Крылья - Кристина Старк

Я не могла оторвать от них глаз. От этой почти-меня, жмущейся к нему и скользящей ладонью по его плечу. От его спины, обтянутой синтетикой куртки. От его руки, шлепнувшей ее по ягодицам. Я сделала глубокий вдох и схватилась за голову. Снова нарастающий шум в ушах – пронзительный звон, переходящий на все более высокие частоты. Теперь уже никто не смог бы спасти меня. Вряд ли Неофрон отважился бы подарить мне еще один спасительный поцелуй на глазах у своей спутницы…

И в этот момент он обернулся и увидел, что моя машина все еще на парковке. Его рука соскользнула со спины девушки, и он быстро пошел ко мне. Я сидела в салоне, схватившись за голову, и больше ничего не слышала. Неофрон подбежал и ударил ладонями по стеклу, словно умоляя меня открыть заблокированные двери. Я нажала кнопку, дверь распахнулась, его рука потянулась ко мне и…

Меня выбросило.

* * *

«Встретиться со своим страхом лицом к лицу».

«Победить своих демонов».

«Заглянуть в бездну».

Все эти призывы справедливы, если ты ничем не рискуешь. Боишься пауков – можно просто стряхнуть их с руки. Боишься высоты – не лезь на крышу. Боишься выглядеть придурком – просто не открывай рот. Но что если ты сидишь за решеткой, а у охранников – автоматы и подкованные сапоги?

Я очнулась в одной из тюрем Саудовской Аравии в теле женщины, которой, судя по отражению в суповой миске, было никак не больше тридцати. Мои познания в арабском были весьма скромными, но их хватило, чтобы понять, за что я там. Прелюбодеяние и богохульство – вот что мне вменялось. Остаточных реакций практически не было, оставалось только догадываться о том, что произошло на самом деле. В памяти изредка мелькали мужские руки, срывающие с меня хиджаб, и я, орущая на важного бородатого мужика. И больше ничего. Я была слаба и истощена, судя по ожогам на коже, женщину пытали электрическим током. Она призналась во всем, что ей вменялось, и покинула это тело. Птица выпорхнула из теплого скворечника и освободила для меня место.

После получения признания пыток больше не было, но тело исходило судорогами, как только я слышала шаги за дверью камеры. Я не представляла, что делать, как помочь себе, как вернуться из этого кошмара в реальность своей жизни. Принцесса династии Фальконе, привыкшая спать на шелке, обедать в ресторане и принимать ванну с пеной каждый вечер, – теперь ютилась на коврике, брошенном на каменный пол, ела похлебку из нута, а вместо ванны с пеной получала разве что таз с водой для омовения перед намазом.

Только несколько месяцев спустя, скопив энергию от каждой капли пищи и каждой минуты сна, я схватила за воротник надсмотрщика, принесшего мне миску с едой, и хорошенько тряхнула его головой об металлическую решетку. Тот мгновенно потерял сознание, так что мне удалось добраться до его нагрудного кармана и стащить его телефон. Меня потом отхлестали плетью за это нападение, но я знала, что спецназ Уайдбека уже на полпути ко мне, и смеялась, пока меня пороли.

Вечером следующего дня мне объявили, что со мной хочет побеседовать имам[40], и впустили в камеру старика, облаченного в диш-даш[41] песочного цвета и белую куфию. Огромная черная с проседью борода, темно-коричневая кожа, вошел, опираясь на клюку. Черные глаза изучили меня вдоль и поперек, высчитывая процентное соотношение греха в моем организме. Я на всякий случай села поближе к своей металлической суповой миске – единственное оружие, оставшееся в моем распоряжении.

Как только дверь захлопнулась, гость что-то хрипло забубнил мне по-арабски.

– Аллах не примет тебя в свои райские покои, – все, что разобрала я.

– Мне не нужен рай, – ответила я. – Я просто хочу домой.

– Где тебя учили говорить по-арабски, грешница? До четверти процентов всех прыжков приходится на арабские страны! Такой простой язык, и так плохо его знать! – ответил мне имам на чистейшей латыни.

Я зажала себе рот, чтобы не зарыдать в голос. Передо мной стоял Неофрон, загримированный так, что родная мать не узнала бы.

* * *

– Я не успею вытащить тебя, – сказал он мне, оглядываясь на запертую дверь камеры.

– Почему?

– Город не спит, площадь уже очищена, очень много людей. Приедет королевская знать. В тюрьме нездоровый движняк. Я мог бы попытаться, но боюсь, мы оба не выйдем живыми.

– Почему площадь очищена? – охрипла я.

И тут Неофрон вперил в меня свои глаза с темно-карими контактными линзами.

– Я думал, ты слышишь и видишь все, что происходит вокруг. Ты действительно не разобралась, о чем они говорят?

– Боже, да просто скажи мне, что происходит! – зашипела я.

Он прикоснулся к моей щеке, и этот неожиданный жест сожаления вдруг вверг меня в панику.

– Тебя хотят казнить. Казнь назначена на завтрашнее утро.

Слова могут свалить с ног – теперь я убедилась в этом.

– Как именно? – заикаясь, спросила я.

– Побиение камнями.

* * *

Я впала в глубокое оцепенение. Меня на мгновение перебросило в прошлое: лет этак десять назад, мне двенадцать, я сижу на уроке религиоведения. Учитель рассказывает обо всех этих варварских обычаях из стран третьего мира: расстрел, отсечение головы, забрасывание камнями, обрезание девочек, – и думаю о платье из органзы, которое увидела в витрине магазина, когда ехала в школу. Прекрасное платье персикового цвета. Моя детская психика не была способна вместить в себя весь этот ужас: изувеченные гениталии, катящиеся головы, кровь фонтаном. Я не слушала, меня там не было, я закрыла глаза и приказала себе думать о платье из органзы, которое мне купит мама, когда мы будем гулять по торговому центру в воскресенье. А потом будем есть мороженое. И пить капучино с рисунком на пенке. И пойдем в кино смотреть «Амели». Понятия не имела, о чем фильм, но мне очень нравилось это имя. «Амели», платье, капучино, и больше ни слова об обрезании или камнях!

И вот теперь я в тюрьме. Приговорена к смертной казни. И завтра мне в голову будут бросать камни, пока один из них не пробьет височную кость.

«Размер камней не должен превышать размера кулака, чтобы человек не умер слишком быстро. Смерть очень мучительна, поскольку человек способен долго выносить сильные удары, при этом не теряя сознания…» – эта часть лекции вдруг всплыла в моей памяти во всей своей ужасающей отчетливости. Я зажала рот в полной уверенности, что меня сейчас вывернет наизнанку, и рухнула в руки Неофрона.

– Ни один камень не коснется твоей головы. Ты слышишь меня? – сказал он. – Ни один камень.

– Ты заберешь меня отсюда? – расплакалась я.

– Нет. Мне пришлось бы перестрелять полгорода. Но я не оставлю тебя.