Ватерлиния (сборник) - Александр Громов

Незачем рассматривать, лучше обдумать, как проскочить между ними. Правда, придумать тут можно немногое: если на эскадре уже известно о беглецах, а скорее всего это так и есть, то обнаружение и уничтожение цели – вопрос немногих минут, и гарантия стопроцентна. Одна надежда на доброго дядю куратора…

«Тебе надо всего лишь выйти в космос, дальше не твоя забота», – говорил Менигон.

«Лучше быть мусорщиком Ореола, чем президентом Федерации», – говорил Менигон.

Посмотрим…

Кстати, где он?

Погони не видно, попыток перехвата тоже. Горизонт чист. Зенитной ракетой с Поплавка или платформы меня уже не достанут, да и энергоизлучателем, пожалуй, тоже: не позволит рассеяние в атмосфере. Но то меня, подумал Шабан, – а Винсента? Позднее стартовал, плохо летел… Удивительно, что летел вообще!

Он выкрутится. Он всегда находил выход – за себя и за других. «Обо мне не беспокойся», – сказал он, и не было в его голосе ничего, что пробудило бы сомнение.

Значит, выкрутится.

«Шершень» быстро набирал высоту и чуть медленнее – скорость. Сопротивление воздуха в стратосфере все же чувствовалось, на кожу передавалась упругая отдача и легкое, терпимое жжение. У огромной жидкой Капли невелика скорость убегания, и выход на низкую орбиту возможен уже через несколько минут…

Там все и решится, подумал Шабан.

Спокойствие… Сосредоточенность на цели… Давно пропал страх первых минут полета, вслед за ним без остатка рассосалась вспышка пронзительной радости: оказывается, он ничего не забыл! А неплохо они усовершенствовали управление за двадцать лет… И все равно нельзя управлять флайдартом, когда в голове ревет торнадо. В голове должен царить штиль.

Машина послушно отзывалась на любое желание не мозга – тела. Тело лучше знает, как лететь. Если бы сейчас навязали воздушный бой, можно было бы смело принять его, не пытаясь уклониться.

Как нечто мелкое, не заслуживающее внимания вспоминался прорыв к флайдрому через центр Поплавка. Менигон, старый опытный волк, верно рассчитал за волчонка: там не ждали прорыва, единственный заслон состоял целиком из корабельной полиции, меньше всего желавшей связываться с опасной дичью.

На свою беду они все же попытались остановить его. Они пытались его убить, по приказу или с испуга, и тогда он стал убивать их, как убивал в Порт-Бьюно почти таких же, как эти. Уже на флайдроме насели так, что пришлось пустить в ход ритуальный кортик – там он и остался в чьем-то животе… Они ожидали лишь ненависти глубинника к холуям, они не знали, что этот человек станет неожиданно для самого себя холоден и расчетлив, что он вырывается из запертой жестянки не в первый раз…

Невелика разница – из куба или из конуса, вросшего в опрокинутую полусферу. Детали… Только тот, прежний, Шабан уже порядком поистаскан, поизношен и вдобавок наделен памятью лейтенанта Альвело, рядового оболванца Федерации. Может, стереть эту память? Винсент говорил, что в Ореоле сделать это нетрудно, хотя, по правде сказать, это можно сделать и на Земле…

Незачем стараться. Жизнь Шабана – тоже ненастоящая жизнь, гуманный подарок Ореола забракованному мальчишке. По правде сказать, до изгнания в отставку эти две жизни были схожи, как две шаровые молнии под грозовыми тучами тропиков Капли. И обе лопнули, как мыльные пузыри.

Нет, память я не отдам…

Капля висела под ним, как висела когда-то Земля, и белая звезда отчаянно слепила глаза. Планета перестала напоминать вогнутую чашу, горизонт отступал вниз, граница света и тени тихо ползла по облачному одеялу. Яркая вспышка внезапно прорезала теневую сторону Северного полушария – не иначе, очередной надводный ядерный взрыв, и довольно мощный. Какая плавбаза северян перестала существовать?

Вы сделали глупость, Велич, Андерс и другие, слышите вы? Не начни вы первыми, Филипп Альвело был бы сейчас там и вместе с такими же, как он, истреблял не желающих покоряться северян. Мусорщику Винсенту Менигону пришлось бы ждать, когда подопечный «созреет» сам собой. Может быть, и никогда.

Скорость полета росла, но в милосердно врущем цереброшлеме перегрузка практически не ощущалась, лишь стало труднее дышать. Пожалуй, тело прибавило в весе раза в три, если считать от земной силы тяжести, а если от местной – почти в десять раз. Сто пятнадцать километров высоты… сто двадцать пять… сто сорок…

Для протяженной атмосферы Капли это еще субкосмос – на такой высоте не сделать и четверти витка. Но выход на настоящую орбиту близок: еще два-три десятка секунд на крейсерской тяге.

