Савва Морозов - Анна Федорец

Этот спектакль прославил не только Художественный театр, но и творца пьесы — Горького, который в дни премьеры буквально купался в лучах славы. И эта слава, среди прочего, позволила ему добиться благоволения М. Ф. Андреевой.

Для Саввы Тимофеевича уход Андреевой стал настоящей трагедией. А. Н. Серебров вспоминал, как в Художественном театре был устроен новогодний вечер с торжественным банкетом и танцами: «Обнаженная до плеча женская рука в белой бальной перчатке тронула меня за рукав.

— Тихоныч, милый, спрячьте это пока у себя… Мне некуда положить.

Мария Федоровна Андреева, актриса театра, красивая, в открытом белом платье, протянула мне согнутые вчетверо листы разлинованной бумаги.

Это был подлинник недавно написанной Горьким поэмы «Человек».

После заключительных строк поэмы следовала адресованная Андреевой приписка о том, что у автора поэмы — крепкое сердце, из которого Андреева может сделать хорошие каблучки для своих туфелек.

Я взглянул на Андрееву. У нее было счастливое лицо.

Савва взял у меня рукопись и тоже прочитал последнюю страницу.

— Так… так… новогодний подарок!.. Влюбились?

Он выхватил из кармана фрачных брюк тонкий золотой портсигар и стал закуривать папиросу, но не с того конца.

Андреева внимательно смотрела на его трясущиеся веснушчатые пальцы.

— Сейчас начнется кабаре! Идемте! — сказала она, взяв его под руку».[539]

По сути, Горький признался Андреевой в любви на глазах у Морозова. Приведенный отрывок его автор датирует 31 декабря 1903 года. Но, вероятно, писатель слукавил: в предисловии к своей книге он предупреждал, что, хотя за достоверность приведенных им сцен он может поручиться, ради усиления художественной выразительности материал был перегруппирован «по времени и месту действия». В действительности описанное событие произошло на несколько месяцев раньше: в конце 1903 года Мария Федоровна уже ушла от мужа, отдала детей на воспитание сестре Е. Ф. Крит и вступила в гражданский брак с Горьким. Это подтверждается тем, что уже летом 1903-го Савва Тимофеевич, у которого родился сын, пытался наладить отношения с женой.[540] Но на этом отношения купца и актрисы не закончились. На протяжении 1899-го — первой половины 1903 года Савва Тимофеевич находился под сильнейшим влиянием Андреевой. Но даже с ее уходом к Горькому это влияние ослабнет далеко не сразу — лишь через год с небольшим Савва Тимофеевич сумеет частично от него освободиться. Однако освобождение придет лишь в процессе мучительных переживаний и внутренних поисков.

Впрочем, это будет несколько позже, а пока роман Андреевой и Морозова в самом разгаре.

Трудно сказать, кем являлся Морозов для Андреевой. Скорее всего, умным собеседником и… просто капиталистом — несметно богатым, а главное, поддающимся чужому влиянию. Иными словами, мешком с золотом. Не зря в романе Марка Алданова «Самоубийство», где показаны последние месяцы жизни Морозова, появился эпизод, в котором Савва Тимофеевич встретился с привлекательной женщиной. В нем купец рассуждал: «Это еще кто? Красива. Быть может, и она готова была бы отдаться мне? То есть не мне, а Никольской мануфактуре. Совершенно бескорыстно мне никто не отдавался, все с оглядкой на Никольскую мануфактуру», — думал он с всё росшим отвращением от людей и от жизни».[541] Очевидно, Марк Александрович знал кое-какие подробности интимной жизни Саввы Тимофеевича.[542]

Андреева — без преувеличений — была для С. Т. Морозова всем. Ради нее он готов был принести в жертву и жизнь, и семью, не говоря уже о собственном богатстве и благополучии. К. С. Станиславский в феврале 1902 года откровенно писал М. Ф. Андреевой: «Отношения Саввы Тимофеевича к Вам — исключительные. Это те отношения, ради которых ломают жизнь, приносят себя в жертву, и Вы это знаете и относитесь к ним бережно, почтительно. Но знаете ли, до какого святотатства Вы доходите в те минуты, когда Вами владеет актерка? Это так противно Вашей натуре, что, я уверен, Вы сами этого не замечаете. Вы хвастаетесь публично перед почти посторонними Вам тем, что мучительно ревнующая Вас Зинаида Григорьевна ищет Вашего влияния над мужем. Вы, ради актерского тщеславия, рассказываете направо и налево о том, что Савва Тимофеевич, по Вашему настоянию, вносит целый капитал Ванновскому — ради спасения кого-то».[543]

