Великие любовницы - Эльвира Ватала

А вот вам, дорогой читатель, описание уличной проститутки Венеции, и не перепутайте ее, пожалуйста, с говорящим попугаем: «Одеты в желтое и красное, как тюльпаны, с нагой грудью, с пудами пудры и румян на лице и с прекрасным цветком за ухом». И такие вот «Кармены» расплодились в Римской империи повсеместно и законных жен, конечно, за пояс затерли, ибо ни один добропорядочный гражданин индифферентно пройти мимо такой «пышности» не мог.

За столом проститутки и монашенки в монастырях вместе, конечно, сидели. Богу совместно помолятся, молитву утреннюю сотворят, покушают и по кельям разбредутся, проститутки в свои, монашенки в свои. Если какой клиент к этим барышням со шнурками пожелает прийти, аббатиса ему гостеприимно монастырские ворота отворит и предварительно понюхает — не пьян ли? И напутствие даст — чтобы все тихо и чинно было, проститутку бить не очень, извращений не требовать, сзади — упаси боже, это господу богу нежелательно. А не будешь слушаться предписаний костела, пеняй на себя, у крыльца на всякий пожарный случай бравый солдат стоит, он тебя живо в кутузку отведет. И, напутствуемый такими вот назиданиями, господин клиент направлялся в кельи проституток по своим эротическим делам. «Да смотри кельи не вздумай перепутать, — вслед ему аббатиса кричит. — У нас монашенки чистые, еще ни разу не рожали, не вздумай невзначай испортить!» Мы не знаем, получали ли после такого напутствия клиенты наслаждение у жриц любви с красным шнурком вместо лилии на плече, только клиентов все меньше и меньше становилось, а исследователь Болонез, резюмируя тему влияния притеснения на профессию проститутки, так сказал: «Проституция в городе, что клоака в доме. Убери клоаку, и дом превращается в нечистое и зловонное место»[136].

И это правильное рассуждение — нельзя клоаку в чистое место превращать. В борделе должна царить бордельная атмосфера, очень даже отличная от благопристойности мещанского дома. И великий новеллист Ги де Мопассан прекрасно изобразил это в своих новеллах, а его «Дом Телье», где «стадо» проституток, уехав на несколько дней из города, осиротило почтенных горожан, лишившихся своих развлечений, — это маленький психологический анализ явления проституции. Однако здесь представлена сравнительно небольшая и довольно специфическая каста проституток: провинциальная. А она очень даже отличается от касты столичных проституток: «Проститутка маленького провинциального городка во многом отличается от проститутки больших населенных пунктов. Ремесло проститутки в маленьком городе имеет некоторые преимущества: там мужчина относится гуманнее к женщине. В провинции наложнице уделяют больше времени, поэтому здесь нет той грубой поспешности, которая вызвана усиленным ходом столичной жизни. В провинции разврат более наивный и более чувственный»[137], — писали братья Гонкур в начале двадцатого века.

Примерно то же самое можно сказать и по отношению к клиентам, желающим получить услуги проституток. Богатые буржуа к ним с презрением относились, бедные солдаты с уважением и даже чувства свои оказывали. И известная склонность проституток к солдатам объясняется тем, что они в ней не только сексуальный аппарат видели, но и человека, женщину. Солдат может полюбить и приревновать проститутку. Солдат делит с проституткой свой последний грош, он не стыдится открыто гулять с нею, он даже в случае надобности со множеством орфографических и грамматических ошибок может с фронта и письмо ей послать. И хотя он награждает иногда свою возлюбленную колотушками, но в его любви нет иронии, как, например, у богатых буржуа, презрительно именующих «крысами» девочек одиннадцати-двенадцати лет, дорого за них плативших в изысканном борделе и не желающих в них видеть человеческое существо. Ну что же, раз мужчины относятся К проститутке как к «аппарату любви», они и стали таковыми, и редко какая проститутка способна на любовное чувство, во всяком случае, почти никогда со своими клиентами. Для ее личного эротического удовольствия у нее существуют свои обожатели.

Тот феноменальный случай, который описал Куприн в своем романе «Яма», когда проститутка получала «неземное» сексуальное блаженство со своими клиентами, относится к разряду патологических, и действительно, вконец сошедшая с ума проститутка вынуждена была удалиться в дурдом.

