ЗЕМЛЯ ЗА ОКЕАНОМ - Борис Гринштейн

За четыре дня пути столь изнурительного, что даже ко всему привычные алеуты падали без сил, прошли мы едва 30 мильи уткнулись в расщелину шириною футов в 100 и зажатую многосотфутовыми стенами над несущеяся водою. Идти далее не было никакой возможности.*(7)

Обратную дорогу до лагеря проделали за 2 часа и услыхали там горькую весть о смерти новорожденного. Укорял ли я себя в смерти сей невинной души? Да, но не за то, что пошел далее по Канабеку. Ведь перед уходом приказал я всю оставшуюся оленину отдать Ксении, а ежели будет удачной охота либо рыбалка лучшие куски тоже ей. Кроме того возвращение в байдаре под дождём и снегом для дитя было б ещё более смертельно нежели жизнь в худо-бедно утепленной хижине. Корил я себя за то, что не заметил вовремя беременности алеутки.

В таковых мрачных мыслях и провел я последующие три дня обратного пути от маленькой могилы в поселение гостеприимных палусов и сколь отрадно было мне вновь увидеть их шатры. Как и в первое прибытие заволновалось становище, вновь всадник на горячем коне поскакал к берегу, но сейчас Халахот соскочил на землю, бросился ко мне и обнимая воскликнул: "Я тебя увидел раньше, чем ты меня! Я дарю тебе трех лошадей!" Таков оказался их обычай. Друзья, встречаясь после разлуки, стараются удивить друг друга и порадовать каким подарком. Я подосадовал что не знал об этом ранее но сколь приятен был сей радушный прием.

Следующий месяц жили мы в удобных палуских шатрах. Алеуты вылавливали крючками и вершами достаточно рыбы чтоб оставалось и нашим хозяевам, а большинство палусов все свои силы направили к охоте на бобров. Ранее брали его от случая к случаю для мяса, а теперь, узнав об истинной ценности бобрового меха, столь спешили заполучить товар для размена, что еще в декабре послали в другие роды и к иным народам торговцев, менять лошадей на бобров. К началу марта, когда охотники начали готовиться к большой охоте и вернулись торговцы, в поселении собралось более 2000 бобровых шкурок и хоть за один небольшой котел давали 40 бобров, а я приказал Суханову отдать в размен все лишнее, оставив для обратной дороги один топор на всех и по одному ножу на троих, на последние 500 бобров товаров не хватило.

По времени пора уж было возвращаться в Новоархангельскую крепость, но я медлил, желая испытать Большую охоту.

К разряду "Большой", палусы относят охоту на дикого быка и особый вид лани. Но бык в большом количестве водится лишь по ту сторону гор, именуемых дикими "Великий Хребет Мира", а в здешних местах встречаются редко, потому тут так ценятся их шкуры. Напротив, лани, именуемые палусами татокалами, живут здесь постоянно, однако собираются в большие стада лишь на зиму, а летом бродят поодиночке или семьями. Величиною они с нашу косулю. Окраска их палевая сверху и светлая снизу, с белым полулунным пятном на горле и белым же большим "зеркалом". У самцов рога в фут с одною веткой так что похожи они на вилы. Самое удивительное, что рога их полые, как у коз, но ежегодно сбрасываются и вырастают снова. В этих двух отношениях татокал эта представляет сходство с оленем ибо у прочих полорогих животных рога не сбрасываются и не бывают ветвисты. Самки мельче самцов; рога их с вершок и не ветвисты. Мясо их не особенно вкусно; из шкуры приготовляют мягкую, но непрочную кожу, из которой американцы шьют себе сорочки.

Охотиться на них очень трудно. Благодаря своему отличному зрению татокалы замечают любую опасность. А кроме того, в стаде обязательно есть зверь-сторож, коий внимательно следит, пока другие спокойно пасутся. В случае опасности он оповещает стадо, распушая длинную белую шерсть зеркала и тут же все они уносятся с удивительной быстротою и плавностию что кажется, будто звери плывут или скользят по воздуху подобно бесплотному духу. И только с начала зимы, когда татокалы сбиваются в большие стада, можно добывать их посредством загонной охоты.

Палусы стараются приурочить такие на конец зимы или весну по двум причинам: животные успевают откормиться и у них вырастают новые рога, так что легко отличить самца от самки. Детенышей они мечут в апреле-мае и, ежели выбивать самок, следующие годы после "успешной" охоты добычи не жди.

Самое Большая охота строится следующим образом. Хотя весь год охота на ланей ведется свободно, однако с половины зимы, делается общая и окружена уставом не хуже великокняжеской. Никто из охотников не имеет права выходить один на охоту, ибо может он спугнуть пасущиеся стада. Старшины приказывают юношам следить за ними и, ежели какое стадо приближается к становищу, разведчики немедля сообщают об этом. Затем специальный глашатай объезжет все шатры и от имени вождя приказывает охотникам седлать лошадей и явиться на место сбора - к шатру главного тоена. Сам тоен обычно возглавляет отряд охотников. Суровая кара грозит тому, кто нарушит правила охоты. По приказу старшин особая полиция именуемая Ловцы наказывет виновного: бьют хлыстом, разрушают его шатер, убивают лучших его лошадей. И все считают такое наказание заслуженным, ибо существование народа зависит от удачной охоты, доставляющих и пищу и одежду. К нашему приезду разведчики следили за несколькими стадами что паслись на равнине в четырех часах пути к северо-востоку от поселка и ежедневно докладывали об их передвижении.

