Чемпионы Темных Богов - Джон Френч

«Словно тигр, свернувшийся под деревом», — подумал Хемеллион. Рот Санахта снова дернулся. Он поднес чашу к губам и осторожно отпил из нее.

— Пей, — сказал Санахт и наклонил чашу.

Хемеллион взглянул на собственную чашу. Он медленно прижал ее к губам и сделал глоток. Жидкость, пахнувшая горячим солнцем и специям, густо растеклась по языку. Он закашлялся, зажмурился и снова посмотрел на напиток. Он почувствовал, как на коже выступает пот. Нечто, что могло бы быть улыбкой, раскололо лицо Санахта.

— Правда, это неприятно, когда твоя воля зависит от другого человека? — низким взвешенным голосом произнес Санахт. — Когда другое существо помыкает тобой?

— Это…

— Мне это знакомо, — оборвал его Санахт. — И я знаю, что ты это знаешь, Хемеллион, король Вохала.

Хемеллион посмотрел на собственное отражение в гладкой поверхности чаши. Он попытался придумать уместный ответ. Он чувствовал себя так, как будто угодил в сон, созданный из детской истории — о человеке, разговаривавшем с улыбающейся змеей.

— Я… — он почувствовал сухость во рту, когда попытался заговорить.

— Ты знаешь, почему Ариман отдал тебя мне?

Хемеллион покачал головой, не поднимая глаз. На самом деле он не был уверен, к чему весь этот разговор.

— Он отдал тебя мне потому, что считает, будто из всех братьев только мне нужен серв. Другие способны одной только мыслью разобрать свои доспехи, переделать атомы воздуха и выключить свет, бьющий им в глаза. Я же… — Хемеллион поднял взор. Санахт крутил чашу в руке, наблюдая за тем, как жидкость накатывает на серебряные стенки. — Я же этого не могу. Не без значительных усилий, больше нет. — Треснувший зрачок глаза уставился на Хемеллиона. — Я из Круга, но я ребенок по сравнению со своими братьями. В бою их разумы поддерживают меня. Брат по имени, но не по роду. Если они используют руки, то только потому, что так хотят. Мне нужны сервы, чтобы носить свитки и чистить доспехи не потому, что это мое право, но потому, что в ином случае мне придется делать это своими руками.

Хемеллион отвел взгляд от лица Санахта и снова отпил из чаши. По груди растекся огонь. Он почувствовал, как мягкие языки тепла коснулись мыслей.

— Что вас изменило? — вопрос соскользнул с губ Хемеллиона прежде, чем он успел его остановить. Секундой позже он понял, что натворил. — Простите. Я не… Я… — слова пересохли у него в горле.

Санахт уставился на него не моргающим взором. Хемеллион почувствовал, как его плоть стала подобной камню, стучавший в венах адреналин кричал ему бежать отсюда как можно скорее, бежать и не оглядываться.

— Справедливый вопрос, — наконец отозвался Санахт. — Ты когда-то был королем или, другими словами, человеком, привыкшим задавать вопросы так, как считает нужным. Этого мне у тебя не отнять. Разум, что видит и вопрошает, ценнее преклонения миллиона пресмыкающихся глупцов, — Хемеллион ощутил, как пульс замедляется, но он все еще не осмеливался пошевелиться или заговорить. — Что меня изменило? Верность, Хемеллион, верность сделала меня таким, — Санахт сделал глубокий глоток из чаши. — Весь наш род был… на пути, в конце которого мы бы все стали монстрами. У Аримана был способ остановить это, способ спасти всех наших братьев. Мы, многие из моих братьев и я, были его кабалом. Мы решили, что не позволим легиону пасть глубже, — он прервался, его взгляд сфокусировался на точке где-то на расстоянии. — Но не все встали на нашу сторону. Один из наших братьев попытался остановить нас. Он пришел за нами, за Ариманом. Некоторые погибли. Ариман выжил, — взор Санахта застыл, его глаза словно погрузились в череп, тени на лице углубились. — И это имело свою цену.

— Где он сейчас? — спросил Хемеллион. — Тот, кто пытался остановить Аримана, что с ним стало?

— Кхайон? — Санахт вздрогнул, затем пожал плечами. — Он переродился иным образом.

Хемеллион отпил из чаши, позволив жидкости похитить еще толику страха. Санахт наблюдал за тем, как успокаивается рябь на поверхности собственного напитка.

— Долгое время я полагал, что Око забрало Аримана, что он пропал. Но Амон верил, что он жив, и мы следовали за Амоном. Он оказался прав — Ариман уцелел, и теперь мы снова следуем за Ариманом. Мы отдали ему свою преданность, и мы верим, что он сумеет изменить нас снова. Мы вновь стали теми, кем были когда-то, падаем в ту же пропасть. Что бы он ни планировал, его затея обречена на неудачу, и даже в таком случае она будет иметь цену, которую Ариман без раздумий заплатит.