А там посмотрим…

Большие рыбы ходят над Каплей… Словно акулы над головой неосторожного ныряльщика. На Сумбаве было опасно купаться из-за акул… Попытаться проскочить под кормой вон у того корвета? Или остаться на низкой орбите и ждать столько, сколько получится?

Шабан почувствовал странный привкус во рту и несколько тревожных мгновений не мог понять, что это такое и как связано с полетом. Понемногу он успокоился: похоже, что никак. Вероятно, просто-напросто прикусил губу до крови…

Ждут – или не ждут?

Его ждали. Он понял это по слабым факелам из дюз двигателей ориентации – ближайший корвет, неспешно проплывая над головой, разворачивал свое тело, ловя беглеца в прицелы энергоизлучателей. Промах!.. На миг потемнело в глазах, и усилился привкус во рту. Хитрый финт, почище тех, что приходилось делать в ущельях хребта Турковского на Прокне, удался – наверно, там, внизу, очередь импульсов напробивала дыр в облаках. Не некогда было смотреть вниз.

Второго залпа не последовало, и Шабан не сразу понял почему, а увидев – оцепенел… Капля меняла форму. Это выглядело так, словно по жидкой планете катился гладкий водяной вал тысячекилометровой высоты. Флайдарт сразу «просел», и резко возросла перегрузка. Поднимаясь стеной, загибался горизонт. После немногих секунд замешательства дюзы плывущих над Каплей рыб вспыхнули нестерпимым светом. Теперь планета уже не походила на шарообразную каплю воды в свободном полете – она была похожа на дождевую каплю, разбивающуюся о невидимый асфальт. Шабан успел заметить, как тяжелый крейсер, флагман блокирующей эскадры, не сумел уклониться – накатывающийся вал слизнул его с низкой орбиты, как океанская волна слизывает песчинку с мола.

В этот миг Шабан вспомнил о Менигоне. Винсент и здесь оказался прав…

Немногие из людей видели действие туннельного оружия не в записи. Еще меньше тех, кто видел и сумел потом рассказать.

Неведомая субмарина Лиги, несущая на борту туннельный заряд, прежде чем погибнуть, выполнила свою миссию. Скорпион ужалил себя в голову. Агрессор просчитался, полагая себя в относительной безопасности после уничтожения северных терминалов. Разверзшаяся сингулярная трубка корежила и заглатывала планету, чтобы, пожрав ее, исчезнуть без следа. Земляне получат кусок пустоты на перекрестке космических путей – но не Каплю…

Форсаж! Рефлекс пилота сработал как надо, как учили… Свечкой – вверх! К колючим искрам звезд. Шабан не знал, есть ли у него шанс, и не желал знать. Вверх! Прочь от гибнущей планеты, куда угодно – но прочь!..

Темно в глазах… Как еще выдерживают кости? Нечем дышать… Так погибают выброшенные на берег киты, не в силах наполнить легкие, сдавленные собственным весом. Надо выдержать… Оставшись без управления в атмосфере, глупый флайдарт перейдет в горизонтальный полет, а в космосе – скорее всего остановит двигатели. Вверх, вверх!..

Только бы не потерять сознание, успел подумать Шабан, прежде чем исчезла и чернота, канув в НИЧТО.

* * *

Он стоял в пустоте на чем-то твердом и прозрачном. Ослепительные немигающие звезды горели над головой, и, что было странно, звезды не менее ярко сияли под ногами. Словно поперек космоса во всю его неизведанную ширь лежало громадное, идеально прозрачное стекло. Но гораздо сильнее Шабана удивило то, что он очнулся стоя.

Он был готов прийти в себя лежащим где угодно: в анатомическом лежбище флайдарта, на госпитальной койке, на жестком топчане тюремной камеры. Когда гасло сознание, он знал и то, что может вообще не очнуться. Но – очнуться стоя?!

Он сделал шаг, затем другой. Притопнул. Присел на корточки, провел ладонью по твердому ничто. Твердая пустота под ногами не издавала звуков. Она была идеально гладкой и, по здравом разумении, ей полагалось бы быть скользкой, как лед, однако ноги не скользили.

Что-то еще в этом странном мире было не так. Взмахнув рукой, Шабан не почувствовал сопротивления воздуха. Он дунул на ладонь – с тем же результатом. Легкие были пусты.

Но ведь я же живой, подумал он растерянно. Я дышу! А чем?

Он прищелкнул пальцами и услышал щелчок. Затем достал пистолет. Магазин на тридцать гранато-пуль направленно-осколочного действия еще не опустел, но Шабан не решился выстрелить ни вверх, ни вниз: почему-то стрелять здесь, наедине со звездами показалось кощунственным. Размахнувшись, он швырнул пистолет прямо перед собой и вздрогнул, услышав металлический стук падения. Твердая пустота под ногами не проводит звука – значит, все-таки воздух?