Чудесное мгновение - Алим Пшемахович Кешоков

потому что не годится женщине выкрикивать имя своего мужа.

Глава восемнадцатая

ВОЗВЫШЕНИЕ ДАВЛЕТА

Всегда по-разному ведут себя люди. По-разному они вели себя и в это трудное время. Разные люди хотели разного.

Астемир за несколько мешков кукурузы уступил Мусе любимого коня, но не падал духом, по-прежнему больше всего хотелось ему стать учителем.

Муса дешево купил хорошего коня, приумножая богатство, но по-прежнему не знал, для чего он собирает его.

Старик Исхак и рад был бы что-нибудь купить или продать, но продать ему было нечего, а купить не на что, хотя он больше, чем кто-нибудь другой, успел получить от новой жизни: от прежних земель Шардановых ему отрезали урожайный участок по берегу Шхальмивокопс, ниже аула. Да вот беда! Исхак не только не снял с этой земли урожая — тут он ничем не отличился среди других, — ему нечем было даже запахать ее на будущее время…

Каждый думает по-своему.

Придумывал новое занятие и Давлет после того, как завершил свои усилия по превращению самого себя из кулайсыз просто в кулай — неимущего в имущего, перевез к себе во двор большую часть бросового имущества бежавших князей. Придумать что-нибудь новое пока не удавалось, а старые сапетки на дворе ККОВа пополнялись скудно. По распоряжению председателя ККОВа Еруль с ящиком на двуколке объезжал дворы, но чаще всего его встречало либо голодное жалобное мычание коровы, либо печальный лай отощавших собак, которые не имели силы поднять голову.

Куда там! Хорошо, если Ерулю наполняли хотя бы его войлочную шляпу. Еруль ехал дальше, гремя пустым ящиком и весами.

— Самим прокормиться нечем, старый крикун, — встречали его в другом месте. — Дать тебе шесть фунтов за двух душ — значит, на шесть дней раньше умереть.

Еруль возражал, что теперь, при советской власти, его не смеют называть старым крикуном, что обидчики будут иметь дело с самим прокурором. С Чачи он требовал за двенадцать душ — за нее самое и за одиннадцать кошек, но просчитался: у знахарки к этому времени было уже не одиннадцать кошек, как думал Еруль, а пятнадцать — четырех ей удалось переманить из дома Жираслана.

Однако Чача не соглашалась вносить и за одиннадцать душ.

— Как твой ответственный язык произносит такие слова! — кричала Чача. — Проваливай! Буду платить только за себя и за большую кошку, самую старую, молодые и молочные котята не в счет.

Муса отделался двумя фунтами — фунт за себя и фунт за Мариат.

— Бери с тех, кто детьми богат, — заключил Муса и захлопнул ворота. — Землю отняли, а теперь забирают и зерно!

Предстояла замена ревкома советом, и, предвидя это, Астемир снова, уже не в первый раз, просил Инала и Степана Ильича освободить его от должности председателя.

— Дай мне, Инал, книгу, — говорил Астемир. — Я хочу учиться и учить других. Гляди, в стране становится спокойней, скоро подавим и абреков. Не по плечу мне быть председателем совета, хочу я быть учителем.

— Но кто же тебя заменит? — возражал Инал. — Кто? Батоко? Муса? Давлет? Им это по плечу? Нет, ты еще поработай, Астемир! Кто же из нас делает только то, что ему по плечу или по душе? А все мы пашем на одной пашне.

Но Степан Ильич сразу принял сторону Астемира — он понимал, что пора заменять старые медресе новой народной школой. Что можно противопоставить Казгирею в его неутомимой деятельности просветителя на старый лад? Пора, пора приоткрыть людям не коран, а истинно жизненный свет знания, и кому-то надо начинать это очень важное и трудное дело. И Коломейцев безусловно верил, что Астемир станет в деле нового просвещения достойным соперником Казгирея.

Из всех возможных преемников Астемира остановились все-таки на Давлете, и вот почему: Степан Ильич надеялся направить энергию Давлета на пользу делу при помощи того же Астемира. Такое решение примиряло всех, а прежде всего был доволен Астемир, охотно обещавший, что, подготавливаясь к новой деятельности учителя, он будет присматривать за Давлетом и помогать ему.

Знал бы Давлет, что ожидает его, разве занимался бы он таким ничтожным делом, как перевешивание кукурузы…

— Давлет! — позвал его Астемир. — Слышишь, Давлет…

— А ты разве не видишь, я занят делом, — огрызнулся тот. — Не знаю ни часа покоя. Председатель «кова» — это тебе не председатель ревкома. Ты спроси любого, что значит ревком, — никто не объяснит тебе этого. Никто не знает значения этих слов — ревком или коммунхоз. Самые большие слова — прокурор и потом «ков».

— Верно. И как раз теперь вместо ревкома будет совет. Но ты разве не хотел бы быть председателем ревкома?

— Если бы я захотел быть председателем, — самонадеянно отвечал Давлет, — то мне нужно было бы только сказать об этом Иналу.

— Ну вот и хорошо. Пойдем завтра и скажем.

— Мне некогда заниматься с тобой пустыми разговорами, а если тебе стало скучно от безделья, то иди посчитай блох у моей собаки.

Астемиру так и не удалось в этот вечер убедить раздосадованного Давлета, что Инал и вправду хочет его видеть. Давлет поверил этому, лишь когда через несколько дней по поручению Инала за ним приехал народный милиционер Казгирей. Но зато уж вернулся Давлет от Инала совершенным индюком. Теперь Давлет располагал неоспоримым доказательством того, что без него советская власть обойтись не может.

— С помощью аллаха Инал и Казгирей поняли, — сказал новый председатель, — что у них нет лучшего советчика, чем Давлет.

На сходе Астемир убедительно объяснил людям, почему ревком заменяется советом, и предложил избрать председателем Давлета. Люди не возражали, и Астемир передал полномочия новому председателю.

Что снилось Давлету в эту ночь — никто не знает, но наутро он приступил к своим обязанностям.

Давлет размахнулся широко. Его фантазия ярко разгоралась, ослепляя односельчан.

Сразу же широкий красный флаг заменил над домом Давлета прежнюю унылую тряпку, отмечавшую «колодезные дни». Постоянным писарем, или, по-новому, секретарем, был по совместительству назначен Батоко. Лучшие плотники аула были срочно приведены Ерулем на площадь к бывшему дому Гумара, где теперь помещался аулсовет. Вскоре Астемир узнал, что на площади начинают что-то сооружать.

Астемир застал строительство в полном разгаре. Стучали топоры. Плотники доламывали сарай и из досок возводили посреди площади что-то вроде башни.

— Что делаете? — спросил Астемир.

— Башню для Давлета, — последовал ответ.

— Убей меня аллах, — удивился Астемир, — ничего не понимаю! Какая башня? Зачем?

— Башня Давлета, — повторили плотники. — Теперь Давлет будет председателем советской власти, и ему нужна башня. Наверное, в ней будут запирать арестованных.

— А где Давлет?

— Да вот он!

За окном виднелось лицо Давлета, и даже