Тень Одержимого - Феликс Эйли

сейчас! — возмутился сын.

— Ты смеешь перечить родителям? — повысил голос отец.

Его серые глаза покраснели, а кожа приобрела багровый оттенок.

— Я не…

Но Александр Птитс впился когтистой лапой в маленькую, тоненькую руку сына, и поволок его в прихожую. Стало очень больно. Карл отчаянно пытался вырваться из хищной хватки, однако это было невозможно — отец гораздо сильнее его.

— Ты будешь наказан! — строго сказал тот, бросив сына на пол прихожей. — Я тебя запру здесь, пока ты не поймёшь, что был неправ!

— Папа! Папа! — молил Карл.

Он опустил голову, из его глаз потекли слёзы. Он надеялся забыться в плаче, надеялся, что окружающий мир исчезнет, что он сам исчезнет…

— Что ты расхныкался? — отец возвышался над ним, словно гора. — Настоящий мужчина не должен плакать!

Карл перестал рыдать. Он посмотрел на отца исподлобья. В чёрных выразительных глазах больше не было ни слезинки. В них поселилась обнажённая, ледяная ненависть.

— Мне… нет… нужды… плакать… отец! — процедил он по одному слову.

Этот голос уже не был детским. Карл вырос над своим отцом — уже не слабый восьмилетка. Испепеляя Птитса-старшего взглядом, Птитс-младший лезвием пронзил его толстый живот. Отец беспомощно плюхнулся на плитку прихожей, и вокруг него образовалась лужа крови. Из соседней двери выбежал рыжий кот и принялся лакать языком алое пятно.

— Карл! Карл!

Мать тоже появилась в прихожей. Она стояла с открытым ртом, глядя на труп своего мужа. Карл повернулся к ней. Сожаление разъедало каждую клетку его тела… но в то же время ненависть придавала этим же клеткам новых сил. Тех, что не было у него в бытность «хорошим мальчиком»…

— Карлуша… — в шоке произнесла Эльза Птитс

Теперь он не был человеком — он стал тенью. Чёрной, неумолимой тенью.

— Нет, — кричал он внутри себя, пытаясь остановить это безумие. — Нет! Нет!

И с облегчением увидел, что находится на базе «Чумы», прикованный к кушетке и окружённый оборудованием. Он больше не бился в конвульсиях. Он лишь учащённо дышал, пытаясь прийти в себя после кошмара.

— Прекрасно, — рядом восторгалась Н. С. — Результат меня устраивает…

Вскоре Карл стоял в небольшом тренировочном зале. Стены были покрыты мягкими серыми квадратами, а в центре располагался робот-манекен. Облачённый в чёрный облегающий костюм, Птитс нащупал кнопки внутри перчаток, и из наручей на запястьях вылезли лезвия. Такие же, как в его подсознании.

Зло усмехнувшись, Карл побежал на тренировочного робота и выбросил руку вперёд. Однако торс манекена наклонился назад на механических шарнирах, и лезвие рассекло лишь воздух. Вздохнув, Птитс сделал следующий выпад и ещё один, однако робот отразил один удар рукой в массивной перчатке, а от второго уклонился.

Но Карл не заметил механического кулака, который нёсся прямо на него. Робот дал Птитсу под дых, и человек отлетел в сторону. Тело раскалывала боль.

— Ты всего лишь жалкий мальчишка, который искал любви и принятия у строгого отца, — за спиной Карла послышался голос Н. С., — и затем перенёс свою обиду на Отца Человечества…

Тренировочный робот, вмонтированный в пол, равнодушно наблюдал за происходящим.

— Ненавижу тебя!

Птитс повернулся, буравя её ледяным взглядом. Он бросился на женщину в маске, замахнувшись обоими лезвиями — и ощутил сильный электрический разряд.

— Но ты способен стать чем-то большим, — спокойно говорила Н. С., держа в руке пульт управления. — Своей ненавистью привести Галактику к истинно верному будущему, тому, что узрел наш повелитель. Вставай, продолжай бой!

Карл фыркнул, но поднялся. В костюме он сильно вспотел. Оно плохо слушалось и ныло от боли, но Птитс заставил себя шевелиться. Ведь то, что могла сделать «Чума», было ещё хуже…С нечленораздельным, почти звериным криком он принялся наносить удары, метя в уязвимый живот робота.

На следующих тренировках движения Птитса стали менее беспорядочными и более сосредоточенными. Хаотичные всплески ненависти будто превратились в лезвие, длинное и острое. А Н. С. оценила коротким кивком, что Карл превратил руку манекена в искрящийся обрубок и выпустил провода из его туловища.

— Теперь ты… готов… — сказала она, однажды зайдя в его каморку.

Потом его привели в помещение, похожее на переговорный зал. Кроме Н. С. за небольшим столом собрались ещё несколько членов «Чумы» — все как один в масках.

— Ты исполнишь то, что мы задумали уже давно, — вкрадчиво произнесла Н. С. — Вернёшь кинжал Пастырей, который сам же и отдал Охранительному Бюро. Ты поступил правильно, не позволив Леди Серпентире завладеть им, ведь Разрушение безрассудно и не умеет распорядиться своей властью. А наш Чумной Владыка, Лорд Пестиленс, видит цель и знает, что этим кинжалом можно не только обнажить истинную суть Императора, но и уничтожить Философа и Серпентиру. Покончить с их губительным правлением в Тёмном Замке!

Карл слушал, смотря на неё невидящим взглядом. Значит, вот какое поручение он должен был выполнить…

— Мы установили, что пинас с кинжалом отбыл с Зекариса на Рейвенхольд, но дальше его след затерялся, — продолжала заговорщица. — Твоя задача — отыскать его.

— Но у меня нет даже своего корабля…

— Ты его найдёшь, как и команду. Это ещё простые задачи — куда сложнее будет проникнуть в Охранительное Бюро. Но мы верим в твои силу и ум! И знаем, что они принесут нам победу!

Кто-то из «Чумы» протянул Птитсу чёрную коробку. Карл раскрыл её, и изнутри на него посмотрело собственное отражение — уродливое и искривлённое. Обрамлённое длинными чёрными волосами лицо выпятилось в области носа, а лоб и подбородок, наоборот, были тонкими и вытянутыми. Вскоре Карл сообразил, что это маска. Золотистая безликая маска на красном бархате. Кривое зеркало человеческих пороков. Всё, как Птитс себе и представлял.

— Но если ты оступишься и предашь нас, как раньше предал Разрушение, кара будет суровой, — пригрозила Н. С. — Лорд Пестиленс найдёт тебя, где бы ты ни прятался, и тогда твои страдания будут не сравнимы ни с чем, что ты пережил прежде!

Карл молчаливо кивнул.

Он очнулся на крыше здания, заметённого снегом, а в его руке до сих пор был бинокль. Вдалеке за окном ходили родители. Они не были виноваты, они были жертвами. Для них не существовало иной реальности, кроме ценностей Империи — и чего-то ещё более древнего, что господствовало на Великородине. Именно идеи, а не люди были главными врагами Одержимого. А по идеям он