Испытание огнем. Сгоравшие заживо - Одинцов Михаил Петрович

Челышев уловил смену обстановки. Он понял, что на земле наступил какой-то перерыв в решающем противоборстве. Если не равновесие сил, то выжидание или спешное подтягивание к району сражения новых войск. Как и многим в его служебном положении, ему не была видна длительность такой передышки, но он сразу решил воспользоваться относительным «затишьем» для учебы.

День учебы на фронте — находка, дорогой праздник, продляющий жизнь и делающий людей сильнее. Надо было в спешном порядке дать тренировку молодым летчикам. Полетать с вновь набранными воздушными стрелками. Определить их в эскадрильи и экипажи, дать поработать с пулеметом, пострелять по мишени сначала на земле, а потом и с воздуха. У него не затушевывался в памяти печальный случай с пилотами из группы Мельника, неумение их противопоставить нападающим фашистским истребителям свою волю, огонь и маневр, неумение вести активную оборону. Теория воздушного боя «ила» с истребителем после того позорного случая неоднократно изучалась с помощью расчетов и макетов, но он чувствовал, что молодежь все же скептически относится к его доказательствам. Нужен был убедительный пример, показ возможностей в натуре.

Устин Прокофьевич был очень доволен тем, что ему удалось заполучить пару «яков» к себе на аэродром. Теперь он мог провести учебный бой штурмовика с истребителем и показать молодежи, что «не так страшен черт, как его малюют».

Было трудно выпросить истребителей, но, оказывается, еще сложнее организовать показ «боя».

Его участники — старшие лейтенанты Осипов и Корнев — горячились и настаивали на полной свободе действий. Челышев понимал, что у командиров эскадрилий разгораются споры не только от стремления показать свой самолет с лучшей стороны, но и из честолюбивых мотивов — желания доказать друг другу и тем, кто будет смотреть, что Осипов есть Осипов, а Корнев тоже не лыком шит. И когда Челышев убедился, что без приказа он с ними ни до чего не договорится, ему пришлось тихонько, но твердо стукнуть кулаком по столу:

— Хватит, петухи! Мне ваш престиж не нужен. И никому он не нужен. Если будете партизанить, кто-нибудь окажется в земле. Повторяю, Корневу надо показать наиболее распространенные, типичные атаки «мессеров» по «илу» снизу, сверху, сбоку, Осипову — способы маневра, обеспечивающие срыв прицельного огня, и варианты использования хвостового и лобового оружия. Мы сейчас не можем играть в неожиданность. Этот элемент не проигрывается. Вы можете использовать предельные возможности своего самолета, но очередность показа тактических элементов определите. Будете о своих планах и действиях докладывать по радио, чтобы обучаемые могли думать за обе стороны. Закончите бой парным виражом, чтобы показать, что «ил» разворачивается с меньшим радиусом. Все поняли?

— Поняли, — ответил за обоих Корнев. — Подрезали вы нам крылья. Мы же хотели провести настоящий свободный бой.

— Мало ли что вы хотели. То, что вы задумали, была бы не учеба, а воздушное хулиганство и держание себя за одно место. Запомните: учеба, даже самая боевая, должна быть в меру безопасной… Осипов, тебе надо будет так строить свой полет, чтобы с аэродрома было видно. Имейте в виду, что земля круглая, но с буграми. Родная мать она нам, но ударить может до смерти!

Аэродром превратился в зрительный зал, а небо в большую сцену… Самолеты набирали высоту. Рядом с неторопливым «илом» то с одной, то с другой стороны с веселой легкостью ходила пара «яков». Летчики в воздухе и на земле у динамиков радиостанции молчали. Тишину напряженного ожидания разрядил Челышев:

— Товарищи летчики, особенно стрелки, обратите внимание вот на что. Истребитель опасен, только когда прицелится и выйдет на дистанцию действительного огня, а это не больше четырехсот, двухсот метров. Наша задача обороны состоит в том, чтобы сорвать прицеливание и огонь. Для этого у нас в руках маневр и оружие. Рано начнете маневрировать, враг имеет возможность принять контрмеры. Будете стрелять впопыхах, опытный враг сразу учует вашу слабинку и боязнь. Пойдет в атаку смелее. Запомнить надо на всю жизнь: если не сам атакуешь, то первая задача — выйти из-под удара, вторая — самому атаковать. Каким оружием — передними пушками или задним пулеметом — все зависит от обстановки.

