Чародей поневоле - Кристофер Сташефф

— Бром,— сказал король.— Отправь пять отрядов пехотинцев, по одному к каждому из великих лордов, чьи уделы граничат с морем.

— Всего по одному отряду! — возмутилась королева.— С какой легкостью ты принимаешь решения, мой добрый супруг! Неужели нельзя послать больше твоих драгоценных воинов!

Король встал и обернулся к сэру Марису, сенешалю.

— Сэр Марис, отправьте также три отряда королевской гвардии. Четвертый останется здесь, дабы охранять ее величество королеву Катарину. Пусть три отряда соберутся во дворе внизу через час, и снабди их припасами на долгую и многотрудную дорогу.

— Будет исполнено, ваше величество,— сказал сэр Марис и поклонился.

— И проследи за тем, чтобы подготовили мои доспехи.

— Доспехи! — ахнула королева.— О нет, нет, супруг мой! Что ты задумал?

— То, что велит мне мой долг,— ответил король, обернулся к ней и сжал ее руки в своих.— Я — король, и моим подданным грозит беда. Я должен ехать к руинам этой деревни и искать следы страшилищ. А потом, если получится, я должен построить корабли и плыть следом за ними.

— О нет, нет, мой добрый господин! — вскричала Катарина и прижалась к мужу.— Разве недостаточно в нашем войске воинов, что и ты должен ехать на погибель! О нет, господин мой, нет! Как мне жить, если… если беда постигнет тебя?

Король еще миг обнимал ее, затем отстранил, приподнял ее подбородок и нежно поцеловал в губы.

— Ты — королева,— тихо проговорил он.— Ты не должна предаваться отчаянию. Ты должна остаться здесь, на престоле власти, и печься о благе подданных, покуда я буду в походе. Ты должна быть готова пренебречь супругом твоим ради блага народа, как я обязан ради этого пренебречь жизнью своей, ибо в этом королевский долг.— Он снова обнял ее и долго не отпускал, а потом нежно и крепко поцеловал. Выпрямившись, он сжал ее руки еще на миг, а потом развернулся и был готов уйти. Остановило его смущенное покашливание. Он обернулся и нахмурился — Ты еще здесь, Бром? Я так думал, что…

— Мой повелитель,— прервал его карлик,— я исполню то, что вы мне приказали, но не желаете ли вы отдать какое-либо иное распоряжение?

Король помрачнел.

Голос Брома был напряженным, но решительным.

— Если в этом замешано Око Зла, ваше величество, то это дело — для ведьм.

Король отвернулся, сверкая глазами и плотно сжав губы.

— Ты прав, Бром,— неохотно согласился он.— Что ж, раз таков наш долг, да будет так. Пошли гонца к ведьмам на северную башню, Бром, и пусть он велит им призвать…— тут лицо короля исказила недовольная гримаса,— Великого Чародея.

В это самое время Великий Чародей сидел, прислонившись спиной к стволу дерева, фундаментально устроившись на terra firma, и одним глазом любовался рассветом, а другим — своей супругой. И то и другое было весьма достойно любования.

Оранжево-золотое солнце величественно поднималось над маслянистой зеленью верхушек сосен в розовато-голубое небо и было прекрасно, но еще прекраснее была супруга Чародея. В ней соединилась вся грациозность и красота, какие только могли существовать на свете. Она негромко напевала, опустив руки в миску для мытья посуды возле очага. В пещере было сухо и тепло.

Но не только ее домовитость делала ее столь приятной для взора. Ее длинные распущенные рыжие волосы, казалось, взлетают и парят, обрамляя округлое лицо с огромными, цвета морской волны глазами, опушенными длинными ресницами, маленьким вздернутым носом и пухлыми чувственными губами. Чудесную фигурку подчеркивал тугой корсаж, одетый поверх белой крестьянской блузки, не скрывала ее и длинная разноцветная юбка.

Конечно, сейчас ее фигуру скорее можно было домыслить, нежели наблюдать, но у Чародея была хорошая память.

Вернее было бы сказать — слишком хорошая, поскольку красота жены порой напоминала ему о его… скажем так… заурядности?

Да нет, будем откровенны — уродстве, или, вернее, простоте, поскольку нечто привлекательное в его лице все же было. Эта привлекательность была сродни тому, что мы ценим в мягких креслах, старых каминах или печках, где готовится вкусная еда. Его с первого взгляда любили собаки и дети.

Вот этим-то он и завоевал ее (правда, пожалуй, будет точнее сказать, что это она завоевала его после продолжительного сражения с его комплексом неполноценности). Дело в том, что, когда красивую женщину слишком часто обманывают, она в итоге начинает ценить верность, теплоту и преданность гораздо больше всякой там романтики.

По крайней мере так происходит, если речь идет о той женщине, для которой главное — любовь, а романтика — всего лишь роскошь. Именно такой женщиной была Гвен.

Такая женщина способна полюбить мужчину с добрым сердцем, даже если его лицо являет собой причудливое собрание наклонных плоскостей, впадин и выпуклостей, произвольно расположенных художником-экспрессионистом, а именно таким мужчиной был Род Гэллоугласс.

Волосы у него уже несколько поредели, лоб под углом уходил вверх, брови были косматые, серые глаза ютились на дне впалых глазниц, нос остротой напоминал лезвие бритвы, скулы были высокие и плоские, а рот — широкий и тонкогубый. Губы, словно на насесте, восседали на квадратном, выпяченном подбородке.

И все же она любила его, что для Рода было чудом, дерзким нарушением всех законов природы.

Но конечно, он не имел ничего против такого нарушения.

Он устроился поудобнее, смежил веки и впустил внутрь себя спокойствие и безмятежность летнего утра. Вскоре он погрузился в приятную дремоту.

Но вот что-то ударило его в живот, отчего он задохнулся и мгновенно проснулся. Он вскочил и сжал рукоятку кинжала.

— Па-апоцка! — проворковал малыш, очень довольный собой.

Род вытаращил глаза, глядя на сына. Магнус крепко держался за прутья колыбельки. Пока он еще не слишком твердо стоял на ножках без поддержки.

Род вымученно улыбнулся и отодвинул от своего живота угол дубовой колыбельки.

— Умница, Магнус! — Он погладил малыша по головке.— Хороший, хороший мальчик!

Малыш улыбнулся и запрыгал от радости.

Колыбелька поднялась на шесть дюймов от пола.

Род поспешно схватил ее и опустил на пол, крепко сжав руками крышку.

Как правило, у колыбелей никаких крышек не бывает. А у этой была, потому что в противном случае ребенок бы попросту вылетал из нее.

— Да, да, какой чудный малыш! Умничка, умничка! Такой хороший мальчик! Гвен!!!

— Что тебе угодно, господин мой?

Из пещеры вышла Гвен, вытирая руки фартуком.

И тут она увидела колыбель.

— О Магнус! — протянула она укоризненно — так, как способны только матери.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});