Мир клятв и королей (СИ) - "Mikki Host"

Глава 20. Наши поступки — крики

Перед глазами пронеслась вся его жизнь: от самых первых воспоминаний из детства, наполненных скрытыми под снегом садами и переходами, до момента, когда он потерял абсолютно всё.

Он мгновенно вспомнил о скучных балах и праздниках, где его заставляли сидеть — а те празднества, где он мог изрядно повеселиться, всегда проходили в компании старших членов его семьи или слуг, которые приглядывали за ним. Он вспомнил ворчливый голос Гвендолин, когда перед ними предстал один из лидеров благородного клана, основавших собственный дом. Отец не вмешивался, позволив Гвендолин и Алебастру, будущему королю, решать свалившиеся на их головы проблемы. Гвендолин отвергала уже третье предложение о замужестве и ещё ни разу не встречала неодобрения со стороны отца и матери. Гилберт же, не понимавший и половины того, что происходило, изрядно расстроился, когда под конец встречи Гвендолин не заехала каблуком в челюсть несостоявшемуся жениху. В прошлый раз вышло весьма эффектно и интересно.

Он вспомнил лидера каждого клана, их наследников, сыновей и дочерей, с которыми вместе обучался. Вспомнил Марию, прекрасную и невероятно добрую Марию, из-за которой Алебастр иногда терялся и не знал, что сказать. Гвендолин всегда подначивала его из-за этого, что ничуть не смущало Марию. В такие моменты Гилберту казалось, что сестра на стороне Марии, а не Алебастра. Их второй брат редко участвовал в подобных спорах, но едва мог спрятать улыбку, когда Гвендолин переходила в наступление.

Он вспомнил день, когда Алебастр и Мария официально обменялись кольцами своих родов, когда началась подготовка к их свадьбе. Тогда же увеличилось число потенциальных женихов Гвендолин, которых она отвергала либо убийственным взглядом, либо угрозами. Их мать лишь раз упрекнула Гвендолин в подобном, сказав, что принцессы так себя не ведут, на что Гвендолин ответила: «Им придётся мириться со мной, потому что я никуда не денусь». Согласно законам Ребнезара, когда Алебастр взойдёт натрон, Гвендолин останется рядом с ним — будет его советницей и защитницей, а также защитницей его жены и будущего наследника. Гвендолин не могла вступить в брак и перебраться в другую страну, но полне могла устроить свою жизнь в Ребнезаре. Однако она упорно отвергала каждое предложение, ссылаясь на свой долг перед короной и перед Алебастром.

Гилберту такой закон всегда казался немного странным и непонятным, но он не сомневался, что и Алебастр, и Гвендолин хорошо справятся со своими ролями. Их отец был в добром здравии и не собирался отрекаться от трона в ближайшие пятьдесят лет, но он уже позволял двум своим детям принимать участие в решении государственных дел. На вопрос Гилберта о том, будет ли и он когда-то поступать так же, как его брат и сестра, отец сказал, что в меньшей степени, но будет. Всё-таки, Гилберт был лишь четвёртым ребёнком в семье.

Он вспомнил день, когда у него появилась младшая сестра — вторая принцесса Ребнезара и пятый, последний ребёнок у короля и королевы. Гилберту даже дали подержать её, когда Гвендолин отказалась. Разумеется, Гилберт чуть всё не испортил, но Алебастр подсказал, что делать.

Он вспомнил, как, игнорируя предостережения матери, выводил сестру на конную прогулку ещё за год до начала её обязательного обучения. Старший брат постоянно ловил их, но никому не рассказывал, пообещав, что это станет их маленьким секретом.

