Завоевательница - Эсмеральда Сантьяго

— Нужно дать нашему дому имя, — произнес Северо после долгого молчания.

Он был убежден, что именно так поступают богачи. Ему казалось, что недостаточно построить новый дом, обставить комнаты выполненной на заказ мебелью, привезти стекло, фарфор, столовое серебро, рулоны тонкого хлопка, камчатного полотна, льна и шелка из Соединенных Штатов и Европы, нужно было еще дать ему имя, будто новорожденному ребенку.

— У вас есть предложение? — поинтересовалась Ана, нисколько не сомневаясь, что иначе он не стал бы заговаривать об этом.

— Эль-Дестино, — произнес он, смакуя слова, словно спелый фрукт. — Это ведь наша судьба!

— Эль-Дестино, — повторила она, наслаждаясь свистящим «с» перед пронзительным «ти» и тем, как ее губы, казалось, посылают еще один поцелуй, выговаривая последнюю гласную.

Ана не видела Мигеля семь лет, хотя регулярно отправляла письма в Сан-Хуан. Своими посланиями она постоянно напоминала сыну, что работает на гасиенде исключительно ради него. Однако Ана не знала, имеет ли Лос-Хемелос для мальчика хоть какое-то значение. Она гадала, похож ли он по-прежнему на нее, как в первые годы жизни, или же, подрастая, стал больше напоминать Рамона и Иносенте. О сыне она узнавала только из его писем и надеялась, что в реальной жизни мальчик не был таким скучным, как в своих посланиях и вложенных в конверт рисунках. Скоро ему исполнится двенадцать, а он ни разу не высказал желания вернуться в то место, где родился. Ана не забыла о презрении Леоноры и желании Эухенио растить внука под своей крышей. Если бы Мигель захотел навестить мать, ни бабушка, ни дедушка не стали бы поощрять его намерения — в этом Ана не сомневалась. И тем не менее ее огорчало, что в письмах не было и тени сожаления по поводу их долгой разлуки.

Шесть месяцев Ана не получала известий из Сан-Хуана, но в конце 1856 года пришло наконец письмо от сына. Семейство Аргосо благополучно пережило эпидемию, и жизнь в столице вернулась в привычное русло. Ана попросила бабушку и дедушку Мигеля отпустить мальчика на несколько недель к ней после окончания сбора урожая.

С началом сафры Ана с Консиенсией ездили на батей каждый день, привозя с собой корзины с бинтами и лекарствами. По приказу Аны обустроили лазарет, отремонтировав старый барак и прорезав в стенах окна: она решила устроить в каждом помещении вентиляцию, чтобы избежать прошлогоднего катастрофического положения, когда от ядовитых испарений нечем было дышать.

Сумасшедший ритм сафры затих лишь к самому концу, когда выжали сок из последнего стебля. Однако уже с начала 1857 года Ана с Северо отчаянно старались компенсировать потери и с меньшим количеством рабочих собрать весь урожай до начала майских дождей.

Северо удалось купить еще двенадцать мужчин, семь женщин и четверых детей у разорившегося плантатора. Он напомнил четырем землевладельцам об истечении срока выплаты займов и предложил вернуть долг рабами. Еще восемь гасендадос, четверо мужчин и четыре женщины, не сумели рассчитаться с Северо Фуэнтесом. Соседи, не справлявшиеся с управлением хозяйством, вынуждены были продавать имущество на аукционах. Дон Эухенио и господин Уорти согласились с тем, что такую возможность упускать нельзя. На деньги, инвестированные доном Эухенио, Северо приобрел для гасиенды еще несколько участков земли и пять невольников.

Однажды утром, за две недели до начала сафры, Ана с Северо решали в ее кабинете организационные вопросы.

— Я удвоила суточный рацион выжившим невольникам, — сказала Ана. — Вот список тех, кто еще выздоравливает. Не отправляйте их на слишком трудные работы.

— Не могу ничего обещать. Нам дорога каждая пара рук. Все, и молодые и старые, понадобятся в поле.

— Но многие из них еще не совсем поправились…

— К началу сафры они придут в норму. Не следует им потакать, а то они сядут вам на голову.

— Я так не думаю. Но некоторые еще слишком слабы…

— Ана, мы должны собрать урожай с четырехсот куэрдас.

— Я знаю, сколько тростника созрело! — огрызнулась она и тут же поняла, как редко они до этого спорили. — Если мы хотим сохранить работников до конца сафры, следует получше о них заботиться.

— Вы, вероятно, замечали, — перебил Северо, — что я умею обращаться с рабочей силой.

— Конечно же, я…

— Предоставьте тогда мне решать подобные проблемы. Могу я взглянуть на списки продовольствия?

Покорившись воле мужа, Ана протянула бумаги. В комнате было невыносимо душно, и, пока Северо изучал списки и делал на страницах пометки, она вышла на балкон подышать.

Внизу в земле ковырялся петух в окружении своего гарема. Неожиданно он взлетел на перила и гордо прошелся из одного конца в другой. Потом трижды прокукарекал, оглушительно-дерзко, и спрыгнул обратно на землю. «Да, — подумала Ана, — петуху полагается кукарекать».

— Вы что-то сказали? — окликнул ее Северо.

— Нет, — ответила она.

Муж внимательно поглядел на нее, словно читая мысли, а затем вернулся к бумагам.

В начале февраля Северо выводил мачетерос на поля перед рассветом и держал их там до заката. Из-за нехватки рабочих рук не только искусные мастеровые вроде Хосе отправлялись в тростниковые заросли, но даже пятилетние детишки получали задания. Мальчики отводили свободных быков на выгон, привязывали к столбам и регулярно перемещали. Девочки очищали ямс, овощные бананы, малангу и варили в огромных чанах обед невольникам.

После холерных погребальных костров видения Консиенсии участились, но она была слишком мала и не могла разгадать значения большинства из них, поэтому полагалась на помощь Аны. Северо подшучивал над способностью девочки заглядывать в будущее:

— Спросите ее, где мне найти еще десятерых поденщиков.

— Не получится. Она не показывает фокусы. У малышки настоящий дар, но она еще ребенок и не понимает, что видит.

Спустя несколько дней Консиенсия сообщила Ане, что видела сумасшедшего быка, который бился головой об изгородь, пока не вырвался наружу. Ана рассказала Северо, и тот, хотя и посмеялся, велел работникам внимательнее смотреть за скотом. Однако Консиенсия видела только картинки, но не могла назвать точной даты. Прошло три недели, и присматривать за самыми свирепыми быками перестали. И естественно, однажды днем Колосо, самый крупный и сильный бык на гасиенде, вырвал столб из земли, ринулся прямо на ограждение и стал биться головой, пока не разнес его в щепки. Затем он принялся метаться по двору, а мужчины, женщины и дети только отпрыгивали в стороны, спасаясь от массивных копыт и рогов. Взревев, бык остановился посредине двора и в следующее мгновение сиганул в пруд, где его стало засасывать в ил. Спасти Колосо так и не удалось.