Граничные хроники. В преддверии бури - Ирина Мартыненко

– Они ворвутся, – словно осенний ветер затеребил занавески, так глухо и непривычно заскрежетал ее голос. – С востока… С Волной… Кровь прольется на замшелые отроги Белого Града… Близится час Буревестника… Истины сломают свои замки… Волна сметет их… Она уничтожит все… Древние падут на колени перед ней… А те, кто идет за ними, – умрет… И не будет конца горю и небесному гневу… Реки… Кровавые реки потекут отовсюду… Мор… Голод… Тьма… И не будет им больше конца… Волна сметет все… Сильнее… Страшнее… Скрижали холода сотрут Белый Град… Уничтожат все то, что по правый берег Тумана… Так холодно… Так страшно… И… И…

Из глотки Рыбы послышались сиплые, отчаянные хрипы. Они душили ее. Изнутри. Бор, пораженный тем странным чувством причастности к чему-то важному, не мог оторвать глаз от нее. Словно легкий утренний морозец пробежал по всему его телу.

– Грозовая Башня… – еле слышно шелестят ее сухие губы. – Там то, что сможет остановить конец… Сможет… Остановить…

Ее рука осторожно касается плеча командора, а глубокие темно-зеленые глаза приобретают неожиданную чистоту. Едва ли Бор успел удивиться, когда все внезапно меркнет. Мягкая, едва ли не невесомая ладонь скользит вниз и безвольно повисает, а сама женщина, опустив голову, невидящим взором уже смотрит вглубь, вовнутрь. Теперь уже совершенно пустая. Иссякшая. Со спутанными ломкими волосами. Осунувшаяся. Хрупкая, точно старая фарфоровая ваза, обернутая в простую больничную одежду, она исчезает в безвременье, оставив четкий контур формы, бренно обязанный все еще существовать.

Вот так просто. Так непереносимо сложно. Звуки исчезают из кабинета Бора, а сам он едва ли в состоянии нарушить незримую тишину.

Он совершенно не мог себе представить, сколько времени прошло, пока он не очнулся от странного оцепенения, разбуженный чужим присутствием.

– Командор Туркун? – позади него хлопнула дверь, раздались тяжелые, отдающие чугуном шаги. – Как она?

Говорить имена не имеет смысла. Путь слишком мал. Узкий мир, удерживаемый Катариной, до тошноты ясен каждому из истинных.

– Она уже успокоилась, – не оборачиваясь, отвечает вошедшему Бор. – Спасибо, что пришел сам, Большой Том.

– Ну, по мне, так это в порядке вещей.

Темнокожий лекарь незаметно появился рядом, принимая ломкую ношу из рук Бромура. Осторожно прикасаясь к ней. Как к невиданной диковине.

– Сбежала в этом гаме, – негромко сетует командору Большой Том. – Недосмотрели. Союзники, наверное. А может, и кто-то из наших. Не знаю, точно. Давно она у тебя?

– Да не особо.

Длинный рукав с легкостью задирается по локоть, и тонкая игла уже входит в вену. Рыба совершенно не обращает на старания лекаря никакого внимания. Ее дух далеко и вряд ли так быстро вернется на эту землю.

– Успокоительное. С прошлой недели пришлось увеличить дозу. Не самый лучший расклад, я бы тебе сказал, командор. Но что прикажешь делать?

– Неужели все так плохо?

– Эх… – вместо ответа тяжело вздохнул тот. – А ну-ка, помоги мне, дружок.

Бор отступает. На его месте двое помощников Большого Тома ловко укладывают Рыбу на носилки. Быстро и мастерски. Этого у них не отнимешь. Уносят ее прочь. В анибус. В медицинское крыло. Ради спасения. Командор чувствует, что иначе нельзя. Немое решение о ее судьбе известно и лекарю. Он сумрачно молчалив. Не похоже это на Большого Тома. Неправильно.

– Как Лакана? – негромко спрашивает Бромур, пытаясь тем самым отвлечься от невеселых мыслей.

– Ничего, – нехотя отвечает ему путник. – Попустило вроде.

– Вот как?

– Куда ж она денется, – невесело сказал лекарь. – Пути из Пути нет. Прости за тавтологию, командор, но по-другому и не скажешь.

– Понимаю.

– Сам-то ты как? Надеюсь, Рыба тебе неудобств не доставила?

– Нет, что вы. Все хорошо, – такими знакомыми словами ответил ему командор, а потом как то уж совсем неловко поинтересовался: – Сколько?

Большой Том понял того сразу. Он точно потемнел в лице, но все же ответил:

– Хорошо, если еще пару лет.

– Вот как, – тихо проговорил Бор.

Звук от его слов эхом прогрохотал в самом сердце человека. Раскатисто отразился в мириадах воспоминаний, исчезая где-то в топком небытие. В том неотвратимом и безрадостном будущем, уготованном каждому из тех, кто ступил на далекую пепельную землю вечного ветра.