Он вспомнил радостное предвкушение, охватившее его за месяц до Большой охоты: ежегодный праздник, для наследников рода Лайне становящийся настоящим испытаниям. Пройдя его, Гилберт официально перестал бы считаться ребёнком и вступил бы во взрослую жизнь. Он бы перестал тренироваться с учителями, которые тряслись над ним, как над хрусталём, и стал бы посещать занятия старших братьев. Он бы смог вместе с Гвендолин выезжать за пределы дворца без своих слуг и изучать лес столько, сколько хотел. И он смог бы без зазрений совести предложить Гвендолин врезать в лицо очередному кандидату на её руку и сердце — если, конечно, Гвендолин любезно не уступит ему это право.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Он вспомнил, как один его брат предпочитал простую одежду, совсем не похожу на одежду принца, а второй — более скромную, но не обделённую роскошью. Помнил, как Гвендолин любила наряжаться в платья, — пышные, облегающие, полупрозрачные, со шлейфом или узором, зачарованным на бесконечно движущуюся картину, — как она приказывала выставить перед ней все шкатулки с её драгоценностями и долго выбирала, что ей подойдёт. Она как-то спросила совета у Гилберта, и тот сказал, что лазурный ей к лицу, хотя себе признался, что ничего в этом не понимает. Но Гвендолин прислушалась к нему и надела ожерелье с потрясающими камнями лазурного цвета, блестевшими в свете сотни свечей. Правда, потом на камни попала кровь из носа какого-то аристократа из числа людей, решившего, что Гвендолин горит желанием с ним потанцевать…

Он вспомнил Горация, его уроки и подарки, которые тот всегда выбирал с особой тщательностью. Одна из картин, которую он ему подарил, до сих пор была в личной коллекции Гилберта и висела в его комнате, куда он не пускал никого, кроме Шераи. И, конечно, он вспомнил, как к нему относилась Шерая. Для неё задачей номер один была безопасность Алебастра, но она всегда приглядывала за Гилбертом и не давала ему совершать глупостей. А глупостей Гилберт совершал очень много.

И всё это — в глазах демона-перевёртыша, принявшего облик Третьего. В них же было молчаливое напоминание о том, что было дальше, и укор за бездействие.

Гилберт вспомнил, как всё пошло наперекосяк. Как Третий стал Третьим, а младшая принцесса умерла от болезни. Как один из его братьев предал свой род и был изгнан из семьи, а тёмные создания начали Вторжение с помощью Третьего.

Он вспомнил, как Мария вцепилась в него и никак не хотела отпускать — Алебастру пришлось силой отрывать её, едва не заламывая руки. Вспомнил, что напоследок Мария всунула ему небольшое украшение, — подвеску с крохотным металлическим диском, на которым был высечен герб её рода. Гилберт совсем не понимал, зачем она это делает, но подвеску всё же принял, поднял голову и увидел в глазах девушки, наполненных слезами, непоколебимую решимость. Она знала, что не выберется. Она просто дала ему вещь, которая будет напоминать ему о ней. О том, что Мария из рода Саэнс, пусть и не успела стать частью рода Лайне, была рядом с Гилбертом.

Вот только он не знал, что она не выберется. И принял подвеску, потому что думал, что отдаст её при следующей встрече.

Он вспомнил, что Гвендолин держалась лучше Марии и Алебастра. Она не обращала внимания на глубокую рану у себя на предплечье, только сказала, что «тот мерзавец испортил такое прекрасное платье». Гвендолин действовала быстро, не произнося лишних слов, но её руки дрожали. Она вложила в его ладонь свой перстень, взяла его лицо в ладони и ровным, грозным голосом, каким она говорила только в крайних случаях, повторила слова их отца: «Ты из рода Лайне. Лайне никогда не боятся».

Алебастр заставил Гилберта повторить эти слова, после чего приказал Шерае увести его. Он и до этого приказал, но тёмные создания загнал их в угол, и Шерая успела перебросить их в другую часть замка — туда, где были Алебастр, Мария и Гвендолин. Узнавший об этом Гилберт настоял, чтобы найти их, и сбежал от Шераи, когда она не согласилась. Родственников он всё же нашёл, но они, пусть Гилберт и не мог этого понять, были не в состоянии выбраться.

Гилберт требовал ответа, но Шерая, только с помощью магии справляясь с его силой, увела его. Спасла от тёмных созданий, вытащила из захваченного замка, вместе с ним совершила Переход.

Он потерял абсолютно всё из-за Третьего. Шерая — всё, что у него осталось. Гилберт обещал себе, что будет помогать Шерае так же, как и она ему, но…

Сигридские боги свидетели: Гилберт едва не вцепился в юбку Шераи и не захныкал, как ребёнок, прося увести его отсюда. До боли знакомые глаза Третьего, в которого превратился демон-перевёртыш, прожигали его. Гилберт чувствовал подступающий страх и не знал, что ему делать. Он вцепился во что-то, что было перед ним. Ткань оказалась мягкой — Гилберт сразу же подумал о шифоновом платье сестры, в котором она была в последние минуты своей жизни.