Оно - Стивен Кинг

Но тяжелые, длинные товарняки по-прежнему проходили через Дерри. Они направлялись на юг, груженые древесиной, бумагой, картофелем, и на север, с промышленными товарами для тех городов Мэна, которые люди иногда называли Большими Северами: Бангор, Миллинокет, Макиас, Прески-Айленд, Холтон. Эдди больше всего нравилось смотреть на платформы, которые везли на север автомобили: сверкающие «форды» и «шеви». «Когда-нибудь я куплю такой же, — обещал он себе. — Такой же или даже лучше. Может, даже “кадиллак”!»

На станции сходились пути шести железнодорожных компаний, словно радиальные нити паутины, идущие к центру. С севера подходили «Бангор лайн» и «Грейт Нортерн лайн», с запада — «Грейт Саутерн» и «Уэстер Мэн», с юга — «Бостон энд Мэн» и с востока — «Саутерн сикоуст».

Как-то раз, года два назад, Эдди стоял около железнодорожных путей последней компании и наблюдал за проходящим поездом, когда пьяный проводник бросил в него из медленно движущегося товарного вагона фанерный ящик. Эдди пригнулся и отскочил назад, хотя ящик приземлился на насыпь в десяти футах от него. В нем кто-то шевелился, ползали и скреблись какие-то живые существа. «Последняя поездка!» — крикнул пьяный проводник. Достал плоскую бутылку коричневого стекла из кармана куртки, поднес ко рту, выпил все, что в ней оставалось. А потом швырнул бутылку на насыпь, где она и разбилась. Проводник указал на ящик. «Отнеси домой, мамке. Подарок от “Саутерн-гребаной-Сикоуст-Лайн-которая-приказала-долго-жить”». Ему пришлось высунуться из вагона, чтобы прокричать эти слова, потому что поезд уходил, набирая скорость, и на какой-то момент Эдди даже испугался, подумав, что проводник вывалится из вагона.

Когда поезд ушел, Эдди подошел к ящику, осторожно наклонился над ним. Боялся подойти очень уж близко. Существа в ящике продолжали скрестись. Если бы проводник прокричал, что содержимое коробки предназначается ему, Эдди оставил бы ее на насыпи. Но он велел отнести ящик домой, мамке, а Эдди, как и Бен, выполнял все в точности, когда дело касалось его матери.

В одном из пустующих складов он нашел кусок веревки и привязал ящик к багажнику велосипеда. Его мать заглянула в ящик даже с еще большей опаской, чем это сделал бы Эдди, а потом вскрикнула… но скорее от радости, чем от ужаса. В нем ползали четыре лобстера, большие, каждый весом в два фунта, с выставленными клешнями. Она приготовила их на ужин и очень огорчилась, когда Эдди наотрез отказался их есть.

— И что, по-твоему, Рокфеллеры едят на ужин сегодня вечером в своем дворце в Бар-Харбор? — негодующе спросила она. — Что, по-твоему, едят все эти богачи в нью-йоркских ресторанах «Двадцать один» и «Сарди»? Сандвичи с арахисовым маслом и желе? Они едят лобстеров, Эдди, так же, как и мы! Давай попробуй!

Но Эдди лобстеров пробовать не пожелал, так, во всяком случае, потом говорила его мать. Может, говорила правильно, но Эдди-то казалось, что он просто не смог. Помнил, как они ползали в ящике, как скребли клешнями. Мать продолжала расхваливать вкусовые достоинства лобстеров, объяснять, как много он теряет, и, в конце концов, он начал задыхаться, и ему пришлось воспользоваться ингалятором. Только тогда она от него отстала.

Эдди ретировался в спальню, устроился там с книгой. Его мать позвонила подруге, Элеонор Дантон. Элеонор приехала, вдвоем они просматривали старые номера журналов «Фотоплей» и «Секреты экрана», смеялись над колонками светской хроники и набивали животы салатом с лобстером. Утром, когда Эдди встал, чтобы пойти в школу, его мать оставалась в кровати, сладко сопела и громко пукала, длинными очередями, напоминающими игру на корнете (нехило прикалывалась, как сказал бы Ричи). В вазе, вчера вечером заполненной салатом с лобстерами, осталось несколько маленьких пятен майонеза.

И это действительно был последний поезд «Саутерн сикоуст», который видел Эдди. Встретив мистера Брэддока, начальника службы движения, Эдди после некоторого колебания спросил его, что случилось. «Компания разорилась, — ответил мистер Брэддок. — И все дела. Разве ты не читаешь газеты? В этой чертовой стране такое происходит постоянно. А теперь выметайся отсюда. На грузовом дворе маленьким детям делать нечего».

После этого Эдди иногда ходил вдоль четвертого пути, который принадлежал «Саутерн сикоуст», и слушал, как воображаемый кондуктор монотонным голосом диктора нараспев произносит в его голове названия станций, эти волшебные слова: Камден, Рокленд, Бар-Харбор (произносилось это название, как Ба-а-а Х-а-а-Б-а-а), Уискассет, Бэт, Портленд, Оганквит, Бервикс; он шагал вдоль четвертого пути, пока не уставал, и сорняки, которые росли между шпалами, навевали на него грусть. Однажды он поднял голову и увидел морских чаек (наверное, жирных чаек со свалки, которые плевать хотели на то, что они знать не знали океана, но тогда мысль эта ему в голову не пришла), которые летали и кричали в вышине, и от их криков он немного поплакал.

На въезде на территорию грузового двора когда-то стояли ворота, но каким-то очередным ураганом их унесло, и никто не удосужился поставить новые. Эдди приходил и уходил, когда ему хотелось, хотя мистер Брэддок выгонял его, если видел (как и любого другого мальчишку, если на то пошло). Водители грузовиков тоже иногда гонялись за ним (не слишком усердно), думая, что он пытается что-нибудь украсть из кузова, и другие мальчишки иногда это делали.

Впрочем, чаще всего на станции его никто не трогал. У въезда стояла будка охранника, но она давно уже опустела, а стекла в окнах выбили камнями. Круглосуточной охраны на грузовом дворе не было года с 1950-го. Мистер Брэддок гонял мальчишек днем, ночной сторож четыре или пять раз за ночь объезжал станцию на старом «студебекере» с установленным на кабине фонарем, другие охранные мероприятия не проводились.

Иной раз Эдди встречались бродяги и сезонные рабочие. Если кто на грузовом дворе и вызывал у него страх, так эти мужчины с небритыми лицами, потрескавшейся кожей, мозолями на ладонях и язвами на губах. Они приезжали в товарных вагонах, вылезали и проводили в Дерри какое-то время, потом забирались в другой поезд и уезжали куда-то еще. Иногда у них на руках недоставало пальцев. Обычно они были пьяны и спрашивали, нет ли у него сигареты.

Один из таких жутких типов однажды выполз из-под крыльца дома 29 по Нейболт-стрит и предложил отсосать у Эдди за четвертак. Эдди попятился, кожа заледенела, во рту пересохло. Одну ноздрю бродяги сожрала болезнь. Остался только воспаленный, покрытый струпьями канал.

— У меня нет четвертака. — Эдди пятился к своему велосипеду.

— Я это сделаю и за десятик, — прохрипел бродяга. На нем были старые зеленые фланелевые штаны. На коленках подсыхала желтая блевотина. Он расстегнул ширинку и полез внутрь. Попытался улыбнулся. Нос напоминал красное месиво.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});