Тайна - Питер Страуб

Том медленно выпрямился. Они были уже в нескольких кварталах от отеля. Впереди на расстоянии двухсот ярдов находились магазинчики, которые казались воплощением рая на земле, когда Том смотрел на них из машины Сары Спенс.

— А вы не заметили мужчину в темных очках и белой рубашке, стоявшего напротив отеля.

— Да, я видел его, — сказал Андрес. — Не стану утверждать, что это не так.

— Леймон заметил его, когда мы только поселились в «Сент Алвин». И с тех пор этот мужчина все время стоял там и наблюдал за входом в отель.

— Ну что ж, осторожность никогда не повредит, — признал Андрес. — Но в том, что мы делаем сейчас, нет абсолютно никакого смысла. Надо же — вытащить меня из постели, чтобы искать Леймона! Когда этот человек не хочет, чтобы его видели, никто не в силах отыскать его. Я знаком с Леймоном сорок лет и знаю, что этот человек может свести с ума кого угодно. Он никогда не объясняет своих действий. Это чистая правда. Он говорит: я буду там-то и там-то. И что же — он действительно бывает именно там? Иногда, возможно. Он говорит: увидимся через два часа. И когда же он является? Хорошо, если через два дня. Разве Леймона волнует, что мне пришлось подняться с постели, проспав всего два часа? Нисколько не волнует. Или его беспокоит, что ты волнуешься по поводу его отсутствия? Уверяю тебя, что нет, друг мой. Такой уж он человек. Леймон всегда работает, он то здесь, то там, он может простоять двенадцать часов под дождем и сделать после этого очень ценный вывод типа: «Очень немногие на Милл Уолк носят малиновые носки. У него в голове играет совсем другая музыка».

— Я знаю, но... Андрес, однако, еще не закончил свою речь.

— И теперь мы едем в этот дом! У тебя что — есть ключ? Или ты думаешь, что он оставил дверь открытой? Не стоит даже думать о том, что ты сумеешь обвести вокруг пальца Леймона фон Хайлица.

— Я вовсе не пытаюсь перехитрить его, — возразил Том. — Я просто хочу его найти. А если вам так хочется обратно в постель, я пойду пешком.

— "Я пойду пешком", — передразнил его Андрес. — Ты думаешь точно так же, как он. Ты так беспокоился о Леймоне, что не спал всю ночь, а теперь хочешь, чтобы я отправился обратно в постель. Ну и что, по-твоему, произойдет, если я поеду домой? Жена спросит меня, нашел ли я Леймона. Я скажу: нет, потому что я хочу спать. А она скажет в ответ: ты будешь спать, когда найдешь Леймона. — Андрес покачал головой. — Не так просто быть другом такого человека. Как ты думаешь, кто нашел его, когда он истекал кровью на заднем дворе Армори-плейс? Кто доставил его в больницу? Или ты думаешь, что он добрался туда сам?

— Значит, вы тоже беспокоитесь о нем? — Том только сейчас понял это.

— Ты невнимательно слушаешь меня, — сказал Андрес. — Это мой крест — беспокоиться о Леймоне фон Хайлице. Так что давай приедем к нему домой, найдем его за приготовлением чая, и Леймон скажет что-нибудь вроде: «Конь твоего дедушки потерял правую переднюю подкову». И ты отправишься к себе в отель, размышляя над его фразой, а я отправлюсь спать, не думая о ней. Потому что я слишком хорошо знаю Леймона, чтобы думать обо всем, что он сказал.

Андрес свернул с Калле Берлинштрассе на Эджуотер-трейл. Мимо мелькали Ватерлоо-парейд, Балаклава-лейн, Омдурман-роуд. Дома становились все больше, улицы все шире. Виктория-террас, Стоунхендж-серкл, Эли-плейс, Салисбери-роуд. Том снова был среди мирных городских пейзажей своего детства, где на больших лужайках стрекотали кузнечики, а яркий солнечный свет падал на хибискусы и бугонвилии с яркими красными цветами. Все дети, живущие в этом районе, посещали школу Брукс-Лоувуд, а дорожная пробка случалась лишь в том случае, если один слуга наезжал на велосипеде на другого, и по мостовой разлеталось чисто выстиранное белье. Йоркминстер-плейс. Крыши некоторых домов были выложены терракотовой черепицей, стены других были мраморными — они как бы глотали солнечный свет, а третьи были построены из серого камня или дорогого белого дерева. Все дома были с широким крыльцом, массивными колоннами и верандами, напоминавшими поля. Широкие зеленые газоны орошались бьющей из фонтанчиков водой.

Свернув на Седьмую улицу, Андрес остановил машину у обочины. Затем, положив руку на спинку сиденья, он обернулся к Тому.

— А теперь я посижу здесь, как это всегда было с Леймоном, а ты сходи в дом. Хорошо? И ты увидишь то, что должен увидеть. А потом вернешься, расскажешь мне об этом, и мы решим, что делать дальше.

