Утраченные смыслы сакральных текстов. Библия, Коран, Веды, Пураны, Талмуд, Каббала - Карен Армстронг

каждого он свой: «На определенной стадии в достижении знания… понимание наконец поднимается на ту ступень, когда человек начинает чувствовать себя как дома с собой и с миром… когда ничто в мире не кажется ему чуждым»[1256]. Вместе с ним приходит трепет перед чудной мудростью творения, сокрытой в самых обыденных вещах – чувство, по объяснению братьев Чен, соединяющее в себе физическое и эмоциональное, нравственное и рассудочное. Но Чэн И пришел к своему «прорыву», изучая «внешний» мир, ища принцип Неба в каждой травинке. Чжу, в отличие от него, настаивал, что ученики должны пережить это преображающее прозрение, погрузившись в конфуцианские писания.

Чжу понимал, что процесс обучения должен быть тщательно продуман и организован: ученикам необходимо начинать с текстов попроще, а к более сложным переходить, только когда они будут достаточно подготовлены. Уже некоторое время конфуцианцы полностью сосредоточились на «Великом учении», «Учении о смысле», «Изречениях» и «Мэн-цзы» – текстах, отвечавших их жажде преображения полнее и точнее, чем Пять Классических книг. В 1190 году Чжу издал эти четыре произведения в едином томе, озаглавив его «Четыре учителя» (Си-цзи), вместе с комментарием, где связывал эти тексты вместе и объяснял ученикам, как их читать и как с ними обращаться.

«Четырех учителей», объяснял Чжу, следует читать в определенном порядке[1257]:

Хочу, чтобы прежде всего люди читали «Великое учение», дабы иметь образец; затем следует читать «Изречения», чтобы заложить основы; следующим – «Мэн-цзы», чтобы видеть, как они развивались; и следующим – «Смысл», чтобы понять более тонкие оттенки мыслей древних[1258].

Первые две книги подчеркивали важность самовоспитания и воздействие нравственного руководства на общество в целом. «Мэн-цзы» объяснял понятия жэнь и нравственности глубже и полнее, а «Учение о смысле», последняя книга в программе, позволяла ученикам поразмышлять над внутренней жизнью мудреца, достигаемой лишь безмерными трудами и усилиями.

Помимо «Четырех учителей», начинающие изучали несколько базовых текстов. Один из них был «Размышления о том, что под рукой» – составленная самим Чжу Си антология цитат, способных помочь студентам, еще не готовым к метафизике, лучше понять процесс самовоспитания. Однако «Размышления» были поистине революционны в одном отношении: в них ни разу не упоминались ни Яо, ни Шунь, ни Ю, ни даже Князь Чжоу. Эта книга сосредоточилась на «современниках» – Чжоу Дуньи, Чжан Цзае и братьях Чэнах – чем доказывала, что мудрость достижима здесь и сейчас. Кроме того, «Начальное обучение» (Сяо-и-сюэ) вводило студентов в мир общественных и нравственных понятий, необходимых для серьезного изучения философии, а «Очерк и краткий пересказ “Общего зеркала”» (Тунчжян Ган му) представлял собой сокращение объемной истории Сыма Цяня, из которой для лучшего ее восприятия были выпущены самые сложные и темные эпизоды. Все ученики Чжу происходили из правящего класса и готовились к государственной службе. Это требовало продуманной программы занятий, сохраняющей равновесие между чисто интеллектуальным и нравственным элементом, способной пробудить в ученике пожизненный интерес к приобретению знаний, который, как верил Чжу, совершенно необходим для службы ближним и благу государства[1259]. Овладев этими предварительными текстами, далее студенты переходили к Пяти Классикам.

Состояние образования в Китае беспокоило Чжу. Слишком многие эрудиты попросту стремились завоевать себе славу внешним блеском и изобретательностью; некоторые из этих авторов даже никогда не читали Классиков! Государственные экзамены поощряли «экзаменационный менталитет», по сути просто безнравственный; кроме того, Чжу полагал, что учителя чань-буддизма, не поощряющие серьезных ученых занятий, создают у студентов впечатление, что обучение и просветление не требуют труда[1260]. Тревожили его и сомнительные последствия книгопечатания. Печатный станок китайцы изобрели еще в VIII веке, но лишь недавно эта технология начала широко распространяться[1261]. Разумеется, дешевизна книг и легкий доступ к ним облегчают жизнь, но у этого есть и другая сторона – книг становится слишком много; студентам больше не приходится учить их наизусть, и они полагают, что овладевают текстом с первого прочтения. Как правительственный чиновник, Чжу плотно занимался образованием: он основал девять школ и преподавал как в них, так и в некоторых других, стремясь добиться более бескорыстного отношения к обучению. Быстрый рост числа школ в течение XII века показывает, что ту же потребность разделяли с ним многие образованные люди[1262].

Чжу свято верил в преображающую силу писания. «Если бы люди в наше время просто посвятили десять дней чтению, склонив головы и не обращая внимания на все, что к этому не относится – гарантирую, через десять дней они бы преобразились»[1263]. Но недостаточно просто ознакомиться с содержанием текста. Студентам необходимо проработать его так тщательно, чтобы «слова текста словно исходили из наших собственных уст. Далее следует продолжать размышлять над ним, пока мы не ощутим, что его идеи словно исходят из наших собственных умов. Только после этого появится подлинное понимание»[1264]. Если какой-то отрывок кажется темным, студент должен бороться с ним, читать медленно, полностью сосредоточившись, снова и снова – и не бросать, пока полностью не поймет его значение[1265]. В вашем возрасте, говорил он своим студентам, я каждое утро, едва проснувшись, по десять раз перечитывал вслух «Великое учение» и «Учение о смысле»: и вам следует прочесть каждую из четырех книг столько раз, сколько потребуется, чтобы она стала частью вас самих[1266].

Как и братья Чэн, Чжу учил студентов «впитывать» тексты. Чтение вслух, много раз, медленное, раздумчивое, с остановками в сложных местах, помогает читателю интернализировать слова мудрецов. Как и бенедиктинские монахи, Чжу использовал образ пережевывания жвачки. Читатель должен «жевать» слова снова и снова, наслаждаясь их вкусом; чем медленнее он читает, тем дольше задержится вкус[1267]. «Мы – то, что мы едим»; согласно этому принципу, Чжу надеется, что слова мудрецов преобразуют наш и сделают наш внутренний мир подобным их миру. Как и братья Чэн, он сравнивает чтение книг мудрецов с «разговорами лицом к лицу»[1268]; поэтому, говорит он, студенту следует приближаться к этим книгам с великим почтением. Делая их слова своими собственными, он становится един не только с писанием, но и с мудрецом, его автором.

Не следует «вчитывать» в писание свои собственные взгляды. «В наши дни люди обычно сперва формируют какую-нибудь идею, а потом начинают выяснять, как другие ее объясняли. То, что не соответствует их идее, они подчиняют силой»[1269]. Но студенту необходимо очистить ум от собственных идей и «читать, ища тот смысл, который вкладывали древние»[1270]. Если студент обнаруживает, что текст «не идет», возможно, дело в том, что традиционные взгляды, бездумно усвоенные им, препятствуют пониманию. Комментарии необходимо читать критически, поскольку во всех них содержатся ошибки.

Стартовой точкой пути