За неделю до начала в удобном месте начинают строить загон. Это загородка в виде воронки собранная из прутяных плетней 5+10 фут, которые крепятся на вбитые в землю колья. При постройке его все мы помогали как могли: рубили колья, вбивали их, применяя специально сделаные деревянные кувалды. Палусы им очень удивлялись и тут же переняли.

Загородку поставили так, что жерлом своим она упиралась в долину шириною не менее версты. Долина ограничивалась с обеих сторон цепью некрутых холмов и тянулась по направлению к северо-западу, расширяясь до двух верст. Далее на десятки верст простиралась равнина с пасущимись на ней стадами. Крылья же загородки на протяжении трех верст плавно сходились до коридора шириною не более 100 фут и длинною футов 400. В том коридоре за плетнями спрячутся стрелки, а остальные будут гнать дичь в смертельную ловушку. В конце коридора, где загородка обрывалась, звери смогут бежать свободно.

Кроме дичи, ограды, стрелков и загонщиков для успешной охоты требуется "звериный шаман". Не каждый шаман может совершать все необходимые церемонии. Наш Шваташ умел. Заключались церемонии прежде всего в общем танце всех охотников и возглавляли его Халахот и Шваташ в шапке, украшенной на этот раз ланьими рогами.*(8)

Утром 30 апреля весь палуский лагерь снялся для перекочевки к месту охоты. Из наших на косе остались Суханов, трое промышленных и все не знающие верховой езды алеуты. Ехали мы весь день и шатры ставили уже в темноте, верстах в трех от загородки за восточной грядой холмов. Весь следующий день занимались разведкой и расстановкой людей. Человек 70 лучших стрелков Халахот определил к бойницам в коридоре, стариков и детей- на вершины холмов вдоль долины, а всех остальных, под командованием старшины Валатваса(Валат-с-викавас) - в загонщики. 2 марта, еще затемно, началась Охота.

Шуметь, тем более стрелять тут нельзя, потому всех моих людей я отправил с загонщиками, сам же, любопытствуя, остался со стрелками. Мы не спеша позавтракали, а часам к девяти я отправился вместе с Халахотом верхом на крайние холмы, поглядетькак подходит добыча. Татокалов, что и говорить, было вокруг немало. Когда вышел я за край долины и обвел глазами открывшееся предо мною пространство, я увидел, смею вас уверить, стобь удивительную картину, что сам едва поверил своим глазам. С западной стороны вся степь, казалось, являла собою одно сплошное стадо. Они минуты не оставались в покое: пока одни пощипывали траву, сотни других непрестанно прыгали чуть ли не на десять футов в высоту, наскакивая друг на друга. Право же, это было едва ли не самое любопытное зрелище, какое случалось мне видеть, и самое приятное: я знал, что животные, покрывшие степь, не лютые звери, а грациозные лани и что они сами надвигаются на меня и, если мне стоять на месте, они меня избавят от труда идти к ним самому.

Не прошло и четверти часа, как передние из стада значительно ко мне приблизились, а еще через пять минут уже два-три десятка оказались на расстоянии выстрела. Но я не стал стрелять, а вскочив в седло поспешил вернуться к стрелкам. Я знал, что как только огромное стадо втянется в долину, растянувшиеся редкой цепью загонщики, неспеша прошедшие за утро более 10 верст, поднимут шум и помчатся галопом. Не успел я добраться до стрелков, как послышались выстрелы. Сидящие по холмам старики заулюлюкали и начали размахивать одеялами. Прямо из под земли послышался тяжёлый гул. Казалось, что стройные копытца этих нежных созданий колеблют окрестные холмы. Я еще успел заметить, как земля в долине скрылась под валом тел. Уже через бойницу я разглядывал этот могучий поток, с трудом выхватывая из месива тел легкие, изящные формы, стройные ноги, развилистые рога самцов и, главное, бесконечное количество белых как снег пятен зеркал. Над всем этим стоял удушливый мускусный запах, испускаемый десятками тысяч испуганных животных. Стрелки непрерывно натягивали свои луки, каким-то образом умудряясь выцеливать в этом месиве только самцов. Прошло всего несколько минут грохота, пыли и вони и всё закончилось так же внезапно, как и началось. Тяжело дышащие стрелки смотрели на дело своих рук- более 5 тысяч туш, разбросанных на утоптанной как плац земле вдоль всего коридора. Еще через некоторое время подъехали загонщики и начался праздник. Распевая песни палусы стали свежевать добычу, рассекать туши и вырезать лучшие куски мяса. Нам к такой работе непривычным но крепким, поручили складывать эти первины в большие кожаные сумы имеющие форму конверта и стаскивать их в одно место. Тогда я понял секрет невероятной их быстроты, у маленькой лани сердце оказалось больше оленьего.