Хемеллион стал абсолютно неподвижным, неотрывно следя за Санахтом в поисках намека на то, что изменнические слова, только что сказанные им, были проверкой. Где-то далеко, на границе мыслей, он вспомнил, как смотрел в глаза Аримана, синие и холодные, как зимние звезды. «Потому что так творится судьба», — промолвил тогда колдун. Санахт поднял глаза, и Хемеллиону показалось, будто в его взоре было понимание.

— Они были правы, — мягко продолжил Санахт. — Все, кто пытались остановить нас: Император, Кхайон, Амон. Мы следуем за ложью и бездумно расплачиваемся монетами, наивно полагая, будто мы правы, и только мы способны видеть ясно. Тех, кто бросает нам вызов, мы нарекаем невеждами, и мы бежим во мрак, пытаясь достичь ложного света. Мы — наследники слепых царей, повелевающие царством пепла.

Санахт кивнул, заметив вытаращенные глаза Хемеллиона. Воздух в комнате стал тяжелым и неподвижным. Внезапно Хемеллион явственно осознал привкус алкоголя на языке, запах пергамента и жужжание светосфер.

— Это нужно остановить, — произнес Санахт. — Его нужно остановить.

Хемеллион почувствовал, как во внутренностях разгораются угольки ненависти. Ощущение растеклось по нему прежде, чем он успел подавить его. Он почувствовал, как сердцебиение учащается, несмотря на все попытки замедлить его. Краешек рта Санахта дернулся, но остальное его лицо оставалось таким же каменным, как и раньше.

— Это не месть, Хемеллион, не того рода, что ты лелеешь по ночам.

По коже Хемеллиона пробежал мороз. Он вспомнил о снах, и о злобе, которую таил внутри.

— Как вы…? — выдавил он.

— Об ином ты почти не думаешь. Ты пытаешь управлять своими чувствами, но варп вокруг тебя пропах ненавистью к нам.

Хемеллион почувствовал себя так, словно его ударили, как будто ощущения были не его собственными, как будто он падал, не двигаясь с места.

«Он знает. Они знают. Это ловушка, — он подумал о том, чтобы вскочить, но связь между разумом и конечностями как будто оборвалась. — Отмеченные ведьмами, — сказал внутренний голос. — Они видят сквозь мысли, сквозь камень, сквозь плоть».

+ Нет, + сказал Санахт, его голос раздался в черепе Хемеллиона, эхом разнесшись по его мыслям. + Это не ловушка. Я говорю тебе это потому, что ты мне понадобишься. Потому что каждый должен рассказывать кому-то правду. Ты получишь свое отмщение. У него будет своя цена, но со временем ты его получишь — это я тебе обещаю. +

Комната начала меркнуть. Мир стал белым круговоротом звезд и воплями его убитого дома.

«Но если один ведьмак увидел мои мысли, то смогут и другие».

+ Извини, + раздался голос Санахта из-за вихрящегося облака. Хемеллиона объяла боль, затмив мысли, протрещав сквозь него, подобно грозовой молнии. Он почувствовал, как воспоминания сминаются и исчезают, как бы сильно он не пытался уцепиться за них. + Я доверяю тебе, + говорил Санахт, + но неведение — единственное, что нас убережет. +

Пока разум Хемеллиона перестраивался, он вспомнил кое-что, одну-единственную строчку, что казалась теперь ложью, выкрикнутой во вселенную.

«Он… Он сказал, что был слаб… ребенок…»

+ Слабость, + донесся из шторма голос, + это вопрос степени. +

Хемеллион моргнул. Он чувствовал себя так, будто только что вышел из тьмы на яркий свет. Санахт стоял в центре комнате с сухим листом пергамента в руке. Хемеллион нахмурился. Он не мог вспомнить, зачем хозяин вызвал его, но он не в первые оказывался в комнате Санахта по причине, которую не помнил. На полу валялась серебряная чаша, темная жидкость растекалась широкой лужицей, подбираясь к разбросанным свиткам. Он наклонился и подобрал сосуд. Хемеллиону пришлось подавить смесь ненависти и страха, когда в него уперлись неодинаковые глаза Санахта.

— Чем я могу служить вам, лорд? — спросил он.

VIII

Игры разума

— Никого не впускать, — Ариман обернулся и взглянул на Кадина, когда отворилась дверь в комнату. Шипение и лязг дверных механизмов казались невозможно громкими в пустом коридоре. За спиной Кадина возле стены коридора сидел Марот, его шлем в форме морды гончей покачивался из стороны в сторону, словно прислушиваясь к звуку, которого здесь не было. Кираборы очистили палубные уровни на километр в каждом направлении вокруг этого места.