Вероятно, сумев «поймать» райскую птицу, Морозов испытывал перед ней едва ли не детскую робость и преклонение. По словам A. Л. Желябужского, Савва Тимофеевич «был всей душой привязан к Марии Федоровне — это было подлинное преклонение. Просьбы ее были для него законом». Это было не просто вожделение, он полюбил эту женщину, прекрасно понимая, что, даже будучи с ним на ложе, она для него так и останется недостижимой. Андреева никогда не принадлежала Морозову вся, до самого конца. Надо было делить ее с мужем, с театром, с революционным движением — ситуация была по-истине безвыходной.

Немирович-Данченко в октябре 1903 года писал Чехову об Андреевой и о ее влиянии на Горького, а потом прибавлял: «Под ее же влиянием, уже совсем как гимназист, дурачок, находится Морозов… С Горьким я объяснился напрямки. Что же касается Морозова, то это нелегко, потому что он путается во лжи. И идет какая-то скрытая ерунда, недостойная нашего театра и портящая нам жизнь. Это обидно, не только за Горького, но и за Морозова, т. к. au fond (по сути, фр. — А. Ф.) он хороший человек».[544] Не зря же критики называли Андрееву «типичной инженю»: образ хрупкой, беззащитной девушки служил лучшим доказательством ее мнимой невинности. Влияние Марии Федоровны на Морозова было крайне велико и касалось самых разных сторон жизни — от театра до политических воззрений. Если Андреевой хотелось сыграть на сцене МХТ ту или иную роль, нередко она задействовала авторитет Морозова — и тот исполнял все ее капризы. Так, в феврале 1903 года Немирович-Данченко писал А. П. Чехову о репертуарных планах: «Всё еще не знаем, к чему приступить дальше… Морозов за «Эллиду» и против Тургенева, потому что Мар[ия] Фед[оровна] Желябужская за «Эллиду» и против Тургенева».[545]

Сколь велико было влияние Марии Федоровны Андреевой на Морозова, видно из письма О. Л. Книппер-Чеховой мужу от 5 февраля 1903 года: «Сегодня я разговаривала с Самаровой и Владимиром] Ивановичем] о театр[альных] делах. Он говорит, что Константин] Сергеевич] чувствует недоверие труппы, скверное отношение к нему Морозова и теряется и нервит. И всё это дело рук Марии Федоровны. Она на всё действует через Морозова, заискивает у всей труппы теперь, держит себя настоящей премьершей, вмешивается во всё. Вл[адимир] Ив[анович] очень неосторожно выразился, что надо бы ее «вытравить» из театра… Мне, право, все эти дела, подходы прямо противны. Я бы никогда не могла «влиять» на кого-нибудь, чтоб достичь своего. Мне была бы только работа, и мне дороги все, кто истинно близок этому делу. Но когда я чувствую общепринятую театр[альную] атмосферу, влияние актрисы на ход дела, через влюбленного в нее мецената, — враждебное ее отношение к человеку, без которого немыслимо дело, — такая атмосфера для меня ужасна, и я готова бежать. Лилина ненавидит Марию Федоровну за ее скверное отношение к Константину] Сергеевичу]. Ужасно это все противно. Мне делается скучно, скучно жить. В деле я не выношу личных отношений. Это мелко». Таким образом, Марии Федоровне удалось настроить Морозова даже против Станиславского — человека, которого Савва Тимофеевич совершенно искренне любил и уважал. Антон Павлович отвечал супруге 11 февраля: «Насчет Морозова и М[арии] Ф[едоровны] не волнуйся очень, она дама не культурная, он из инородцев, им извинительно. Были бы пьесы, были бы сборы, а остальное все, в сущности, вздор».[546]

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});