Подлинная судьба Николая II, или Кого убили в Ипатьевском доме? - Юрий Сенин

Следует иметь в виду, что это рассказывает глубокий старик с воспоминаниями почти полувековой давности. Возможно, именно поэтому перечисление участников расстрела не совпадает с воспоминаниями других участников. Не совпадают и некоторые свидетельства.

Например, Никулин ни словом не упоминает о добивании женщин штыками. Об этом не упоминает и первый свидетель Павел Медведев. Забегая вперед — ничего об этом не говорит и Петр Ермаков. Юровский же утверждал, что Ермаков штыком добивал дочерей. А Михаил Медведев утверждал, что латыши добивали штыками Демидову. Никулин же утверждает, что Демидову пристрелили. При осмотре комнаты следов штыков не обнаружил ни следователь Сергеев, ни следователь Соколов. Несмотря на это генерал Дитерихс утверждал, что следы штыков в полу все таки были. Существенным в воспоминаниях Никулина является упоминание о предполагаемой организации суда над Романовыми.

5. Свидетельство Петра Захаровича Ермакова[4].

«Был вопрос несколько раз на обсуждении малым кругом президиума о расстреле; был даже, помню, в первых числах июля, но велись переговоры с центральной властью, которая просила направить в центр и там устроить суд за подписью Я.М. Свердлова <…>, но и требование уральских рабочих было для Областного совета резким. Совет должен был считаться с этим, да и отправлять было рискованно, могли по дороге отбить. Момент был колеблющим, и на требование Областного Совета перед центром о расстреле Николая было дано согласие за подписью Свердлова, но о семье, я помню, не говорилось ни звука.

Екатеринбургский исполком принял постановление расстрелять Николая, но почему-то в постановлении не говорилось о семье, о их расстреле. Когда вызвали меня, то мне сказали: «На твою долю выпало счастье расстрелять и схоронить так, чтобы никто и никогда их трупов не нашел. Под личную ответственность». Сказали: «Мы тебе доверяем, как старому большевику».

Поручение я принял и сказал, что будет выполнено точно. Подготовил место, куда везти и как скрыть, учитывая все обстоятельства важности политического момента. Когда я доложил Белобородову[5], что могу выполнить, то он сказал, сделать так, чтобы все были расстреляны, мы это решили, дальше я в рассуждения не вступал, стал выполнять так, как это нужно было. Получил постановление 16 июля в 8 часов вечера, сам прибыл с двумя товарищами, Медведевым и др. латышом, который служил в моем отряде, в карательном отделе. Прибыл в 10 часов в «Дом особого назначения». Вскоре пришла моя машина малого типа, грузовая.

В 11 часов было предложено Романовым и их близким спуститься на нижний этаж. На это предложение был вопрос: для чего. Я сказал, что вас повезут в центр, здесь вас держать больше нельзя, угрожает опасность. Как наши вещи, спросили. Я сказал: ваши вещи мы соберем и выдадим на руки. Они согласились, сошли вниз, где для них были поставлены стулья. Вдоль стены. Хорошо сохранилось в моей памяти: с первого фланга сел Николай, Алексей, Александра, старшая дочь Татьяна, далее доктор Боткин сел, потом фрейлина и дальше все остальные.

Когда все успокоились, тогда я вышел и сказал своему шоферу: действуй! Он знал, что надо делать. Машина загудела, появились выхлопки, все это нужно было для того, чтобы не было звука слышно на воле. Все сидящие чего-то ждали, у всех было напряженное состояние, изредка перекидывались словами. Александра несколько слов не по-русски. Когда было все в порядке, тогда коменданту дома в кабинете дал постановление областного исполнительного комитета Юровскому, то он усомнился, почему всех, но я ему сказал: надо всех и разговаривать нам с вами долго нечего, время мало, пора приступить.

Я спустился вниз совместно с комендантом, надо сказать, что уже заранее было распределено, кому и как стрелять. Я себе взял самого Николая, Александру, дочерей, Алексея, потому что у меня был маузер, им можно верно работать, у остальных были наганы. После спуска в нижний этаж мы немного обождали, потом комендант предложил всем встать, все встали. Но Алексей сидел на стуле. Тогда стал читать приговор постановления, где говорилось — по постановлению исполнительного Комитета расстрелять.

Тогда у Николая вырвалась фраза: «Как? Нас никуда не повезут?» Ждать дальше было нельзя, я дал выстрел в него в упор. Он упал сразу, но и остальные также. В это время между ними поднялся плач, один другому бросались на шею. Затем дали несколько выстрелов, и все упали.

Тогда я стал осматривать их состояние, которые были еще живы, то я давал новый выстрел в них. Николай умер с одной пули, жене дано две и другим по несколько пуль. Были все расстреляны 11 человек в доме, где содержались. При проверке пульса, когда были уже мертвы, то я дал распоряжение вытаскивать через нижний ход в автомобиль… и сложить. Так и сделали, всех покрыли брезентом… После расстрела все были уложены в грузовой автомобиль заранее намеченному пути автомобиль выехал [когда] эта операция была закончена, около часа ночи с 16 июля на 17-е 1918-го. Автомобиль с трупами направился через ВИЗ, минуя ту рощицу на 8 километре, где когда то были разработки… по направлению дороги Коптяки, где было выбрано место для сокрытия трупов…»

Несмотря на безграмотность изложения, Ермаков подтвердил рассказ М.Медведева о том, что центральная власть «просила» направить Романовых в Москву для организации суда над ними, и «резкие» требования рабочих о расстреле Царской семьи. Он так же, как и Медведев, охарактеризовал положение Областного Совета как «колеблющее». А вот согласие Москвы за подписью Свердлова он или сам придумал, или повторил выдумку Голощекина на заседании Исполкома 14 июля.

При прочтении этих документов бросается в глаза откровенное соперничество участников из-за «чести» убить последнего царя. Причем слово «честь» в подобном контексте в пору революционной борьбы за народную свободу воспринималось без всяких кавычек. Ермаков присваивает себе организацию расстрела, а Юровский себе. А уж «лично застрелили царя» и Юровский, и Ермаков, и М. Медведев. Может быть, этим объясняется и рассказ Юровского о попытках Ермакова добить штыком женщин.

Рис. 14. Расположение расстреливаемых, палачей и свидетелей в доме Ипатьева 17 июля 1918 г., 1 час ночи.

1. Пулеметный пост Стрекотина.

2. Местоположение охранника Клещева.

3. Местоположение охранника Никиты Дерябина.

4. Ординарец Юровского, Рудольф Лашер, запертый комендантом в его комнате.

5. Грузовик Люханова.

Черными кружками отмечены заключенные и палачи, находящиеся в «расстрельной» комнате.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});