Константин Павлович - Майя Кучерская

Мы помним, как бурно встречали в Петербурге весть о рождении второго сына Николая, Константина Николаевича, как гадали, что сулит России его рождение.

Один из мемуаристов свидетельствует, что о юном Константине Николаевиче, в отличие от наследника Александра, в обществе «много говорили», в Петербурге рассказывали о его «блистательных зачатках ума и характера, проявляемых с раннего детства», и видели в великом князе «будущего гения»{573}. Всё это сильно напоминало юные годы Константина Павловича, учинителя шуток и штук. Даже придворного, подобно дядюшке, Константин Николаевич однажды уронил, тот, правда, в отличие от несчастного Штакельбекера, руки не сломал. Да и поступок Константина Николаевича не остался безнаказанным. Свидетелем сцены оказался отец великого князя, Николай Павлович. «Войдя в залу, государь подошел прямо к шалуну и, ни слова не говоря, больно выдрал его за волосы»{574}. Словом, воспитывали Константина Николаевича не по-давешнему, совсем иначе, чем дядю, и вырос он другим — спокойным, великодушным, либеральным, внешне равнодушным к славному своему имени.

Лишь один эпизод, случившийся с Константином Николаевичем в юности, выдает, что равнодушие это он сохранял не всегда. В 1845 году восемнадцатилетний великий князь отправился в продолжительное заграничное путешествие, которое призвано было соединить в себе и воспитательное, и познавательное значение, — Николай решил поставить его во главе российского флота. Среди прочих городов Константин Николаевич посетил на военном судне и Константинополь. Сердце юноши вдруг затрепетало! Он переписывался со своим воспитателем В.А. Жуковским, которому и поведал обо всем, — по ответу воспитателя нетрудно восстановить содержание письма великого князя. «Вам уже на Неве грезился щит Нового Олега на вратах Царяграда, — наставительно писал Василий Андреевич воспитаннику, — и вы уже собирались на всякий случай намотать на ус ваш, который, как вы пишете, еще у вас не вырос… Ваш сон о щите Олеговом имеет свое поэтическое достоинство; в практическом отношении он просто сон, и желаю, чтоб он навсегда оставался сном несбывшимся. Эта Византия — роковой город. Ею решилось падение Рима…»{575} Тем не менее великий князь не внял наставнику и после плавания написал даже работу «Предположение атаки Царя-града с моря»{576}, где доказывал, что современное состояние русского флота дает серьезные основания для надежд на взятие Константинополя с моря. Конечно, это была всего лишь учебная работа, но выбор темы показателен. Тем, впрочем, и закончилось дело.

Хотя и о Константине Николаевиче в народе говорили как о человеке великодушном и щедром — он тоже помогал несправедливо обиженным, заступался за старых ветеранов{577}, — эти истории всё же никак не превращали его в народного героя и любимца. Его служба в морском ведомстве, его деятельность по освобождению крестьян и даже наместничество в том же Царстве Польском остались равны себе. Пик всеобщего интереса к фигуре Константина Николаевича пришелся на его юность, причем внимание на нем было сосредоточено лишь до того момента, пока у наследника Александра Николаевича не родились сыновья (Николай Александрович появился на свет в 1843 году, Александр Александрович в 1845-м), после чего восшествие на престол Константина Николаевича стало крайне сомнительно.

В императорском доме Романовых родились еще два Константина — Константин Константинович (1858—1915), сын Константина Николаевича, известный поэт, печатавшийся под псевдонимом «К. Р.», и его сын, Константин Константинович младший (1890—1918), расстрелянный в Алапаевске большевиками.

Благодаря Екатерине имя Константин стало династическим, но его мифологический потенциал перестал реализовываться с прежней силой. В жизнь других Константинов «константиновский» миф практически не вторгался. Во многом это было связано с тем, что и времена политических мифов, мегапроектов, которыми способна была увлечься нация, безвозвратно уходили. В России наступала эпоха дерзких технических новаций, идеологических бурь, железных коней, революций и… ракет. Последним прямым потомком Константина Павловича специалист по генеалогии рода Романовых Е.В. Пчелов называет внебрачного сына цесаревича и французской актрисы Клары Анны де Лоран Константина Ивановича Константинова{578}. Он был на десять лет моложе сына госпожи Фридерикс Павла Константиновича Александрова, мирно скончавшегося в 1857 году.

Константин Иванович Константинов родился в начале апреля 1818 года в Варшаве и при рождении был назван Константином Константиновичем. Впоследствии его усыновил адъютант великого князя Иван Александрович Голицын, а потому отчество приемного сына изменилось. Константин Иванович получил хорошее образование, уроки музыки ему давал юный Шопен. После смерти Константина Павловича в 1831 году мальчик с матерью и своей сестрой Констанцией, которую также считают внебрачной дочерью великого князя, переехал в Петербург. Князь Голицын отправил Константинова учиться в артиллерийское училище, и это навсегда определило судьбу юноши. Он стал изобретателем в области артиллерии и ракетной техники.

Константинов был и одним из первых русских исследователей воздухоплавания. Но всё же главной его страстью оставались ракеты — всю жизнь он занимался именно ракетными двигателями, руководил в Николаеве строительством первого ракетного завода и не дожил до его открытия совсем немного. Константин Константинович умер 12 января 1871 года. Имя его вошло во все справочники и энциклопедии, касающиеся космоса. Один из кратеров на Луне назвали в его честь — Константин Константинов.

Вот как далеко и высоко завели нас наши изыскания. Спустимся же наконец на грешную землю. Книга об одном из самых несуразных членов семьи Романовых близится к концу.

Воспитанный Екатериной, проведший лучшие свои годы в эпоху Александра, Константин Павлович неожиданно оказался одним из первых героев николаевской эпохи. Его безвременная кончина в Витебске словно бы предсказала печальную судьбу целого поколения, литературный представитель которого встретил смерть не в бою, не на дуэли и даже не на пути в Персию, но на обратном пути из Персии в Россию — как мы помним, Григорий Александрович Печорин умер в дороге, от лихорадки. «Пробегая в памяти всё мое прошедшее и спрашиваю себя невольно: зачем я жил? Для какой цели и родился? А, верно, она существовала, и, верно, было мне назначение высокое, потому что я чувствую в душе моей силы необъятные… Но я не угадал этого назначения…»

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});