Том похлопал Андреса по руке и вылез из машины. С океана со стороны Истерн Шор-роуд до него доносились приятные запахи детства. Свернув на Эджуотер-трейл, Том пошел в сторону Истерн Шор-роуд. Том чувствовал спиной, что за ним наблюдают. В просветах между большими красивыми домами виднелся океан.

Возле его дома стоял экипаж доктора Милтона. По дорожке, ведущей от дома Лангенхаймов, двое мужчин несли обернутый холстом диван в сторону фургона с надписью: «Внутренние перевозки». Тома не покидало чувство, что за ним следят. Напротив, оно становилось все сильнее и сильнее. Он быстро прошел мимо дома Джейкобса и оказался на дорожке, ведущей к дверям фон Хайлица. Лужайка была выкошена совсем недавно — Том услышал со стороны Ан Дай Блумен едва различимое жужжание газонокосилки. На окнах, как всегда, висели толстые шторы, заслонявшие частную жизнь владельца дома от любопытных глаз соседских мальчишек. «С ним все в порядке, — подумал Том. — Мне не следует идти дальше». Вернувшись в отель «Сент Алвин», фон Хайлиц наверняка отчитает Тома за то, что он исчез, в то время как был очень нужен для наблюдения за малиновыми носками или потерянными лошадиными подковами с правой передней ноги. Взглянув через плечо на собственный дом, Том неохотно продолжал свой путь. В том месте, где бетонная дорожка сворачивала, огибая дом, и вела к заброшенному гаражу, Том обнаружил придавленный сигаретный окурок. Подойдя к дому сзади, Том заметил масляное пятно на середине между задней дверью и гаражом.

Он остановился. Конечно, на всех подъездах к старым гаражам были масляные пятна. Даже у людей, у которых никогда не было машины, на подъездах к гаражам бывают масляные пятна. Задняя дверь наверняка будет закрыта. Том позвонит несколько раз, а потом вернется к машине, чтобы успокоить Андреса. Обойдя блестящее масляное пятно, Том приблизился к двери.

Один из стеклянных квадратов, тот, что ближе к дверной ручке, был выбит, словно кто-то ударил по нему кулаком, чтобы потом просунуть руку и открыть дверь. Том положил руку на дверную ручку, слишком взволнованный, чтобы вспомнить, что собирался позвонить в звонок. Повернув ручку, он потянул дверь на себя.

— Эй? — произнес Том, но слова его прозвучали не громче шепота. Он оказался в гардеробной, где висели на латунных крючках пальто, которые Леймон носил, наверное, всю свою жизнь. Два или три пальто валялись на полу. Том прошел в кухню. На рабочем столике рядом с раковиной виднелось напоминавшее перышко, пятно крови. Из крана медленно капала вода — когда одна капля ударялась о дно раковины, другая как раз начинала расти на конце крана. На другом столике, под висячими полками стояла почти пустая бутылка рома.

— Нет, — произнес Том дрожащим голосом.

«За еще один спокойный день», — вспомнил он слова полицейских, распивавших в баре точно такой же ром.

Он вышел из кухни, борясь с подступавшей к горлу тошнотой. На полу в комнате были разбросаны бумаги и валялись перевернутые шкафчики для картотеки. Конский волос и лоскуты торчали из вспоротых диванов, на которых они когда-то сидели и разговаривали с мистером Тенью. Поверх всего этого валялись разодранные книги. Ничего не видя, Том шагнул в комнату.

— Леймон!!! — закричал он, и на этот раз голос его был громче трубы. — Леймон!!!

Том сделал еще шаг вперед, и нога его уперлась в толстую пачку бумаг, выпавшую из валявшейся на полу папки. Том наклонился, чтобы поднять бумаги, и из папки высыпались новые листы. Некоторые были помечены «Кливленд, 1940», другие — "Мотель «Кроссдкиз», «Бейкерзфилд». Листы были исписаны размашистым почерком, который Тому никогда не доводилось видеть раньше. Том хотел положить их на журнальный столик, на который они с фон Хайлицом клали когда-то ноги, но тут увидел, что столик расколот пополам, а на его кожаной поверхности, висящей лоскутами над сломанным деревом, отпечатались пыльные следы сапог. Он не мог пробраться через месиво, царящее в комнате, это был настоящий хаос. Том перешагнул через шкафчик, из которого были вывалены подшивки «Свидетеля», и случайно крутанул колесо валявшегося тут же велосипеда. Изуродованные картины валялись поверх газет и рваных книг, выкинутые из конвертов пластинки — поверх гор бумаги. Бродя среди всего этого хаоса, Том увидел вдруг открытую пустую папку, на которой было написано «Гленденнинг Апшоу 1938-39». Рядом с ней валялась другая, с надписью "Убийства «Голубой розы». Письменные столы были перевернуты, ящики из них вынуты и отброшены прочь, то здесь, то там валялись ножницы и бутылочки клея. Осколки зеленых абажуров ламп валялись поверх распоротых диванов. К тому же, от диванов исходил резкий запах свежей мочи. Под глобусом, стоявшим когда-то на одном из шкафчиков с картотекой, Том снова увидел слова «Голубая роза». Протянув руку, он взял конверт от пластинки Гленроя Брейкстоуна.