Огни в долине - Анатолий Иванович Дементьев

тогда другое дело.

Эмка развернулась и, выпустив голубое облако отработанного газа, помчалась по улице. Майский улыбнулся.

— И не столько ему брата хочется увидеть, сколько машину показать, похвастаться. Братья Ильины близнецы, сыновья школьной уборщицы. Славные ребята. Один вот окончил курсы шоферов, работает на грузовой машине на прииске, а другой учится в геологоразведочном техникуме.

— Сыновья уборщицы, говорите? Очень характерно. А раньше-то разве мыслимо было такое? Впрочем, что это я вам говорю, вы и сами все прекрасно знаете, — спохватился Петр Васильевич. — Соловья баснями не кормят, — и надавил белую пуговку звонка у парадной двери.

Полина Викентьевна, увидев Майского, приветливо улыбнулась и протянула руку.

— Александр Васильевич! Вот это и в самом деле сюрприз. Петя позвонил, говорит, будет к обеду гость, а кто — не сказал. Я и гадала: кого же он привезет. И меньше всего ожидала увидеть вас. Совсем вы нас забыли, совсем. Очень, очень рада!

— И я тоже, Полина Викентьевна, — Майский с сыновней нежностью смотрел на женщину. — Как ваше здоровье?

— Скриплю помаленьку. На пенсию собираюсь, годы-то свое берут. А школу бросать жалко. Чувствую: не смогу жить без ребят, не интересно будет.

— Рано вам на пенсию. Вы прекрасно выглядите.

— Ценю вашу галантность, Александр Васильевич, но какое там, прекрасно. Я ведь уже бабушка. Да, да, не улыбайтесь, бабушка. Верочка вышла замуж и, не долго думая, произвела нас с Петей в звание бабки и дедки.

— Так это же очень хорошо, — засмеялся Майский. — Прибавилась семья, растет новое поколение.

— И я тоже говорю, — сказал Земцов. — А Поля все охает да ахает. Как они там, молодые-то. И пеленать-то, мол, дитя не умеют, и не гуляют, поди, с ним, и кормят не так…

— Полина Викентьевна — мать. Матери все такие.

— Вот Александр Васильевич понимает, а ты, Петя, нет.

— Конечно, где уж мне, — проворчал Земцов.

— С кем же вас поздравить?

— Внук. Петька. По мне нарекли, — в голосе Петра Васильевича прозвучала нотка гордости. — Сорви-голова. Лежит в коляске, гугукает. Спросишь: как дела, тезка? А он вместо ответа — цап за палец! И не отпускает. Улыбается, доволен: дескать, ловко я тебя сцапал.

— За кого же вышла Верочка?

— За школьного товарища, — охотно сообщила Полина Викентьевна. — И не подумала бы. Я его, Костю-то, с малых лет знаю. Часто бывал у нас. Верочка к нему всегда относилась с иронией, подсмеивалась. А он, вижу, молиться на нее готов. Только робкий. Вздыхает, молчит. Ей с ним скучно. Придет Костя, а Верочка: опять ты пришел? Ну, значит, поскучаем. Берет книгу, садится на диван и читает. А паренек и не знает, что делать. Ну, думаю, зря ты к ней ходишь, время теряешь. И вдруг объявляет: выхожу замуж за Костю. Я даже ушам не поверила. Вот ведь как бывает. Костя — летчик. Живут они в авиагородке. Часто ездят к нам или мы к ним.

— Поля, у нас времени мало, — нетерпеливо перебил Петр Васильевич. — Обедать будем?

— И поговорить не даст с человеком. Столько времени не видались, — недовольно проворчала Полина Викентьевна и ушла на кухню.

Земцов провел гостя в столовую. На столе, покрытом белой накрахмаленной скатертью, красовалась высокая хрустальная ваза с цветами, окруженная приборами и тарелками с закусками. За обедом говорили о разных пустяках. И все время Майского не покидало чувство странной настороженности и озабоченности, проскальзывающее в словах хозяев.

После обеда Петр Васильевич увел Майского в свой кабинет.

— Вот здесь мы можем поговорить спокойно, не опасаясь, что нас кто-то услышит.

Майский не ожидал такого вступления и немного растерялся.

— Тогда, наверное, вы мне скажете, Петр Васильевич, смогу ли я сегодня увидеть Громова.

— Скажу. Не сможете. Не увидите Леонида Павловича ни сегодня, ни завтра, и вообще неизвестно, увидите ли когда-нибудь.

— Объясните, Петр Васильевич, я ничего не понимаю.

— И я понимаю не больше вашего. Громов оказался врагом народа. Так мне сказали… А я в это не верю, — Земцов ожесточенно принялся гладить ежик седых волос. Глухо повторил: — Не верю! Знаю этого человека много лет. Да, он сын попа. Сельского захудалого попа. Да, он бывал за границей. Да, он попадал в плен к белочехам. Все так. Но Леонид Павлович член партии с 1915 года. Он сидел в царских тюрьмах, дважды бежал из ссылки. В плен попал полуживой, израненный так, что только его могучий организм мог выжить. Другой бы давно перешел в лучший мир. За границу его посылали в командировку, набираться знаний, опыта, учиться передовым способам золотодобычи. Он работал, не жалея себя. Его деловые качества вы знаете лучше меня. Я уже не говорю о том, что это энциклопедически образованный человек, отличный знаток своего дела. Принципиальный коммунист, честный, добрый, наконец. И вот… Леонид Павлович Громов — враг народа. Что вы на это скажете? Что? — последние слова Земцов выкрикнул, встал и нервно заходил по кабинету, бросая быстрые взгляды на директора Зареченского прииска. Майский ломал спички, чиркая по коробку. Руки его сильно дрожали.

— Скажу больше, Александр Васильевич, вас-то мне опасаться нечего. Громов такой же враг народа, как и мы с вами. Смешно, горько и обидно. Человек отдал революции, народу всего себя, всю свою жизнь, ум, энергию, все… Его арестовали несколько дней назад и увезли из Златогорска. Ко мне пришла жена Громова — пожилая, очень приятная женщина. Я немного знал ее раньше. У нее тоже была трудная жизнь. Просила объяснить, что произошло, в чем обвиняется Леонид Павлович. Как жена и как коммунист, она имела право это знать. А я… я не мог смотреть ей в глаза и ничего не мог сказать. Вразумительного. Потому что сам не знал и сейчас не знаю. Чего-то мямлил, обещал выяснить, помочь. Она ушла, опустив голову, сломленная неожиданным горем, и уж не знаю, что думала обо мне…

— Возможно, это действительно какое-то недоразумение, — сказал Майский, сминая папиросу и тут же доставая другую.

— Вы оглушили меня, Петр Васильевич, — тихо сказал Майский. — Я подавлен, не знаю, что думать, как это объяснить себе.

— А вы думаете, я знаю? Враги у нашего народа есть, их надо выискивать и беспощадно уничтожать. Как это у Блока? «Революционный держите шаг, неугомонный не дремлет враг…» Да, не дремлет. На моей памяти, да и на вашей тоже еще свежо шахтинское дело, убийство Сергея Мироновича Кирова. Все это настораживает нас, в первую очередь, коммунистов, и требует: будь бдителен, учись распознавать врагов народа, прислужников капитала. Разоблачай их и уничтожай. Без этого нельзя. Мы в окружении врагов, их звериный оскал виден всюду: на западе, на востоке, на юге. Конфликты на