Пьесы - Бернард Шоу

ХИГГИНС. О!!!

ПИКЕРИНГ. Но это ведь у него просто как-то так выходит. Он ничего такого не думает.

ЭЛИЗА. Вот и я ничего такого не думала, когда была цветочницей. Это у меня просто так выходило. Но я это делала, вот что важно.

ПИКЕРИНГ. Вы правы. Но все-таки это он научил вас правильно говорить; я бы этого не мог сделать, знаете.

ЭЛИЗА (небрежно). Ну что ж – ведь это его профессия.

ХИГГИНС. А, дьявольщина!

ЭЛИЗА (продолжая). Это все равно, что научить человека танцевать модные танцы, не более того. А вы знаете, когда по-настоящему началось мое воспитание?

ПИКЕРИНГ. Когда?

ЭЛИЗА (оставив свое вышиванье). В ту минуту, когда вы назвали меня мисс Дулиттл… я тогда только пришла на Уимпол-стрит. Это впервые пробудило во мне уважение к себе. (Она снова берется за иглу.) И потом были еще сотни мелочей, которых вы даже не замечали, потому что для вас это было естественно. Ну вот то, что вы вставали, говоря со мной, что вы снимали передо мной шляпу, что вы никогда не проходили первым в дверь…

ПИКЕРИНГ. Но это же все пустяки.

ЭЛИЗА. Да, но эти пустяки показывали, что вы относитесь ко мне иначе, чем, скажем, к судомойке; хоть я уверена, что и с судомойкой вы вели бы себя точно так же, если б она случайно очутилась в гостиной. Вы никогда не снимали при мне ботинок в столовой.

ПИКЕРИНГ. Вы не должны обижаться на это. Хиггинс всюду снимает ботинки.

ЭЛИЗА. Я знаю. Я его не виню. Это у него просто так выходит, не правда ли? Но для меня так много значило, что вы этого никогда не делали. Видите ли, помимо тех вещей, которым всякий может научиться, – уменье хорошо одеваться, и правильно говорить, и все такое, – леди отличается от цветочницы не тем, как она себя держит, а тем, как с ней себя держат. Для профессора Хиггинса я всегда останусь цветочницей, потому что он себя со мной держит как с цветочницей; но я знаю, что для вас я могу стать леди, потому что вы всегда держите себя со мной как с леди.

МИССИС ХИГГИНС. Пожалуйста, Генри, не скрежещи зубами.

ПИКЕРИНГ. Право, я очень, очень рад это все слышать, мисс Дулиттл.

ЭЛИЗА. Теперь мне бы хотелось, чтоб вы меня называли Элизой, если вы не возражаете.

ПИКЕРИНГ. Благодарю вас. С удовольствием буду называть вас Элизой.

ЭЛИЗА. И еще мне хотелось бы, чтобы профессор Хиггинс называл меня мисс Дулиттл.

ХИГГИНС. Сдохнете – не дождетесь!

МИССИС ХИГГИНС. Генри! Генри!

ПИКЕРИНГ (со смехом). Отвечайте ему в таком же духе, Элиза. Не молчите. Ему это будет полезно.

ЭЛИЗА. Не могу. Раньше я могла так разговаривать, но теперь – нет. Вчера ночью, когда я бродила по улицам, какая-то девушка заговорила со мной; я хотела ей ответить по-старому, но у меня ничего не вышло. Помните, вы как-то говорили мне, что ребенок, попавший в чужую страну, в несколько недель привыкает к чужому языку, а свой родной забывает? Вот я – такой ребенок в вашей стране. Я забыла свой родной язык и могу теперь говорить только на вашем. С Тоттенхэм-Корт-род покончено навсегда. Именно теперь, когда я покинула Уимпол-стрит.

ПИКЕРИНГ (в сильной тревоге). Но ведь вы же вернетесь на Уимпол-стрит? Вы простите Хиггинса?

ХИГГИНС (поднимаясь). Простите?! Она меня будет прощать, а! Пускай уходит. Пускай попробует прожить одна. Без меня она через три недели скатится обратно в уличную канаву.

В среднем окне появляется Дулиттл. Бросив на Хиггинса укоризненный и полный достоинства взгляд, он бесшумно подходит к дочери, которая стоит спиной к окнам и поэтому не видит его.

ПИКЕРИНГ. Он неисправим, Элиза. Но ведь вы не скатитесь, правда?

ЭЛИЗА. Нет. Теперь уже нет. Я хорошо заучила свой урок. Теперь я уже не могу издавать такие звуки, как раньше, даже если б хотела.

Дулиттл сзади кладет ей руку на плечо.

(Она роняет вышиванье, оглядывается, и при виде отцовского великолепия вся ее выдержка сразу испаряется.) У-у-ааааа-у!

ХИГГИНС (торжествующе). Ага! Вот, вот! У-у-ааа-у! У-у-ааааа-у! Победа! Победа! (Разваливается на угловом диванчике, скрестив руки на груди.)

ДУЛИТТЛ. Зря вы девушку обижаете. Не смотри на меня так, Элиза. Я не виноват. У меня, понимаешь, деньги завелись.

ЭЛИЗА. Видно, тебе на этот раз миллионер подвернулся?

ДУЛИТТЛ. Угадала. Но я сегодня разоделся для особого случая. Еду сейчас в церковь святого Георгия на Ганновер-сквере. Твоя мачеха выходит за меня замуж.

