Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В конюшне монастыря, как правило, находилось несколько лошадей. Конь Вацлава тоже там стоял, но остальных оставили там потому, что на уход монахов можно было положиться – и заодно сэкономить на сене на зиму. Монахов это тоже устраивало. То, что попадало в желудки лошадей спереди, выходило сзади в качестве удобрения. Так что все оставались довольны, и прежде всего – сами лошади, а розы на четырех углах крестового хода и монастырская земляника славились на все окрестности. Вацлав бросил один лишь взгляд на лошадь, на которой приехала Александра, и выбрал одну из тех, которых оставили в монастыре на зиму. Сейчас был не тот момент, чтобы позволять себе излишнюю щепетильность.
Когда они вывели лошадей за уздцы на улицу, монахи Вацлава уже собрались перед конюшней и молча смотрели на них. Вацлаву пришлось дважды окинуть их внимательным взглядом, прежде чем он понял, что произошло: они сменили темно-серое одеяние бенедиктинцев на черные как ночь рясы. Что же касается смотрителя винного погреба, то у него ряса немного натянулась на животе; наверное, материя слегка села.
– Мы, естественно, едем с вами, – заявил смотритель винного погреба, заметив, что взгляд Вацлава остановился на нем.
– И куда, позвольте спросить?
– Не имею представления, преподобный отче. Скажи нам об этом.
Вацлава охватило безумное желание немедленно запретить обращаться к нему «преподобный отче» и громко крикнуть, что, если поцелуй в библиотеке действительно что-то значит, ему скоро придется передать свою задачу новому настоятелю, а сам он возвратится в мир… Но он взял себя в руки. Задача будет выполнена только тогда, когда делать уже будет больше нечего, а от этого момента его еще отделяет много миль – много миль и один взгляд в ад, который в состоянии поглотить их всех. Его хорошее настроение исчезло, но не желание сделать сто дел одновременно. Он все еще ощущал поцелуй Александры и ее тело в своих руках, и это воспоминание снова наполнило его жизнью.
– Ну ладно, – согласился Вацлав. – Я скажу. Вы все дружными рядами возвращаетесь в монастырь, снимаете черные рясы и молитесь за наше благополучное возвращение.
– При всем уважении, преподобный отче, – нет.
– Это прямое неповиновение.
– Да, так оно и есть. – Ни один из монахов ни на секунду не показался ему нерешительным.
– Это противоречит вашей клятве выполнять правила святого Бенедикта.
– Прости, преподобный отче, но существует послушание, которое превышает то, что значится в правилах и инструкциях, и мы все считаем, что именно такого послушания святой и требует от своих последователей.
– Ах, вот как? – только и сказал Вацлав.
Он почувствовал, что ему сдавило горло, но подумал: «Я всегда спрашивал себя, как могло случиться, что брат Павел, лучший из Хранителей, слепо пошел навстречу собственной гибели и забрал с собой так много человеческих жизней. Теперь я понял. Он тоже следовал послушанию, намного превосходящему Regula Benedicti: послушанию своей любви к аббату. И теперь я тоже знаю, какой силой обладает эта любовь. Вот они стоят, все вместе, и ждут возможности пойти за мной на смерть». Испытывая все большую растерянность, он понял, что среди черных ряс затесалась горсточка оборванных субъектов и выглядят они не менее восторженными, чем монахи. Какой-то беззубый тип решительно кивнул ему. Впервые он увидел его, когда этот человек требовал отдать все ценности и одежду.
– Так не пойдет, – пробормотал Вацлав.
– Пойдет, преподобный отче, – твердо заявил привратник. – И чтобы упредить следующее возражение с твоей стороны, добавлю: в конюшне достаточно лошадей, чтобы мы могли последовать за тобой и госпожой Рытирж, даже если нам придется садиться по двое.
– Eccetto[61] смотрителя винного погреба, – пропищал голос откуда-то из группы черных ряс. – Troppo pesante.[62]
Смотритель винного погреба обернулся.
– Я тебя сейчас…
– Братья, – вмешался Вацлав, стараясь сдержать дрожь в голосе. – Я не могу требовать этого от вас.
– Совершенно верно. Ты не можешь потребовать от нас бросить тебя на произвол судьбы. И госпожу Рытирж, прошу прощения. А теперь, пожалуйста, пропусти нас в конюшню, мы должны седлать лошадей.
– Лошадей только доверили монастырю…
– Время от времени лошадям нужно двигаться. Вот они и побегают. Следуйте за мной, братья, разбейтесь по двое и выбирайте себе лошадей.
– Eccetto…
– Да, да, ладно тебе, доходяга. Вот доживешь до моих лет…
Александра, вместе со своей лошадью подошедшая к Вацлаву, криво улыбнулась ему.
– Интересно, что скажет мама, когда две дюжины черных монахов неожиданно придут ей на помощь.
– Она сунет в руку каждому по дубине и покажет, куда нужно бить. Ну, да ладно. Братья, дорога каждая минута. Мы выступаем немедленно, следуйте за нами.
