На рыдване по галактикам (СИ) - "BangBang"

— Нет, как санайский кобровидный повстанец, грохнувший колониста и в его шкуре пытающийся пролезть в колонию, прикидываясь землянином!

— За жрицу любви с задрипанного астероидного пояса на куличках галактики сойдешь, — весело гогочет бортмех.

— Тебе ж не замуж выходить, в конце-то концов, — огрызается Соколова, критически уставясь на расплющившиеся печенюхами и так и норовящие утечь вниз крупяные груди. — Если сильно ими не трясти — может, и прокатит.

— Да эти гречишные железы от бега сползут к пупку! Думаешь, альфам не покажется их настолько свободное перемещение по моей тушке подозрительным?! Как и кое-что, странно выпирающее в паху! Термачок-то в облипочку. Гермафродитная сестрица Нюкия…

Цилли складывается пополам от хохота, вытирая слезы могучим кулаком. Тася хмурит красивые бровки, обдумывая мои претензии.

— Ну… мы можем выдать тебя за престарелую разгульную дочь Многоокой Праматери, — тут же генерирует очередную идиотскую идею Ярка. — А местной старушке, не ведающей современного медицинского обслуживания, простительны подобные маленькие конфузы.

— Разгульная дочь здесь только одна. Сидела бы на борту, вместо того, чтобы по кустам да капищам разгуливать, и не пришлось бы нам в этой дурацкой игре участвовать!

— Ага, и тогда, может, девушки вас бы вообще порвали уже на сувениры, не поделив между собой, — мгновенно парирует Соколова.

— Меня б не порвали, я не в их вкусе, — возражаю я.

— Ну, на игрушки детям бы отдали, значит, — не сдается Ярка. — И настала бы пора нам с Цилли самим сколачивать отдельное суверенное племя. Потому как без кэпа и Баса далеко отсюда все равно не улетишь.

— Мешочки можно на шнурочек привязать и на шею повесить, как бусики — вносит рацпредложение роботесса. — Тогда не уползут никуда.

— Вот Тася у нас молодец, дело говорит, а ты только ворчишь, — нахально замечает Соколова. — Сейчас все в лучшем виде сделаем — и будешь гермафро… девка первый сорт!

— Поздравляю с переходом в следующий пол, — мрачно отвешивает мне комплимент Шухер, приползший страдать об утраченном дитяте в наше черствое общество.

— Вот видишь, даже лимбиец считает, что ты вполне себе девочка! — радуется Ярка.

— Да он всю дорогу меня девочкой считает, с самого порта отправки! — фыркаю я, оттопырив густо накрашенные губы. Фу, какое чувство противное, словно жир прилип. Надо намекнуть Тасе, что ее косметика подустарела лет так на полста. Этому ее грим-набору, поди, раза в два больше, чем нам с Соколовой вместе взятым. Не помню, чтоб помада моих подружек так липла при поцелуях, она какая-то там нано-шмано, и сразу в верхний слой эпителия проникает, не пачкая губы.

Цилли, проржавшись, отправляется наново латать так подло подкачавший нас шлюп. Лимбиец надрывно вздыхает, бормоча себе под нос что-то о своем несомненно уже погибшем на лоне жестокосердной планеты драгоценном дитятке.

— Интересно, что вы чувствуете, когда вас за грудь трогают… — произношу я, задумчиво жамкая шуршащие импланты. — Надо что-нибудь такое в симулятор напрограммировать…

— Лучше бы ты вживался в образ альфы, накачивая мышцы на тренажере, — закатывает глаза Соколова. — Не думаю, что одним из испытаний станет мацанье твоих фальшивых атрибутов женственности.

— Перед смертью не надышишься, — отмахиваюсь я, продолжая перекатывать приятные на ощупь крупинки под термаком. Наверняка мелкая моторика стимулирует мыслительную деятельность, потому что так мне лучше думается.

Ярка окидывает меня скептическим взглядом и бормочет себе под нос что-то вроде: интересно, мол, допускается ли в случае чего регламентом священных Игр священный матч-реванш?

— Эврика! — я аж подпрыгиваю от озарившей меня вдруг идеи, вытряхиваю гречку наружу, сую мешочки Соколовой в руки: — На, сделай себе бесплатное увеличение прыщичков для пущего устрашения противника, — и командую Тасе: — За мной!