ЭЛИЗА (сердито). Ты унизишься до женитьбы на этой простой, вульгарной бабе?

ПИКЕРИНГ (мягко). Это его долг, Элиза. (Дулиттлу.) Но почему она изменила свое решение?

ДУЛИТТЛ (печально). Запугана, хозяин. Запугана, как и все мы. Буржуазная мораль требует жертв. Надевай шляпу, Элиза, поедешь посмотришь, как твоего отца окручивать будут.

ЭЛИЗА. Если полковник находит, что так нужно, я… я… (чуть не со слезами) я пойду на это. И в награду, вероятно, еще наслушаюсь оскорблений.

ДУЛИТТЛ. Можешь не бояться. Она, бедняга, теперь ни с кем уже не лается. Как попала в почтенные, так сразу присмирела.

ПИКЕРИНГ (слегка сжимая локоть Элизы). Не огорчайте их, Элиза. Будьте умницей.

ЭЛИЗА (силясь улыбнуться ему, несмотря на свое раздражение). Ну хорошо, я поеду, только чтобы показать, что я не злопамятна. Подожди меня минутку. (Выходит.)

ДУЛИТТЛ (усаживаясь рядом с Пикерингом). Что-то я, знаете, робею перед этой церемонией, полковник. Может, вы поедете тоже, чтоб придать мне духу?

ПИКЕРИНГ. Но ведь вам это не впервые, друг мой. Венчались же вы с матерью Элизы?

ДУЛИТТЛ. Кто это вам сказал?

ПИКЕРИНГ. Собственно, мне никто не говорил. Просто я… естественно было предполагать…

ДУЛИТТЛ. Нет, полковник, вовсе это не естественно. Это только так принято у буржуазии. А я всегда поступал так, как принято у недостойных. Только вы Элизе не говорите. Она не знает: я из деликатности никогда не говорил ей.

ПИКЕРИНГ. И правильно делали. Если не возражаете, мы просто не будем вспоминать об этом.

ДУЛИТТЛ. Ладно, полковник; а теперь вы поедете со мной в церковь и поможете мне благополучно справиться с этим делом.

ПИКЕРИНГ. С удовольствием. Если только я, как холостяк, могу вам быть полезен.

МИССИС ХИГГИНС. А меня вы не приглашаете, мистер Дулиттл? Мне бы очень хотелось быть на вашей свадьбе.

ДУЛИТТЛ. Сочту за честь, мэм, если вы нас удостоите. А уж хозяйка моя не будет знать, куда деваться от радости. Она все грустит, бедняга, что кончилось наше счастливое житье.

МИССИС Хиггинс (вставая). Так я велю подавать экипаж, а сама пойду одеваться.

Мужчины, кроме Хиггинса, встают.

Я не задержу вас больше, чем на четверть часа. (Идет к двери и на пороге сталкивается с Элизой; та уже в шляпе и застегивает перчатки.) Элиза, я тоже еду в церковь. Вам удобнее ехать со мной, а полковник Пикеринг будет сопровождать жениха.

Миссис Хиггинс выходит. Элиза останавливается посреди комнаты, между окнами и тахтой. Пикеринг подходит к ней.

ДУЛИТТЛ. Жених! Вот это слово! От него как-то сразу становится ясно, на что идешь. (Берет свой цилиндр и направляется к двери.)

ПИКЕРИНГ. Ну, Элиза, пока я еще не ушел… простите Хиггинса и обещайте вернуться к нам.

ЭЛИЗА. Боюсь, что папа мне не позволит. Правда, папочка?

ДУЛИТТЛ (он опечален, но исполнен великодушия). Они тебя здорово разыграли, Элиза, эти два шутника. Если бы ты имела дело с одним, уж он бы от тебя не ушел. Но, понимаешь, вся штука в том, что их было двое и один вроде как бы оберегал другого. (Пикерингу.) Хитро придумано, полковник. Но я на вас не в обиде: я бы и сам так сделал. Всю мою жизнь меня тиранили женщины, одна за другой; так что, если вам удалось провести Элизу, – не возражаю. Я в это дело вмешиваться не буду. Ну, полковник, пора нам ехать. Будьте здоровы, Генри. Элиза, увидимся в церкви. (Выходит.)

ПИКЕРИНГ (умильно). Не покидайте нас, Элиза. (Идет вслед за Дулиттлом.)

Элиза выходит на балкон, чтобы не оставаться наедине с Хиггинсом. Он встает и идет за ней. Она тотчас же снова входит в комнату и направляется к двери, но он, пробежав по балкону, успевает опередить ее и загораживает ей дверь.

ХИГГИНС. Ну, Элиза, вы уже немножко посчитались со мной, как вы выражаетесь. Может быть, хватит теперь? Может быть, вы, наконец, образумитесь? Или вам еще мало?

ЭЛИЗА. А зачем я вам нужна? Только для того, чтобы подавать вам туфли, и сносить все ваши капризы, и быть у вас на побегушках?

ХИГГИНС. Я вовсе не говорил, что вы мне нужны.

ЭЛИЗА. Ах, вот как? В таком случае о чем вообще разговор?

ХИГГИНС. О вас, а не обо мне. Если вы вернетесь на Уимпол-стрит, я буду обращаться с вами так же, как обращался До сих пор. Я не могу изменить свой характер и не желаю менять свое поведение. Я веду себя точно так же, как полковник Пикеринг.