Инженю, или В тихом омуте - Ольга Ланская

Взывать сейчас к совести Виктора и пытаться его разжалобить было глупо — даже не имело смысла играть, устраивать спектакли со слезами, истерикой, бурным раздеванием, тем более что он был равнодушен к сексу. Рассчитывать, что он сам передумает, было еще глупее. А странный звонок снизу делал ситуацию совсем безвыходной.

В квартире была тишина. Такая обманчивая беззлобная приятная тишина. Но тот, кто сидел сейчас в туалете, страдая от отравления, должен был скоро разорвать эту тишину. И спустить шумно воду, а потом открыть кран в ванной, и щелкнуть выключателем, и задать ей один вопрос — и уйти. И звук закрывшейся за ним двери должен был поставить точку в этой истории — потому что с его уходом для нее все кончалось. А то, что следовало за ним, было всего лишь многоточием. Постскриптумом, если угодно.

Черно-золотая квадратная коробочка опустела — и она оглянулась, не видя сумочки, наконец замечая ее у ножки кресла, прямо под рукой. И запустила в нее руку, сразу наткнувшись рукой на то, о чем напомнил ей Андрей. На холодный кусок железа, который он ей дал на всякий случай — чтобы она чувствовала себя увереннее. Дал, стопроцентно веря, что это ей не понадобится, — и она взяла, убежденная в том же. А вот сейчас у нее появились на этот счет серьезные сомнения.

Защелка в туалете была сломана — ее это не беспокоило никогда, тем более что она не встречалась тут с мужчинами. Но даже если — ее бы это не смутило, в этом не было ничего такого. А его это смущало, и он плотно прикрыл дверь — и, наверное, держал ее какое-то время, а потом отпустил. Потому что когда она, подойдя тихо, решительно рванула ручку на себя, дверь распахнулась без усилий, отлетая в сторону, шумно ударяясь о косяк.

— Марина! — Он все-таки был из хорошей интеллигентной семьи, это было очевидно — и его настолько смутило, что он сидит перед ней со спущенными брюками, что он залился краской и прикрылся поспешно, даже не обращая внимания, что одну руку она держит за спиной. — Пожалуйста, закрой. У меня… Я сейчас выйду, через секунду буквально…

Она все ужасно бездумно делала — и доставала пистолет из сумочки, и двигала какую-то планку, которую Андрей называл предохранителем, и шла сюда, и рвала на себя дверь. Вообще ни о чем не думая — как робот. Как человек, находящийся под гипнозом — собственным и от этого еще более сильным. И сейчас точно таким же автоматическим движением она вынула руку из-за спины, прижимая кисть к животу.

Он, кажется, попытался встать — по крайней мере чуть приподнялся — и тут же упал обратно, видимо, поняв, что дотянуться до нее не сможет, а рвануться на нее всем телом не позволит поза и спущенные брюки, а достать собственный пистолет, висящий в желтом кожаном чехольчике под мышкой, она ему не даст. И сидел красный, завороженно глядя на то, что у нее в руке.

Пистолет был тяжелый и тянул вниз, и она взяла его двумя руками, вдруг понимая, что просто так выстрелить не сможет, — ей надо, чтобы он толкнул ее на непростой, но единственно правильный шаг. Чтобы начал угрожать, оскорблять, попробовал схватить свой пистолет или отнять оружие у нее. А еще лучше, чтобы пистолет выстрелил сам, без ее участия.

— Марина, я тебя прошу, успокойся. — Он произнес это медленно и отчетливо и тихо, словно с психом говорил. — Я понимаю, ты перенервничала — и я не совсем корректно себя повел. Я приехал дерганый, забыл, в каком ты состоянии, — я сам был не прав, прости. О том, что я тебе сказал, — об этом мы можем поговорить позже.

Она молчала, чувствуя, что завод, на котором она действовала, кончился. Слишком рано кончился.

— Марина — ты просто неправильно меня поняла. — Он говорил мягко и убеждающе, хотя голос чуть подрагивал, выдавая испуг. — Я ведь о тебе беспокоюсь, понимаешь? Если Савва заподозрит что-то… Ты не знаешь, кто он, — а я знаю. И сколько народу он убрал, и какие дела творил — я тебе расскажу, тебе будет интересно. Может, ты все-таки выйдешь на секунду? Я тебе отдам пистолет, пожалуйста, — только выйди…

Она помотала головой, глядя ему в глаза. Зная, что голос выдаст сразу, что она не готова выстрелить, хотя и понимает, что это необходимо.

В комнате зазвонил телефон, и он дернулся вперед, утыкаясь взглядом в дрогнувший в ее руке пистолет, шарахаясь назад, ударяясь спиной о старый угловатый бачок, морщась от боли.

— Подойдешь? Может, это важно… Вдруг журналист какой-нибудь или…

— Это Андрей снизу, — ответила не задумываясь, спохватываясь только когда на его лице появилось удивление. — Те, кого вы видели внизу, — это люди Игоря. Они меня охраняют, чтобы со мной не случилось ничего.

— Понятно! — Он покачал головой, вдруг хмыкая и улыбаясь криво. — Почему ты такая наивная, а, Марина? Они тебя охраняют, пока ты им нужна, — а заодно следят, чтобы никуда не делась. Ты ему нужна пока, чтобы всем подтвердить, что Епифанов убрал Никиту, — а потом что ему с тобой делать? Знаешь слишком много, женщина опять же, — мужчину запугать можно, он поймет, а ты не поймешь, наивная слишком. Одно слово — инженю. А потом прижмут тебя или случайно ляпнешь что-нибудь кому не надо — и прощай, Савва. Неужели сама не понимаешь, неужели тебе надо это объяснять?

В этом что-то было — в том, что он говорил. Тем более она сама об этом задумывалась не раз. Но всякий раз отбрасывала эти мысли, внушая себе, что то, что было между ними, не даст ему так с ней поступить. А совсем недавно подумала, что она, для которой секс никакого особого значения не имел и партнер не становился ближе, даже если доставлял удовольствие, — она не будет делать то, что хочет Виктор, именно потому, что между ней и Игорем что-то было. И поэтому можно рассчитывать на то, что и он будет думать так же — тем более что она произвела на него впечатление, она это видела. И это была приятная мысль — но чересчур наивная даже для нее.

— Марина, я тебя прошу — послушай, что я говорю. Мы с тобой давно знакомы, а он тебе никто. Я за тебя, я с тобой, я на твоей стороне, у нас были планы на будущее — а ему ты не нужна, ты угрозу для него представляешь. Ну разве нам имеет смысл из-за него ругаться? Ну разве он значит для тебя больше, чем я? Да, он тебя вытащил из милиции, в своих же интересах — и все. А я… мне бы не хотелось напоминать тебе о том, сколько я для тебя сделал, ты сама помнишь. Ну так скажи мне, в чем дело — пожалуйста…

Она вдруг ощутила, насколько сильно устала. И от всей этой ситуации в целом, и от этого дня, и от тянущего руку вниз пистолета, и от безысходности, и от невозможности нажать на спусковой крючок, и от трезвого понимания, что это вряд ли что-то ей даст. И от бесконечно долгого разговора, бессмысленного и пустого, скучного и ни к чему не приводящего. И все это было жутко неинтересно и банально. Как и вся сцена, в общем.