— Ты собрался открутить грудь от Таси?! — вопрошает она, угрожающе сдвинув брови при упоминании о злополучных прыщиках.

— Лучше! Утром узнаешь. Спокойной ночи, бедоносица кучерявая! — восклицаю я, шмякнув паричок на голову Шухеру. Инженер я, в конце-то концов, или нет?

*Звездный наставник, учитель, опекун (англ.)

**Оскорбительное варганское слово — синоним негодяйки, преступницы и тому подобное.

====== Глава 46. Кадет Соколова. Да грянет битва! ======

— Соколова, где мои сиськи?! — вместо «доброго утра» будит меня идиотский вопрос ворвавшегося без стука Стратитайлера.

— Анатомически — где-то между ключицами и подвздошной костью. Там помацай, найдешь, если постараешься, — огрызаюсь я, зевая и протирая глаза кулаками. И тут же подскакиваю как ужаленная — Игры! Надо же подготовиться — отжаться там разиков сто или пару-тройку приемчиков всестилевой борьбы хоть вот на Нюке в памяти освежить.

— Да гречишные, балда!

— Вон, на столике. На что они тебе? Озарение закончилось возвращением во мрак традиционного невежества?

Нюк фыркает, как вынырнувший с пятикилометровой глубины кит:

— Буди левое полушарие! Адамам на священные Игрища феминок вход точно под страхом смерти запрещен. Так и так переодеваться придется.

Схватив мешочки с крупой, которые я по инерции притащила в каюту, он энергично шуршит ими, прижимает к груди и ревниво замечает:

— Примеряла тут, поди, полночи мою прелесть?

И добавляет, победно таращась на меня задорно блестящими овечкиными глазюками:

— Через пять минут ты безо всяких стимуляторов признаешь, что я чертов гений, и расцелуешь мой конопатый воздухозаборник. Потому что я — чертов гений!

При мысли о поцелуях, да еще и в компании со стимуляторами, в моем желудке что-то переворачивается. Возможно, стресканный ночью пирожок — в отсутствие Вражонка он умудрился пережить ужин. Нет, в ближайшие лет сто я точно не захочу никого расцеловать! Хватит с меня недавних… эротических прозрений.

— Ограничусь, пожалуй, платоническим крепким рукопожатием, — бурчу я, одной рукой повыше подтягивая одеяло, дабы надежнее прикрыть собственные атрибуты сомнительной женственности, а другой подтаскивая к себе комбинезон. Интересно, не учинят ли недоверчивые альфы мне самой проверку, не впечатлившись упрятанными в унисексовый термак скромными формами побочного чадушка Многоокой Праматери?

Нюк ехидно хихикает, удаляясь наводить транссексуальную красоту. Шмыгнув в ванную, торопливо плещу водой в физиономию и на торчащую дыбом шевелюру, а заодно краем глаза пытаюсь оценить собственную «прелесть». Может, реально для достоверности чего подложить под термак, чтобы разоблачаться принародно для освидетельствования не заставили? Девушка я, конечно, крепкая, но на фоне амазонок реально легко сойду за низкорослого адама. А насколько я вчера могла оценить, альфы — дамы как на подбор фигуристые. С выдающимися, так сказать, признаками принадлежности к великому племени истинных праматериных отроковиц.

Однако, представив себе, как будет ржать Нюк, уличив меня в сисечном апгрейде, идею решительно отбрасываю и, одевшись и причесавшись, отправляюсь оценивать результаты озарения обцелованного светилом гения. И неплохо бы еще по пути оценить какой-нибудь Тасин кулинарный шедевр. Священные Игры — это, безусловно, здорово, но завтрак от нашей роботессы, если на то пошло, тоже баллов на восемь как минимум по шкале святости тянет.

Как ни странно, Тася не хозяйничает с утра на камбузе. Лишь на столе стоит тарелка с уже подзабытыми было печенюхами, пустеющая с умопомрачительной быстротой — растекшийся в уголке Шухер вовсю заедает свое родительское горе, только щупальца да языки мелькают. Рядом с ним замечаю еще две посудины, сверкающие свежевылизанными боками. Определить, что в них пребывало пятью минутами ранее, не представляется возможным. Подозреваю, даже лабораторный анализ ничего уже не покажет.

Голод не тетка, так что, отпихнув загребущие псевдоподии, резво выхватываю несколько печенюшек под исполненным горького укора взором лимбийца, и бегу дальше, жуя на бегу.