Север и Юг - Софья Валерьевна Ролдугина

купца… Ну, а остальные два спорят между собой за титул рагди.

– Рагди?

– Так называют правителя Кашима, – пояснил он охотно, чуть склонив голову набок. – В пустыне города – что государства. Где городской совет власть захватит, где судья под себя всю силу подгребёт, а вот в Кашиме бразды правления у рагди – у человека, которому принадлежит вода. Сейчас все источники захватили два брата. Старший сумел сколотить целое войско, а младший больше о богатстве печётся, зато его в бедняцких кварталах любят. У михрани же только две слабости: её сыновья и её цветы. Она славится своей мудростью и справедливостью, все законы знает наизусть – говорят, для того, чтобы споры между пятью братьями разрешать, но любой купец может прийти к ней и спросить совета – как она скажет, так люди и поступят. Против слова михрани никто не возразит.

– Вот как, значит, – задумчиво откликнулась Фог.

Об устройстве южных городов в книгах писали мало – слишком часто там сменялась власть. Кое-какие вести приносил Дёран, но немного: пустыню он не любил, говорил, мол, что похоронил там своё сердце; странствовал он больше на севере, в Лоргинариуме. Учитель Алаойш иногда рассказывал о своих путешествиях, но, скорее, его интересовала морт и всё, что с ней связано – к примеру, подземные твари, однажды наводнившие окрестности города Хашту, или чудеса, сокрытые в песках… А о политике он отзывался коротко: «гаремные игрища» да «торговые фокусы».

«Кто же знал, – подумала она растерянно, – что однажды именно такие знания мне и понадобятся».

За завтраком Сидше рассказал ещё немного о законах и обычаях Кашима. Сэрима же и след простыл – хозяин гостевого дома сообщил только, что музыканта «не ждать до вечера», но подсказать, куда тот направился, не смог. Поразмыслив, Фогарта решила, что весь день заниматься учётными книгами – напрасная трата времени, тем более что просмотреть ей осталось только половину последней тетради.

– Коли так, прогуляешься со мной, красавица? – спросил Сидше, чуть откинувшись назад – так, что под распущенным воротом хисты было видно тонкую до прозрачности нижнюю рубаху. – Покажу тебе город, каким я его знаю. Заодно навестим добрых людей, может, кто-то нам помочь согласится.

Его взгляд говорил о том, что если «добрые люди» будут столь недальновидными, что откажут в помощи, то участи их не позавидуешь.

Впрочем, сперва их прогулка и впрямь напоминала свидание. Он показал ей другой Кашим – за пределами отвратительного невольничьего рынка. Белые дворцы, утопающие в зелени; храм пяти ветров, над которым днём и ночью разносилось нежное пение; диковинные скульптуры, украшающие главный городской источник – поговаривали, что если город окажется в опасности, то они оживут и встанут на его защиту… Знаменитые южные курильни открывались только после заката, но даже сейчас от них исходил дурманный, опасный аромат. Еду и напитки предлагали на каждом углу разносчики-лоточники – Фог даже отважилась попробовать лакомство, похожее на облако сладкого пуха, и потом долго кашляла и отплёвывалась из-за невыносимого приторного вкуса. Сидше сперва посмеивался, глядя на неё, а затем исчез и вернулся с пиалой горячего чая.

– Вот так, сразу выпьешь? – подивился он притворно, глядя из-под опущенных ресниц. – А вдруг я решил отравить тебя, красавица?

– А я уже проверила, – ответила Фог спокойно, поймав его взгляд. – Ты ничего не добавлял. Но сам отпил – вот с этого края.

Ей стало жарко – не от чая, а оттого, как вспыхнули глаза Сидше.

На сады михрани они тоже посмотрели, правда, издали. Тончайшие светлые шелка, обработанные с помощью морт, и впрямь парили над тысячью цветов, источающих нежное благоухание. Ветер доносил оттуда живительную прохладу, наполненную дивными ароматами, и нежное журчание искусственных ручьёв – оросительных каналов, сделанных с большим мастерством. Охраняла это чудо личная стража михрани, мужчины и женщины большого роста и великой силы, а один из воинов и вовсе гордо носил с собой морт-клинок.

Фог невольно задумалась, опасен ли он ей, и, пока любовалась издали цветением, придумала с дюжину способов уничтожить меч, не прикасаясь к нему.

После полудня Сидше, извинившись, увлёк её в менее благополучную часть города, остановился перед богато украшенным дворцом и сказал:

– Я ненадолго загляну туда, а ты подожди здесь. Поверь, ничего интересного ты внутри не увидишь, но кое-что может оскорбить твой взор. Впрочем, если одной тебе одиноко…

– Скучать не буду, – резко отвернулась она, взвешивая на ладони давно опустевшую пиалу из-под чая. – Но знай: если задержишься, то вернусь в гостевой дом одна. Мне ещё учётную книгу дочитать надо.

– Повинуюсь моей суровой госпоже и внемлю каждому её слову, – откликнулся тут же Сидше, улыбаясь.

Хоть она и дала понять, что ей нисколько не интересно, что у него за дела, но первым порывом было потянуться следом и подсмотреть с помощью морт. Но затем издали донеслось девичье хихиканье, мелькнуло в приоткрытом окошке обнажённое плечо и – о, стыд – грудь; повеяло сладкими благовониями, возбуждающими страсть, вином и драгоценными маслами, делающими женскую кожу нежной и чувствительной…

«Это что, дом удовольствий?»

Кровь бросилась в лицо.

Впрочем, Сидше не заставил себя долго ждать. Вскоре он вернулся, весь пропитанный ароматами распутства; к поясу у него теперь был приторочен один кошель, а другой, более лёгкий с виду, лежал на ладони.

– Ты хранил там деньги! – догадалась Фогарта запоздало. И тут же полюбопытствовала, не удержавшись: – А почему именно там?

– Потому что это самые честные женщины во всём Кашиме, – ответил он серьёзно. – Они ценят тех, кто слушает их,