Большой Том уже ушел, а Бромур Туркун все никак не мог выкинуть произошедшего из головы. В глубине души он понимал, что его просто пугала такая участь. Страшила. Вот только поменять ее он не мог. Не в этой жизни. Ни в какой-либо другой.

А ведь прав был лекарь: «Пути из Пути нет».

20:45

Старый добрый Лабиринт уже понемногу замирал. Успокаивался, перестраиваясь к вечернему отдохновению.

Мирно менялось освещение в том неисчислимом множестве коридоров, галерей и холлов, так лихо испещривших древний подземный город. Время, едва угадывающееся под землей, постепенно менялось, а вместе с ним и сам мир, живущий по давним негласным законам Границы.

Вот уже еще один день подходил к своему логическому окончанию, а вместе с ним уходили в прошлое переживания и заботы, уступая свои места новым треволнениям и кручинам. Жизненный круговорот давал ловкие юные побеги, а те, в свою очередь, готовились породить все новые и новые поросли, оставляя свой невидимый след в их короткой памяти.

Так жители Лабиринта с приходом ночи придавались извечному ритуалу. Менялись местами. Вновь и вновь повторяясь. В который раз делая одни и те же телодвижения. Как всегда. Так и должно быть. Ведь они в Лабиринте, а в нем все-таки течет жизнь. Бьет. Играет. Живет. Смены переменились, и теперь уже вместо дневных тружеников работают ночные. Граница всегда должна быть под присмотром, твердят они, едва ли понимая, какая ответственность ложится на их плечи. Дозоры обновились, и вот уже где-то там, в Третьем мире, его жители могут спать спокойно, вряд ли понимая, кому они обязаны за свое спокойствие на самом деле, а вместе с ними теперь бодрствует и дремлет все то множество миров, зависящих от этого необычного подземного мира.

Короткая секундная стрелка бежит, все ускоряя и ускоряя свой ход. Часы летят. Время ускользает из рук, и порой так хочется удержать его. Оттого многие теперь сидели по барам и ресторанам, в надежде удержать невидимую нить, наслаждаясь спокойной иллюзорно-неторопливой негой в укромных уголках Общего этажа, привычно пропивая остатки эфемерной ночной мглы и пытаясь нащупать собственный пульс. Кто-то спешил домой, а кому-то хотелось просто погреться под быстро темнеющим небосводом.

У каждого здесь своя жизнь

Лишь мерцающие огоньки да негромкие голоса. Под землей сложно понять время суток, а вот здесь – на поверхности – все гораздо проще. Тут смеркается рано даже в такую, самую знойную пору. Разукрашенные золотисто-бирюзовыми отсветами, догорают крутоверхие вершины хребтов, а пронзительно охряное небо прозрачно, точно стекло. Чуть подернутые сном, сине-лиловые, кое-где укрытые кадмием горы все так же непоколебимо-прекрасны в этой застенчиво-цветовой гармонии вечера. Скалистые отроги ловко крадут последние лучи заходящего лучистого света. Темнота быстро заглатывает иссушенные стремнины да узкие каменистые долины.

Одни лишь вечерние фонари не дают ей окончательно завоевать таким трудом отобранный у Тумана кусочек земли. Яркий свет от мощных ламп слепит. Давит своим неестественным свечением. Холодным. Неживым. А вместе с ним в вышине, едва ли заметно, подмигивает блекло-розовыми искорками восстановленный щит. Над ним трудились весь день, но все же он еще недостаточно крепок. Слишком нов. Отголоски недавних событий, ставшие уже похожими на призраков, непереносимо близки.

Разломанная плоть каменного настила, следы гари, наспех восстановленные разрушения и украшенные живописными разводами остатки магии. Все это еще было свежо, хотя частично и утратило былую отчетливость. Стало недавним прошлым. Лишь неловко лежащие цветы у одного из расколов да мерцающая лампадка, принесенная кем-то из Гильдий, служила немым укором за так глупо проведенные испытания.

Вот только Майю вряд ли заинтересуют подобные сантименты. Она знала, что смерть – это плохо, но есть вещи, когда одна-единственная цель гораздо важнее нескольких десятков жизней. Ведь если грянет Волна, ни миротворцы, ни стражи, а уж тем более твердознавцы не смогут сохранить Лабиринт. Древняя присказка о том, зачем был создан Путь. Только истинные путники могли удержать это странное место от краха. Могли защитить…

Звучало это как-то неубедительно, но девушка знала, что это правда. Та самая важная и значительная истина, которую следует помнить всегда.

Стоит только случиться Волне и тогда…

Ни миротворческие гарнизоны у самой Границы, ни поддерживающие их стражи, ни внутренняя цепь из твердознавцев, ни ополчение и даже не другие миры им не помогут. Лабиринт не выстоит. Падет. Расколется в щепки, и тогда не станет ничего. Ни Третьего мира, не всего множества вселенных, ведь тогда они будут обречены. Нет. Не так. Они просто исчезнут, захваченные той страшной материей, что прийдет с приливом. С Волной.