Путинбург - Дмитрий Николаевич Запольский

Иерусалима и Майами едут, спрашивают, кто жених, сколько зарабатывает, какие перспективы. А какие у этого перспективы, если он только Пушкина и Шекспира знает, хоть и наизусть? Тьфу! Аспирант филфака! Кафедра русской поэзии! Ну стыдуха же мне доченьку за такого выдавать. Возьми его корреспондентом, он вроде писать умеет. А если не потянет, выгонишь через пару месяцев. Даже платить ему не обязательно. Пусть хоть статус будет — корреспондент в известной передаче…

Я не мог отказать Боре. Ну вот как? Видно было, что, если я скажу нет, он не обидится, а просто аннигилируется от грусти или сгорит от горя, как та самая купина синайская[638].

— Ладно, — говорю. — Пусть завтра приходит.

Утром пришел ко мне этот невольник чести. Вот, блин, не люблю работать с поэтами. Дружить — да. А вот чтобы вместе что-то делать, это на фиг. Алексей был настолько манерен и высокомерен, утончен и велик, что я сразу послал его стажером на съемки сюжета про аварию на канализации в Красном Селе. Ты, говорю, можешь и не писать. Ты мне потом расскажи все красиво, а я сам напишу. Вам, филологам, такие слова неизвестны, какими надо этот текст написать. Князь надменно склонил голову в знак согласия и поехал смотреть, как в каких-то ебенях из-под асфальта бьет струя говна. Оператору я шепнул: снимай как надо, а я потом гляну сюжет и сам напишу. Типа пассажир с тобой в бригаде, из него репортер как из меня режиссер китайской оперы.

Через три часа возвращается моя съемочная бригада. Что-то еще они снимали, сейчас не помню. Ну то ли какой-то вернисаж, то ли заседалово. Что-то, о чем были готовые пресс-релизы. То есть работа корреспондента там была не очень актуальна. Мой новый сотрудник прямо в машине написал тексты. Убористым почерком. С завитушками. Но читаемо. Я пробежал глазами и сам себе не поверил. Обычно новички-репортеры всегда пишут полную хрень: кондово, гадко и тупо. То есть только через пару-тройку месяцев ежедневной работы к ним приходит свой стиль. А до этого момента, пока собственный голос не прорезался, они просто имитируют чей-то. Ну как священные индийские птицы майны подражают другим пернатым, а сами свое спеть не могут. Не умеют. Но тут в текстах надменного стажера были и стиль, и образ, и метафора, и логика сюжета, и вообще все, что требуется от журналиста. Кривовато, конечно, по профессиональным меркам, но талантливый парень. Причем очень.

Алексей стал работать у меня в штате почти сразу. Зарплата была не очень большая, но Борину дочку поэт вполне мог прокормить. Писал он талантливо. Не то чтобы супер-пупер: он был королем текста, а не репортажа. То есть репортер должен быть расторопным, шустрым, любопытным и открытым. А князь наш абхазский был все-таки надменен по отношению к реальности. Это сужало его профессиональные возможности. Но писал красиво. Я как-то прочитал его диссертацию и единственный раз получил удовольствие от чтения подобных работ. И стихи тоже были хороши. Хотя и с холодным носом[639] написанные. Как хай-фай отличается от хай-энда. Идеально, но без ламповости[640]…

Однажды, месяца три спустя, Алексей мне говорит:

— Дмитрий Николаевич, у меня есть спонсор для нового раздела программы. Одно издательство, очень прогрессивное и богатое, хочет раз в две недели делать спецвыпуск «Петербургского времени». Будете общаться в эфире с редактором, очень приятной дамой. И они будут платить за это восемьсот долларов в месяц. Половину мне, половину вам.

Я опешил. Ну как-то не принято вот так в лоб требовать от главного редактора откат. Тем более, если тебя взяли по чьей-то просьбе. Но тут сразу два фактора сошлись: кавказский гонор и все-таки парень талантливый. Обычно я за такие понты сразу своих журов выкидывал в унитаз. Но тут подумал: а давай! Пусть поднимет самооценку. Но условие поставил четкое: если его спонсор будет гнать тухляк, то я сразу отказываюсь. И вообще, держу этот его проект, только если он будет действительно ярким и необычным. Он меня заверил, сверкая глазами, что я не разочаруюсь: издательство единственное в мире, печатающее огромными сериями современную некоммерческую литературу на русском. Причем в хорошем оформлении и с идеальной корректурой. И у издателя великолепный вкус. Заинтриговал он меня. Четыреста долларов в фонде зарплаты моей команды лишними не будут. Так что пусть приходит в следующий понедельник со своей редакторшей. Название издательства мне было неизвестно, а фамилия дамы была совершенно обычной русской, распространенной.

Дама приехала за час до эфира, как и договаривались. Привезла кучу книг в подарок. Действительно очень интересных. Ну вот правда! Какие-то кулинарные воспоминания, отлично изданные и легко написанные, сборники эссе французских экзистенциалистов, совершенно невероятно выпущенные поэтические антологии современных провинциальных авторов. И все это тиражами по три-пять тысяч экземпляров, что для подобной литературы совсем не мало. И рассказала дама, что они каждую неделю выпускают новую уникальную книгу, что у них в портфеле издательства сейчас полтысячи уже отредактированных работ и что в самом издательстве работают тридцать редакторов.

Первый же мой вопрос был естественным и неизбежным, как утренний кашель курильщика:

— Простите, а кто за все это платит?

Дама взглянула на меня своими благостными сытыми глазами, в которых не было ни суеты, ни рефлексий, ни сомнений. Она посмотрела на меня как-то немного отдаленно, как жилец вершин смотрит на пастушка в долине, и стала похожа на Джоконду губами.

— Есть спонсоры. Добрые люди, которым небезразлична русская культура.

Ну ладно. Не хочешь — не говори. Деньги в кассу, культура в массу. Тоже мне, тайны мадридского двора. Хотя я должен был тогда догадаться. Ступил. Сейчас самому смешно…

В эфире дама держалась очень мило. Она знала о современной российской литературе все. В миллион раз больше меня. Я вообще-то лох в этом. Ну знаю Пелевина с Сорокиным, Крусанова там, еще трех-четырех. Дама слегка скривила губы, когда я спросил, как ей нравится классика постмодерна. Она легко жонглировала понятиями «актор», «нарратив», «метарассказ», говорила про «эксплицитных авторов», «кажимости» и «калургии»[641]. Я, конечно, окончил не самый плохой университет и учился понемногу. Ну и на заседаниях философских кафедр часами слушал подобный дискурс. Но, честно говоря, мне до дамы было далеко.

Не обошлось и без гламура. Дама была ОДЕТА. То есть на ней была не просто красивая, очень дорогая одежда, а ОДЕЖДА. Именно такая, которую обычные посетительницы самых элитных секций ГУМа даже не видели. Что-то совершенно королевское по вкусу, простоте и качеству. Я ни черта