В динамике послышался щелчок.

— Корнев, я готов. Разворачиваюсь на аэродром. Давай атаки снизу.

— Хорошо, Матвей. Триста пятнадцатому набрать две с половиной тысячи и смотреть за воздухом.

Один истребитель, оставив своих «попутчиков» ниже себя, пошел дальше в синеву неба, чтобы оттуда обезопасить учебу, исключить эту самую «неожиданность», которую отказался экспериментировать Челышев.

Через мгновение «як» Корнева, сверкнув голубым низом крыльев и фюзеляжа, опрокинулся на крыло и пошел к земле, чтобы занять исходное положение для атаки. Потом снизу кинулся вверх к «илу».

— Матвей, начали.

— Вижу, давай смелее.

Отвечая, Осипов шел еще по прямой, а затем резко положил машину боком к атакующему и пошел верхом на него. Перегрузка, видимо, основательно давила на плечи, мешала говорить, и до учеников радио донесло уже измененный его хрипловатый голос:

— Ну что, в прицеле?

— Нет, все время уходишь… Мне уже больше за тобой тянуться нельзя. Предел, по скорости выхожу из атаки.

Корнев прекратил крутой разворот на горке, и «як», как бы получив толчок в спину, рывком поднялся выше «ила». Летчик, набирая высоту, повернул его спиной к земле, чтобы не потерять из виду «противника». Превратив весь запас энергии в высоту, истребитель теперь устремился вниз.

— Атакую сверху…

Над аэродромом, надсадно ревя моторами, метались два самолета, чем-то отдаленно напоминая кобчика и ласточку. В репродукторах звучали хриплые, «простуженные» напряжением и перегрузками, отрывистые слова и короткие фразы, позволяющие понять земле, о чем думают сейчас «воюющие» для учебы два командира эскадрилий.

Челышев, чуть побледневший от внутренней собранности и ответственности, смотрел «бой» стоя. И как только передатчики «дерущихся» замолкали, он сразу нажимал кнопку микрофона и говорил в эфир только одно слово:

— Спокойно! Спокойно!…

Ему казалось, что бой идет уже целую вечность, и он начал от этого ощущения уставать, как будто бы на него все это время наваливались сотни килограммов ускорений, выжимали из него пот и мешали свободно дышать.

…«Як» вновь силой инерции забросило в небо выше «ила». Корнев намеревался еще раз атаковать сверху, но Осипов энергично развернулся под него и полностью сорвал замысел «врага» по бою.

— Хватит, дорогой! — Матвей, не отпуская кнопки передатчика, весело смеялся. — Давай убегай теперь от меня и начинай снова, только издалека.

— Молодец! Ух ты и хитрюга, чертов «горбыль»!

Вмешался Челышев:

— Вертелись больше двенадцати минут. Потом поговорите. Давайте совместный вираж и на посадку… — Только теперь он посмотрел, что делалось на земле. Все его летчики и стрелки на ногах. Огляделся по сторонам. На стоянках никто не работал. Весь технический состав тоже на ногах, задрав головы вверх, каждый стоял там, где его застал момент начала «боя». Страстная неистовость, зрелищная стремительность «боя» вызвали столько эмоций, что усидеть на земле оказалось невозможным, отвлечься другим делом или пустым разговором — кощунством. Даже сейчас, когда маленький и большой самолеты выписывали в небе кольцо, никто не отрывался от наблюдения за исходом соревнования.

…Мотор «ила» уже не выл, а зло рычал на полном форсаже, выбрасывая из себя дымящийся копотью выхлоп. Самолет не летел, а плашмя, всем животом и крыльями как бы опирался о воздух, все больше забрасывая мотор себе за спину. И упорство его было вознаграждено — «як» не удержался с ним в паре и начал уходить от него в сторону, все больше обгоняя разъяренного штурмовика. Прошло еще пять секунд, и даже неспециалисту стало видно с полной отчетливостью, что если сейчас Осипову уменьшить крутизну разворота, то его большим радиусом вынесет под хвост истребителя. После этого можно даже без прицеливания нажимать на пушечные гашетки, и верующие обязаны будут поставить свечку в память об убиенном.