Всё ради любви - Кристин Ханна

— Представила.

— Вот что происходит с женщиной, когда она сбегает;

Лорен медленно открыла глаза и посмотрела на миссис Мок.

— Лорен, я видела, как ты старалась пробиться в этой жизни. Ты таскала домой горы книг, работала на двух работах и получила стипендию в «Фиркресте». Ты платила за квартиру, когда твоя непутевая мать спускала все заработанное в «Прибое». Ты подавала надежды, Лорен, я видела это. Ты знаешь, как редко среди жильцов этого дома проявляются такие качества?

Надежды. Лорен снова закрыла глаза, но на этот раз представила Энджи, стоящей на террасе и глядящей на океан. Ее темные волосы трепал ветер. Она повернулась, увидела Лорен и улыбнулась: «А вот и ты. Как спалось?» Это было даже не воспоминанием, а зарисовкой одного обычного утра.

— Тебе же есть куда пойти, верно? — сказала миссис Мок.

— Я боюсь.

— Нет, нельзя идти по жизни с такими мыслями. Я знаю, чем заканчивается путь, когда человека ведет по нему трусость. Ты тоже это знаешь. В квартирке вроде той, что наверху, и с горой неоплаченных счетов.

— А что, если она не сможет простить меня?

— Прекрати, Лорен, не строй из себя дурочку, — отмахнулась миссис Мок. — А что, если сможет?

— Ты же репортер, как-никак. Найди ее.

— Энджи, мы уже сто раз обсуждали это. Я просто не знаю, с чего начать. Дэвид обзвонил всех ее подружек. Никто ничего не знает о ней. Парень на автовокзале не помнит, чтобы продавал ей билет. Ее прежняя квартира сдана другим людям, управляющая практически бросила трубку, когда я стал расспрашивать о Лорен. В приемной комиссии университета сказали, что она отказалась от стипендии. Я не представляю, куда она могла поехать.

Энджи нажала кнопку кухонного комбайна, и кухню наполнил громкий воющий звук. Она смотрела, как ягоды черники превращаются в однородную массу, и размышляла над тем, что еще можно предложить.

Но предлагать было нечего. За последние сутки они с Конланом обсудили эту тему со всех сторон. Лорен просто исчезла, что было несложно в этом огромном суетливом мире.

Энджи остановила комбайн, сняла крышку и всыпала в содержимое сахар. Ее сестры всегда утверждали, что готовка имеет терапевтический эффект. Это ее третий ягодный пирог. Еще немного такой терапии, и она взвоет.

Конлан подошел, обнял ее и поцеловал в затылок. Энджи вздохнула и прижалась к нему спиной.

— Мне страшно от мысли, что она совершенно одна. Только не говори, что она не одна. Она же совсем ребенок, о ней самой надо заботиться.

— Она теперь мать, — ласково напомнил Конлан. — В своем беспокойстве ты совершенно забываешь о малыше.

Энджи повернулась к нему лицом и положила руки ему на грудь. Она ощутила, как под ладонями бьется его сердце, ровно и сильно. Каждый раз, когда за последние сутки ее охватывала растерянность, или безнадежность, или отчаяние, она подходила к нему, прижималась и успокаивалась. Он удерживал ее, как якорь.

Конлан поцеловал ее и, не отрываясь от ее губ, прошептал:

— Она знает, что ты любишь ее. Она вернется.

Энджи знала, как ему хочется верить в это.

— Нет, — возразила она, — не вернется. И знаешь почему?

— Почему?

— Она думает, что я никогда не прощу ее. Мать не научила ее самому важному. Она не осознает, что сама простила свою мать — или простит, как только та объявится. Она еще не знает, какой прочной может быть любовь, она уверена, что любовь может только разрушаться.

— Странно, Энджи, ты тревожишься о Лорен, но ни разу не заговорила о ребенке.

— В глубине души я знала, что она не сможет отдать его. — Энджи вздохнула. — Жаль, что я ей этого не сказала. Может, тогда она не сбежала бы.

— Но ты объясняла ей, что главное в жизни. И она слышала тебя. В этом я не сомневаюсь.

— А я сомневаюсь.

— Знаю. Когда у Лорен родился ребенок, ты говорила ей, что любишь ее и гордишься ею. Когда-нибудь, когда она перестанет корить себя за то, что сделала, она вспомнит твои слова. И вернется. Может, мать и не научила ее любви, но ты-то научила. Рано или поздно она во всем разберется.

У него всегда это отлично получалось — сказать именно то, что ей хотелось услышать.

— Конлан Малоун, я когда-нибудь говорила тебе, как сильно я тебя люблю?

— Только говорила. — Конлан перевел взгляд на духовку. — Сколько этой штуке еще печься там?

Энджи улыбнулась:

— Пятьдесят минут.

— У тебя хватит времени еще и доказать мне свою любовь. И не один раз…

Энджи поцеловала спящего мужа и осторожно, чтобы не разбудить его, выбралась из кровати. Надев спортивный костюм, она вышла из комнаты.

В доме было тихо. А она уже и забыла, что бывает такая оглушающая тишина. А вот от детей бывает столько шума…

— Где ты? — прошептала она, обхватив себя за плечи.

Мир, лежащий за пределами дома, огромен, а Лорен так неопытна. В голове Энджи пронеслись десятки пугающих сюжетов, как кадры в фильме ужасов. Она пошла на кухню, собираясь сварить себе чашку кофе, но по пути увидела коробку. Она стояла у стены в коридоре. Наверное, Конлан принес ее сюда вчера утром, перед тем как они поехали в роддом.

Вчера, когда все еще было по-другому.

Энджи понимала, что не надо смотреть на коробку, надо убедить себя, что ее здесь просто нет. Но так поступила бы она прежняя, только это притворство ни к чему хорошему не привело бы.

Энджи решительно подошла к коробке, опустилась рядом с ней на колени и открыла ее. Сверху, на розовой байковой пеленке, лежал ночник, изображающий Винни-Пуха. Она достала его и принялась разглядывать. Как это ни удивительно, но она не расплакалась и ее не пронзила боль от потери малыша, которому предназначался ночник. Вместо этого она отнесла светильник на кухню и поставила на стол.

— Вот, — сказала она, — он ждет тебя, Лорен. Возвращайся домой и забирай его.

Ответом ей была тишина, нарушаемая лишь шорохами и скрипом старого дома и глухим ворчанием океана, но от этого она казалась еще более гнетущей, особенно после того, как количество обитателей в доме уменьшилось. Энджи вышла на террасу и устремила взгляд вдаль. Она так глубоко ушла в свои мысли, что не сразу заметила Лорен, стоящую под деревом. Она сбежала по ступенькам и, едва не падая, ринулась вперед по лужайке. Лорен стояла не двигаясь. Она тщетно пыталась улыбнуться.

Энджи хотелось сгрести ее в охапку и прижать к себе, но что-то остановило ее. Наверное, это был загнанный взгляд Лорен и ее дрожащие губы.

— Мы так волновались за тебя, — сказала Энджи, преодолевая оставшееся расстояние спокойным шагом.

Лорен опустила глаза на малыша.