Воин Скорпиона (сборник) - Кеннет Балмер

— Но, Драк… я не смею вернуться без тебя!

— Не смеешь? Когда твоя принцесса-магна ждет новостей обо мне, считая меня убитым или, возможно, страдающим? Возвращайся в Вэллию, дорогой Воманус. Передай своей принцессе хорошие новости. Скажи ей, что я вернусь, как только мне это позволят. Она поймет.

— Но что удерживает тебя здесь? Ведь наверняка же не Сушинг.

— Не Сушинг и никакая другая женщина. Я не могу тебе всего объяснить. Но ты вернешься в Вэллию и передашь это послание о моей вечной любви к Делии Синегорской.

Помимо всего прочего, я хотел заставить его находиться где-нибудь подальше когда нанесет удар моя армия восставших рабов. Мне отнюдь не хотелось увидеть как его голову насадят на пику и торжественно пронесут по портовой стене.

Он покачал своей красивой головой и так шарахнул кулаком по рукояти рапиры, что ножны надменно задрались к потолку.

— Но, Драк… вернуться без тебя?!

— Ступай! Ради Зара, ступай немедленно! Скажи Делии, что я хочу сжать её в объятьях — и непременно сделаю это… но ступай, пока ещё не поздно!

Он снова уставился на меня, так словно я наконец лишился рассудка.

Я успокоился.

— Все объяснится. К тому же, вы можете прилететь в Проконию на аэроботе. Я знаю, Вэллия не любит использовать аэроботы на внутреннем море. Там я смогу присоединиться к вам.

Он нахмурился. А затем согласился.

— Ладно, ков Драк. Я сделаю так, как ты просишь.

Мы провели последние приготовления, а затем я поремберился с Воманусом и вернулся тем же вечером к себе в комнату, собрать все необходимое. Я уже собирался вскочить на подоконник, когда ко мне постучала Сушинг. Знаю, это было слабостью с моей стороны, но я почувствовал, что не могу уйти без своего рода предупреждения. В конце концов, она ведь, как и все, поступала в соответствии со своей природой. И я подошел к двери и впустил её.

Она была великолепна.

Ее одеяние копировало наряд, в котором обычно изображают на местных варварских фресках Гифимеду, божественную подругу возлюбленного Гродно из древних легенд. Крегенская мифология весьма сложна и запутана. Некоторые мифы и легенды прекрасны, некоторые ужасают, но все они захватывающе интересны. Сказители плетут кружево своих фантазий на каждой рыночной площади и на всех излюбленных уличных углах, под сенью стурма. Самый воздух этого мира наполнен благовонным дыханием романтики и чудес. И вот теперь Сушинг изящно стояла передо мной, одетая словно ожившая возлюбленная из какой-то такой древней легенды.

Ее волосы уложены в прическу и горели от драгоценностей. Толстая коса свободно свисала и обвивала её округлое плечо. Тело её прикрывали нити и ожерелья из изумрудов. На фоне её белой кожи сияло целое состояние. Глаза её блестели и сверкали от притираний. Изукрашенная, как языческая богиня, выглядевшая более обнаженной, чем если бы ничем не прикрывала своей наготы, она подплыла ко мне, позванивая золотыми колокольчиками на лодыжках. Дыхание застряло у меня в горле.

— Драк, мой принц… Неужели я не могу снискать твоего расположения?

Это был избитый вопрос, столь же древний, как мужчина и женщина.

— Ты безмерно прекрасна, Сушинг.

Она устремилась ко мне. В голове у меня смешались в дикую амальгаму образы Холли, Натемы и Майфуй — а затем, заслоняя их всех, очищая мое сознание и бросая меня в жар, пришло живое воспоминание о моей Делии Синегорской, так легко и грациозно ступавшей по камням, одетой в великолепные белые меха линги, идеально сложенной, с глазами, сияющими глядя на меня, во всех отношениях настолько более прекрасной… настолько… Здесь мне не хватает слов. Я оттолкнул от себя Сушинг так, что та пошатнулась.

Она упала на колени. И тут она ещё больше изумила меня. В одной руке она незаметно сжимала смятый серый лоскут. И теперь, двигаясь с неистовством казавшимся мне завораживающим и пугающим, она сорвала с себя ожерелья, так, что нити рвались и камни буйно разлетались по всей комнате. Она стояла передо мной совершенно обнаженная, распустив волосы, вытряхнув из них драгоценные шпильки. А затем… затем она обмотала бедра серой тканью и, продев её между ног, опустилась передо мной на колени облаченная в серую набедренную повязку рабыни!

Я не хотел к ней прикасаться.

Но мне не хотелось и чтобы она пресмыкалась у моих ног, одетая подобно рабыне, требуя от меня того, чего, как она знала, ей от меня не дождаться.

— Встань, Сушинг! — резко крикнул я. Она вздрогнула и отшатнулась, её обнаженные плечи затряслись. — Ты выглядишь нелепо!

Тут конечно, сцене пришел конец.

Она медленно поднялась, глубоко вздохнула и сглотнула, беря себя в руки. Ей это удалось. Спокойная, ледяная, смертельно опасная, она стояла передо мной, по-прежнему нагая не считая серой набедренной повязки.

— Я предложила тебе все, ков Драк из Дельфонда. Ты в своем безрассудстве счел нужным мне отказать. Теперь… — её глаза пылали в пламени светильников, как расплавленный металл. Теперь, когда все её притворство слетело, она была невероятно прекрасной и зловещей. На Крегене существует выражение, означающее примерно то же, что на Земле «мой милый», со всеми присущими ему дополнительными оттенками значения: ироничным, зловещим, угрожающим и смертоносным. И она теперь употребила их все, когда повернулась точно лимиха и плавно скользнула к двери.

— Ты пожалеешь об этом, ма фарил Драк. О, как ты пожалеешь!

Я понял, что у меня не больше пригоршни муров для исчезновения.

Воины в кольчугах, которых она уже свистала, не могли знать о только и ждущем меня оседланном сектриксе, так что некоторый шанс у меня был, хотя и небольшой. Выбегая из потайного двора, через который шлепал в свой закуток заспанный раб, я услышал подымающийся у меня за спиной шум погони.

Мне все-таки повезло, и я оторвался от них. Я помчался во весь опор к «нахаловку». Жребий был брошен, и на душе у меня сильно полегчало. Сушинг больше не влияла на мои расчеты и не могла разрушить ничего, чего я пытался совершить. Так я думал, снова входя в гетто.

Первой, кого я встретил, нырнув в знакомую лачугу, оказалась Холли.

Она встала, когда я вошел, и её тонкая фигурка, освещенная колеблющимся пламенем свечи, внезапно вызвала у меня мгновенную вспышку бесполезного гнева. Она улыбнулась. После той первой встречи мы почти не виделись друг с другом. Теперь она робко подошла ко мне — но за её робостью, как я знал, скрывалась редкая твердость характера и решимость.

— Ты избегал меня, Писец!

Неуместность этой фразы накануне восстания крайне поразила меня. Я разинул рот.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});