты пока что колобочек,

А потом ты станешь пулей.

Станешь молотом тяжелым,

Что дробит и рушит скалы.

Станешь ты стрелою точной,

Не летящей мимо цели,

Станешь ты танцором статным

И певцом сладкоголосым.

Перед юношами рода

Бегуном ты станешь быстрым

И наездником-джигитом.

По долине ты проскачешь,

Пыль из-под копыт взовьется,

Черной тучей станет в небе.

Кто не слышал материнской песни, все равно что рос сиротой, говорил мой отец. А кто вырос без отца и без матери, все же не сирота, если пели ему над колыбелью наши дагестанские песни. Кто же мог петь, если не было ни матери, ни отца? Сам Дагестан пел, высокие горы пели, речки, текущие с высоких гор, пели, люди, живущие по горам, пели:

Клубочек ниток золотых — дочь моя.

Ленточка из серебра — дочь моя.

Луна над высокой горой — дочь моя.

Козленочек над горой — дочь моя.

Трусливый, поди ты прочь,

Не для трусливого дочь моя,

Робкий, не крутись у ворот,

Не для робкого дочь моя.

Весенний яркий цветок — дочь моя.

Из цветов весенний венок — дочь моя.

Из нежных травинок ковер —

Драгоценная дочь моя.

Пригоните мне три отары овец,

Даже брови ее не отдам.

Приносите мне золота три мешка,

Даже щечку ее не отдам,

Даже ямочку на щеке

Я за три мешка не отдам.

Черному ворону не отдам.

Павлину доброму не отдам.

Куропаточка ты моя,

Аистиночка ты моя.

Другая мать по-другому поет:

Кто поленом барса убьет,

Отдам ее.

Кто кулаком скалу разобьет,

Отдам ее.

Кто плеткой крепость возьмет,

Отдам ее.

Кто разрежет, как сыр, луну,

Отдам ее.

Кто остановит речную волну,

Отдам ее.

Кто сорвет, как цветок, звезду,

Отдам ее.

Кто на ветер накинет узду,

Отдам ее.

Краснощекое яблочко ты мое.

Или вот песня-пожелание:

Еще цветок не зацветет,

А дочь моя пусть расцветет.

Еще ручьи не побегут,

А ей уж косы заплетут.

Еще снега не замели,

А к ней уж свататься пришли.

А если свататься придут,

Пусть бочку меда принесут.

Ягнят пусть гонят и овец,

Но у невесты есть отец.

Пусть гонят для отца скорей

Табун горячих лошадей.

Еще и такое надколыбельное пожелание:

До того, как чирикнет первая ранняя птичка,

Пусть дочку мою на пшеничном увидят поле.

До того, как проснется в далеком лесу кукушка

Пусть дочку мою на зеленом лугу увидят.

Пока красавицы наряжаться, краситься будут,

Она уже воды с родника принесет в кувшине.

Если бы не было колыбельных песен, может быть, не было бы на свете и других песен. Была бы бесцветнее жизнь людей, совершилось бы меньше подвигов, было бы в жизни меньше поэзии.

Матери — самые первоначальные поэты. Они заро-няют зернышки поэзии в души своих сыновей и дочерей, а потом уж из этих зернышек вырастают и расцветают цветы. В самые трудные, тягостные, страшные часы своей жизни вспоминают потом мужчины колыбельные песни.

Одному робкому воину Хаджи-Мурат сказал: «Наверно, мать не пела над твоей колыбелью».

Когда же сам Хаджи-Мурат изменил Шамилю и ушел к русским, Шамиль презрительно обронил: «Он забыл колыбельную песню матери».

А колыбельная песня его матери была такая:

Послушай песенку мою

С улыбкой на лице.

О храбреце тебе спою,

О гордом храбреце.

Носил он саблю на боку,

Достоинство храня,

В седло он прыгал на скаку

И усмирял коня.

Границы он пересекал,

Как горная река,

Хребет горе перерубал

Он молнией клинка.

Столетний дуб одной рукой

Он мог согнуть кольцом.

Да будешь ты, орленок мой,

Таким же храбрецом.

Мать смотрела на улыбающееся личико и верила в слова своей песни. И не знала, какие испытания ждут впереди ее сына Хаджи-Мурата.

Узнав, что Хаджи-Мурат покинул Шамиля и ушел к его врагам, мать спела другую песню:

Ты в пропасть прыгал с утесов и скал,

Любой не страшась высоты.

Из бездны, в которую нынче упал,

Уже не воротишься ты.

Из дерзких набегов к родным горам

Спешил ты среди темноты.

Но сам, как добыча, достался врагам,

Домой не воротишься ты.

Черны и мои материнские дни,

Они и горьки и пусты,

Из крепких железных когтей западни

Домой не воротишься ты.

Имама презрел и царя ты презрел,

И было бы все полбеды.

Но ты еще горы родные презрел,

Домой не воротишься ты.

Хаджи-Мурат, как известно, пытался потом уйти от русских и снова вернуться к своим. Но во время побега его настигли, и он был убит. Мертвому Хаджи-Мурату отсекли голову. Тогда в горах появилась еще одна песня матери:

Размахнулись, и нет головы на плечах,

Только это пустая молва.

На военных советах и в жарких боях

Так нужна нам его голова.

У дороги зарыт обезглавленный прах,

Только слухи о том неверны.

В опаленных войной, осажденных горах

Его плечи и руки нужны.

Вы спросите у сабель и