Путинбург - Дмитрий Николаевич Запольский

Ох, дядя Коля из забытого детства моего! Знал бы старый, как нонче грибочки делают. Точно бы не поверил. Кстати, всю жизнь работал технологом на фабрике Крупской, конфеты делал. Готовил божественно! Оттого моя тетя замуж за него и вышла, хоть любила другого. Да вот любимый погиб в лагере. После войны. В плен он сдался…

Я вам не буду рассказывать про рестораны «Русской идеи», про другие производства. И про огурчики. С ними еще хуже. Хватит вам про грибочки. А то вообще даже в рестораны ходить не сможете! А поработать я с имиджем клиентов так и не успел. Арестовали их в тот же день. ФСБ. И все производства отобрали. Переписали на кого-то. Думаю, клиенты особо и не переживали. Выпустили их под подписку до суда, и они смылись, естественно, за границу. Интерпол уже восемь лет найти не может. А поля в Краснодарском крае забрали Цапки[633]. Само собой! Кто ж еще?

Вкладчиков-инвесторов кинули. В офисе на Невском сейчас модная адвокатская контора. Кстати, сокурсник Путина ее возглавляет…

ВОЛШЕБНИК ИЗУМРУДНОГО ГОРОДА

Bолодя Кропачев был врачом скорой помощи. В самом начале девяностых развелся с женой, тоже врачом. Что-то не поделили в жизни. Вовка сам не питерский, из глубинки. Выписался из квартиры, оставил мебель, телевизор, вообще все. С работы уволился — какая тут работа, если без дома. Забрал палатку, спальник и поехал в Лосево[634]. Жить. Как бомж какой! Пожил в лесу месяц, рыбу половил вдоволь, грибы пособирал. В то время еще можно было чувствовать себя свободно в лесу — это уже потом, году в девяносто четвертом, стали там черти шалить: зэки откинувшиеся, барыги, которых на счетчик выставили, от братков по лесам гасились, бродяги промышляли воровством. А Володя застал благоприятное время — лес еще принадлежал таким, как он, туристам-гулякам.

Кропачев был опытным: быстро обустроил лагерь на берегу Вуоксы, поставил шатер-палатку, нашел старый финский колодец. Баньку полевую соорудил. Знаете, как это делается? Я вам расскажу: складывается куча камней — большая, почти в человеческий рост. А вокруг что-то вроде вигвама из жердей, но так, чтобы можно было переносить. Разводится большой костер — прямо вокруг камней. И когда бревна-сушины прогорают, над кладкой ставится этот самый вигвам. Обтягивается полиэтиленом, брезентом — ну что под руку попадет. Главное, чтобы полностью закрывал. И внутри банька по-черному. Красота! Попарился — и в озеро. Стали к нему приезжать на выходные друзья с подстанции скорой. И подруги. Медицинская жизнь такая на скорой — много неженатых, а еще больше незамужних. Продукты из города привозили, ну и выпить, конечно, — спирт-то всегда имеется у докторов. Вскоре образовался клуб — типа знакомств — и веселая компания, собиравшаяся на берегу Вуоксы постоянно: график-то скользящий, выходные разбросаны по неделе. И было всем весело и хорошо.

Когда настала поздняя осень, Володя пошел к командиру войсковой части неподалеку. Дай, говорит, кунги ненужные. Это такие фургоны на военных грузовиках. Ну там обычно какие-то рундуки, как у матросов, койки типа. И стойки под аппаратуру или стеллажи для инструментов. Ну хоть парочку! Будем зимний турклуб делать.

Полковник подумал и говорит:

— Мне что, жалко, что ли? Забирай! У меня этих списанных кунгов штук тридцать. Только никому не рассказывай! Завтра скажу прапорщику, он их тебе с радостью привезет.

И действительно, прапорщик привез: двадцать домиков, и списанный генератор, и соляры пятьсот литров. Были же времена!

Компания Володина скинулась понемногу: купили кабель, подключились к сети. Пираты, конечно! Но тогда Чубайс еще электричеством не заведовал и такие штуки прокатывали: дали денег какому-то хмырю из «Леноблэнерго», он закрыл глаза. А потом и договор подмахнул за литр спирта. А в кунгах электропечки есть, как в трамваях, и кузова утеплены. В самые лютые морозы не страшно. Хотя и не Ташкент, конечно, все-таки железные домики. Постепенно выцыганил Вовка у командира части посуду, полевую кухню, лопаты, пилы — все, что для лагеря нужно, — и стал принимать гостей за небольшую плату. Прибились и такие же бродяги, тоже рукастые. Из сушин еловых быстро соорудили два барака. Ну не совсем бараки, конечно, скорее избы-пятистенки, крытые рубероидом каким-то, но уже с печками человеческими. Плотников наняли, сваяли мебель: столы из досок, полати. Кто-то спальники пожертвовал, кто-то — матрасы. За год в лесу на берегу Вуоксы, в самом крутом месте между пафосными ведомственными турбазами каких-то военных НИИ и заводов возникла новая — самодеятельная.

Прошел еще год, и приехал глава администрации Приозерска: что это еще за самодеятельность? Кто позволил? А ну-ка либо сносите на фиг, либо будете принимать детские группы на лето! Нам в район разнарядку дают: триста детей летом по пионерлагерям раскидать. А дети все малолетние преступники, которых судить еще нельзя, а по ним тюрьмы не просто плачут, а рыдают взахлеб. И еще инвалиды из детских домов — тоже по разнарядке и тоже по триста человек.

Володя опешил:

— Как я их приму? У меня три лодки и пять байдарок. И палаток дюжина. И вообще, мы общественная организация вроде, никаких прав не имеем.

— Фигня, — сказал чиновник. — Мы тебе мигом контору соорудим, я юриста нашего попрошу. И денег дадим. И даже машину списанную — уазик «буханку».

Выбора не было, Кропачев согласился. Добрые спокойные посиделки закончились. На будущий год Володя с тремя приятелями приняли три группы по сто детей. Водили их на новеньких лодках по Вуоксе. Опыт работы на скорой пригодился — буйных усмирять дело привычное. И вообще, трудно было только первый год, потом наладилось. На следующий год взяли, помимо проблемных детишек, три смены инвалидов. Самой сложной была группа из тридцати слепых детей. Причем не «домашних», а из какого-то областного интерната. Была группа опорников[635]. Была совсем ужасная группа детей с ДЦП. И их тоже под парусами катали две недели в походе, вынося каждого из лодки на руках.

Помощники-волонтеры появились. Много. Студенты в основном. Приезжали из других городов, из Европы. Клуб получил пять гектаров берега. Тот самый берег, где Володя в первый раз свою палатку раскинул. Песок и сосны, стоящие на своих корнях как на паучьих ножках. Высоченные. А как они пахнут хвоей в знойный день! И прозрачная вода у берега. Получился у Вовки Изумрудный город: сосны, трава какая-то особенная и крыши ярко-зеленые. Райское место! Правда, дорога не очень от станции — километров пять пешком по грязи чапать, но Володина «буханка» спокойно проезжает. А в сухое