Завоевательница - Эсмеральда Сантьяго

МИГЕЛЬ ЗНАКОМИТСЯ С АЛИВИО

В Сан-Хуане Мигелю нравилось. Он жил в большом красивом доме, где в нем души не чаяли и потакали каждой прихоти бабушка Леонора, Элена, тетушка Кириака и ее дочь Бомбон. В городе, наводненном солдатами и людьми со всех краев света, его дед занимал высокое положение. Он обожал внука. Учитель дон Симон, во всем служивший примером для подражания, относился к юному Аргосо со всей добротой. В школе Мигель познакомился с двумя мальчишками, которые вскоре стали его лучшими друзьями, — Андресом Карденалесом Ромеро и Луисом Хосе Кастаньедой Урбиной. Как и Мигель, они родились на Пуэрто-Рико. Андрес, на год старше, был рослым и крепким парнем с непропорционально большой головой. Дамы вздыхали, глядя на его длинные ресницы и густые темные волосы, отраставшие настолько быстро, что частых визитов к парикмахеру было не миновать. К одиннадцати годам вокруг губ мальчика и на подбородке начала пробиваться растительность, однако бриться родители ему не разрешали.

Луис Хосе был невысоким крепышом со светло-русыми волосами, карими глазами и смуглой кожей. Озорной ребенок, на которого невозможно всерьез рассердиться, говорливый, неугомонный и невероятно веселый, он умел передразнивать всех на свете. Домашние называли его Херувим. Теперь, став постарше, он стал стесняться своего детского прозвища.

Мигель был стройнее и ниже ростом, чем Андрес, но выше Луиса Хосе. Он унаследовал грацию Рамона и Иносенте, но фигурой все же напоминал Ану. У него были светло-каштановые волосы и, как любил отмечать дон Эухенио, бабушкины серые глаза.

Трое мальчишек стали неразлучны, обнаружив, что живут в двух шагах друг от друга. Особняк семьи Андреса отделяло от владений дона Эухенио четыре здания, а Луис и вовсе жил напротив, через улицу. С возрастом мальчикам разрешили ходить в школу и обратно домой вместе — с тех пор их редко видели поодиночке. Они осваивали искусство фехтования у одних учителей, вместе изучали катехизис и приняли первое причастие. Их баловали, словно королевских отпрысков, но и поведения ожидали соответствующего. Так, по отношению к дамам они обязаны были проявлять благородство, галантность и верность. Мальчики послушно следовали наставлениям, несмотря на то что жили в городе-крепости, кишевшем солдатами, авантюристами и эмигрантами. В мужском обществе надлежало вести себя храбро, смело и благородно, выказывать горячий интерес к жизни, но в то же время готовность расстаться с ней ради благого дела.

Андрес мог обольстить кого угодно, хотя в свои одиннадцать пользовался этим главным образом для того, чтобы выпросить прощение за проделки или добиться благосклонности родителей и слуг. Талант Луиса Хосе заговаривать зубы лишний раз доказывал, что он пойдет по стопам отца, чье красноречие служило мальчику примером для подражания, и станет адвокатом по гражданским делам. Мигель рос серьезным, замкнутым, утонченным и почтительным юношей. Ему нравилось красиво и со вкусом одеваться, — в конце концов, не стоит забывать, что воспитывался он в семье дона Эухенио, а испанские кавалеристы частенько славились непостижимой способностью менять наряды несколько раз на дню, даже во время сражений.

Друзья семьи Аргосо знали леденящую кровь историю братьев-близнецов, приехавших на Пуэрто-Рико в поисках богатства и нашедших здесь смерть. Соседи приходили на поминальные службы по обоим братьям, навещали и утешали Аргосо после обрушившегося на них горя и живо интересовались Мигелем.

Люди не верили, что бабушка с дедушкой и крестная увезли мальчика в столицу лишь потому, что гасиенда Лос-Хемелос находилась в глуши и он не мог получить там надлежащего образования. Пуэрто-Рико кишел безработными эмигрантами, бежавшими сюда от войн и волнений в Испании, во Франции, в Италии, Венесуэле и Соединенных Штатах. Сотни домашних учителей и гувернанток пытались устроиться на работу в богатые семьи в Сан-Хуане и его далеких окрестностях. Даже обитавшим в захолустье гасендадос не составляло труда заполучить парочку преподавателей для своих чад. После двенадцати-тринадцати лет детей можно было отправлять за границу для завершения образования. Несомненно, Аргосо чего-то недоговаривали. Всех соседей волновал один и тот же вопрос: что же это за мать, которая способна расстаться с сыном, никогда не приезжает повидать его и не приглашает к себе на время школьных каникул или на праздники?

Мигель мучился тем же вопросом. Стоило ему упомянуть гасиенду Лос-Хемелос, Элена думала, что он скучает по маме, и пыталась описать ее мальчику. «Она невысокого роста, — рассказывала она, — но очень сильная! Потрясающая наездница! Вот почему ты так хорошо держишься в седле».

Когда мальчик пересказал это объяснение деду, тот проворчал:

— Твои отец и дядя были искусными наездниками еще до встречи с Аной. Не забывай, что и я полковник кавалерии и учил их и тебя любить лошадей и ездить верхом.

Мигель скоро смекнул, что лучше не упоминать о матери или гасиенде Лос-Хемелос в присутствии стариков, особенно при бабушке, которая всякий раз опускала глаза и поджимала губы, так что они исчезали с лица.

Однако совсем забыть мать ему тоже не позволяли: в воскресные вечера Мигель обязан был писать ей письма, пока Элена сидела рядом и вязала.

— Не забудь сообщить, что у тебя самые высокие в классе оценки по рисованию, и вложи в конверт рисунок, — подсказывала Элена.

Мигель смутно помнил маму, но при одной мысли о ней его охватывала тревога.

— Почему она все время пишет, что гасиенда Лос-Хемелос — наш общий дом? — как-то не выдержал и спросил он.

Ему пришлось послушно корпеть над очередным посланием, вместо того чтобы играть с Андресом и Луисом Хосе возле ворот Сан-Хуана, где на берег высаживался испанский полк.

— Потому что мамочка очень по тебе скучает, любовь моя, — ответила Элена, — и очень тебя любит.

— Тогда почему она не приедет навестить меня?

— Уверена, она хочет. Конечно. Но у мамочки на гасиенде так много хлопот, что надолго уехать не получается. Может быть, тебе самому поехать к ней в гости?

— Может быть. — Не то чтобы это предложение привело его в восторг.

Небесно-голубые глаза Элены, напротив, заблестели в предчувствии скорой встречи.

— Я поеду с тобой. Мы поплывем на корабле. Почему бы тебе не попросить разрешения у бабушки и дедушки, дорогой?

Видно было, что Элену захватила идея отправиться на гасиенду Лос-Хемелос, а Мигель был не прочь доставить ей удовольствие. Но спрашивать разрешения у дедушки с бабушкой он боялся: вдруг они решат, будто ему надоело жить с ними? Он совершенно небезосновательно полагал, что ни дедушка, ни бабушка маму не любили и, узнай они, как по ней скучает Мигель, не ровен час, разочаруются в нем и не захотят больше жить вместе с ним в прекрасном огромном доме на Калле Палома, находившемся в двух шагах от лучших на белом свете друзей.