– Так ты скажешь нам, куда ехать, преподобный отче?
– В Подлажице!
– Mamma mia!
– Вот видишь, доходяга, ты уже обделался со страху!
3
Черные монахи с таким шумом (и с опозданием на добрый час) высыпали из ворот монастыря, что прочие бенедиктинцы и батраки отскочили в сторону и уставились им вслед, открыв рты. В то же самое мгновение их попыталась обогнуть какая-то карета. Кучер, монах в потрепанной черной рясе, с трудом остановил напуганных мулов, тянувших экипаж. Он обернулся и посмотрел назад, на удаляющуюся кавалькаду. В окошке показалась чья-то голова и проследила за его взглядом, после чего оба монаха переглянулись.
– Это были наши братья, – заметил брат Бонифац, сидевший на козлах.
– Ты видел, какие рясы они… – проговорил брат Даниэль.
– Да, видел!
Мулы фыркали и упирались. Оба монаха уставились на облако снега и грязи и снова переглянулись. Брат Даниэль пожал плечами.
– Что они задумали? – спросил брат Бонифац.
Рядом с головой брата Даниэля в окне кареты показалась и голова брата Тадеаша. Брат Тадеаш все еще выглядел так, словно жить ему осталось несколько часов, но за время поездки из Эгера состояние его, по крайней мере, не ухудшилось.
– Куда это они отправились? – прокаркал брат Тадеаш.
– Понятия не имею.
– Назад! – ответил брат Тадеаш.
4
– Это оказалось слишком легко, – прошептал Самуэль на ухо Эббе.
Эбба вздохнула. Люди Самуэля тоже оглядывались, скорее, недоверчиво. Они быстрым аллюром преодолели расстояние между Браунау и Прагой, нашли себе в Праге приют, разведали все возможные места, в которых могла оказаться библия дьявола; выяснили, задав тысячу подчеркнуто невинных вопросов, что в Пражском Граде есть место, пользующееся дурной славой, которое кайзер Рудольф называл «хранилищем диковинок»; за неимением ничего другого, ухватились за эту соломинку; дождались ночи, когда после недолгой оттепели и мгновенно сменившего ее мороза город окутал густой туман; перелезли через стены с обращенной к городу стороны замковой скалы, воспользовавшись канатами и крюками и преодолев опасный альпинистский маршрут; дождались смены караула и проникли в лабиринт замка, где, согласно противоречивым сообщениям, находилось собрание диковинок. Теперь они ощупью искали дорогу сквозь мрак, с каждым мгновением становящийся все более удушающим. Перепуганный до смерти слуга, которого они застали врасплох, когда он устроился в отхожем месте, и которому Альфред Альфредссон приставил кинжал к спине, спотыкаясь, брел впереди, придерживая штаны обеими руками, так как он был слишком напуган, чтобы завязать их… А Самуэль Брахе считал, что это оказалось слишком легко!
– Carpe diem,[63] – прошептала она. – Давай посмотрим, что нас там ожидает.
Самуэль схватил ее за руку.
– У меня дурное предчувствие. Это чересчур похоже на приглашение…
– …и смахивает на засаду? Но кто, по твоему мнению, может ожидать нас здесь?
– Мне просто интересно, почему нам разрешили вот так запросто войти.
Она почувствовала его взгляд и постаралась выглядеть решительной. Самуэль велел всем обмазать лица пеплом и жиром, чтобы сливаться с мраком. Его глаза сверкали из-под верхних толстых линий черной смазки, которые он нанес себе на лицо, слева и справа, как полосы у тигра. Вид у него был своеобразный, но она знала, что у нее не лучше. Частичка ее души испытывала сочувствие к провожатому, которому они, должно быть, казались демонами ада, разговаривающими на непонятном языке и, без сомнения, намеревающимися потом съесть его.
– Ты же видела, как лихорадочно в городе роют окопы и возводят линии обороны. Все готовятся отразить нападение Кёнигсмарка. У жителей Праги не хватает ни времени, ни солдат, чтобы охранять даже один-единственный вход в укрепления.
Самуэль легонько толкнул дверь. Она беззвучно открылась на пару дюймов.
– Я не об этом, – проворчал он. – Я о том, что здесь даже не заперто.
- Моцарт в Праге. Том 2. Перевод Лидии Гончаровой - Карел Коваль - Историческая проза
- Тайна Тамплиеров - Серж Арденн - Историческая проза
- Данте - Рихард Вейфер - Историческая проза
- Дочь кардинала - Филиппа Грегори - Историческая проза
- Через тернии – к звездам - Валентин Пикуль - Историческая проза
- Копья Иерусалима - Жорж Бордонов - Историческая проза
- Бриллиантовый скандал. Случай графини де ла Мотт - Ефим Курганов - Историческая проза
- Емельян Пугачев. Книга вторая - Вячеслав Шишков - Историческая проза
- Емельян Пугачев, т.1 - Вячеслав Шишков - Историческая проза
- Битва за Францию - Ирина Даневская - Историческая проза