Где человек мог свою душу и тело отвести? Конечно, в домах терпимости. Недаром Дельвиг звал Рылеева пойти в бордель, а когда добропорядочный Рылеев ответил: «Не могу, я женат», Дельвиг парировал: «Ну и что? Разве ты не можешь отобедать в ресторации потому только, что у тебя дома есть кухня?» И появились великие проститутки, подобно великим королевам или великим ученым. Кому не известны имена Аспазии, Флоры, Манон Леско, Эммы Гамильтон, Нинон Ланкло и многих-многих других, конечно, совершенно отличных от «законных» метресс королей, тоже прославивших свое имя, но не имеющих, так сказать, права выбора, принадлежащих исключительно монарху, по крайней мере официально. Кто читал Оноре де Бальзака, тот, конечно, знает «каковы блеск и нищета таких куртизанок». Им полагалось быть молодыми, красивыми, модными. Старая куртизанка все равно что старая лошадь, хоть впору пристреливай, ведь не каждый из ее бывших любовников обладал привязанностью Александра Македонского к своей лошади Буцефалу, что даже после ее смерти мавзолей ей построил и город ее именем назвал. Имелось три пути для старой куртизанки: на свалку, в монастырь или стать сводней. Под свалкой мы подразумеваем, конечно, ее жалкое нищенское существование в холоде, голоде и болезнях. Чаще такие старые и когда-то известные проститутки становились своднями. Услуги некоторых проституток сводятся до минимального прикосновения тела. Никаких ласк, никакой предварительной любовной увертюры, и те великолепные эротические сцены, которыми нас одаривает заграничный «Плейбой», запишите в область фантазии авторов программы, задавшихся себе целью привлечь как можно больше масс к своим передачам. В жизни так не бывает. Психика, физическое состояние проститутки даже при очень хорошей актерской ее игре не выдержали бы такого безумного напряжения. В жизни чаще происходит, что, одаряя клиента необходимой интимностью, проститутка даже не позволяет поцеловать себя: «Не желаю, чтобы чужой, грязный, недостойный рот поганил мой собственный»[138].

Королева Виктория Английская. Королева Виктория и принц Альберт.

Не бывало такого и никогда не будет, чтобы продажная любовь достигала высот настоящей любви чувства. Конечно, следует признать, что хорошо обученная своему ремеслу проститутка, да еще обладающая задатками актерской игры, может создать иллюзию настоящей любви. Именно такие проститутки, называемые куртизанками, очень ценились при дворах королей. Но сейчас, когда наш век начисто откинул всякую «галантность», всякое обожание женщины, даже юнцу, впервые попавшему в руки проститутки, станет ясно, что это далеко не то, что может ему дать любимая девушка.

И вот викторианский век посчитал, собственно, не век, а королева Виктория посчитала, что проституцию можно вполне и навсегда искоренить, если жены будут давать мужьям такое же наслаждение, какое дают проститутки. То есть к механизму любви надо примешать долю чувства, и господа мужья ни за что свой очаг не оставят, будут полностью сексуально удовлетворены, и проституткам придет конец. Но забыла, забыла эта истеричная королева Виктория, вечно бегающая со своими истериками и любовью за королем Альбертом, которому родила девятерых детей, что традиция — великая штука и с ней не спорят и не борются. А по многовековой традиции дамам, то есть женам, и мужьям полагалось лежать смирно и не наслаждаться.

Мужчины повально стремились в бордели, потому что свой альков был не местом наслаждений, а местом супружеских обязанностей. И нередко супруг, обремененный многочисленными детишками, даже пупка жены не видел. Религия, христианско-католическая, протестантская, православная, накинулась на бедных людишек со своими ортодоксальными догмами, где порядочному человеку запрещалось получать наслаждения в собственном алькове. Только дух прекрасен, поганое тело грешно, а и с этим дьяволом — телесным наслаждением — боритесь, христиане, как можете!

«Человек должен любить в другом человеке прежде всего его душу, ум. Только благородная натура может дать наслаждение, стать предметом, достойным любви. Прелюбодеяние становится государственным преступлением. Наслаждение продажной любовью является самым презренным, что есть только на свете. Проститутка уже не пикантная мастерица любви, а развратница»[139].

Не кажется ли вам, дорогой читатель, что так и дышит на нас не буржуазная эпоха королевы Виктории, а эпоха развитого социализма. «Напишите, до какой части тела можно целовать комсомолку?» — письмо восемнадцатилетнего юноши в журнал «Юность».