Особенности национального пиара. PRавдивая история Руси от Рюрика до Петра - Владимир Мединский

«Писание твое принято и прочитано внимательно, — отвечал Грозный. — А так как змеиный яд ты спрятал под языком своим, поэтому, хотя письмо твое по замыслу твоему и наполнено медом и сотами, но на вкус оно горше полыни; как сказал пророк: "Слова их мягче елея, но подобны они стрелам". Так ли привык ты, будучи христианином, служить христианскому государю? Так ли следует воздавать честь владыке, от Бога данному, как делаешь ты, изрытая яд, подобно бесу?.. Что ты, собака, совершив такое злодейство, пишешь и жалуешься! Чему подобен твой совет, смердящий гнуснее кала?»

Его корреспонденту после эдаких словес[111] оставалось пойти намылить веревку — и повеситься. Но, конечно, целью Ивана было не доведение до самоубийства своего бывшего сердечного друга, а ныне — заклятого врага. Но что именно?

С мотивами Курбского все ясно. Он не просто бежал от жестокого тирана за границу, он перешел к врагу и потом достаточно успешно воевал против московитов. Это генерал Власов XVI века, — такая же сложная фигура, только вот кончил лучше Власова. Веревки избежал.

Еще и через сто лет польские хронисты считали предательство Курбского большой удачей для короны: «Он был поистине великим человеком. Во-первых, великим по своему происхождению, ибо был в свойстве с московским князем Иоанном. Во-вторых, великим по должности, так как был высшим военачальником в Московии. В-третьих, великим по доблести, потому что одержал такое множество побед. В-четвертых, великим по своей счастливой судьбе: ведь его, изгнанника и беглеца, с такими почестями принял король Август. Он обладал и великим умом, ибо за короткое время, будучи уже в преклонных годах, выучил в королевстве латинский язык, с которым дотоле был незнаком»[112].

Перебежчиков на Западе всегда использовали во все дыры. Еще в недавние советские времена свободолюбивые эмигранты-интеллектуалы довольно быстро оказывались на государственной службе в «Голосе Америки» или «Радио Свобода». Может, Курбский и сам хотел написать царю, но то, что ему подсказали это сделать, — точно. Почему-то в литературе никогда не обсуждалась возможность, что над письмами Грозному (да и над собственными эпистолами царя) работал не один человек, а целый авторский коллектив[113]. И целью было не позлить самодержца, а обеспечить распространение копий этих посланий среди избранной публики — за рубежом и, по возможности, в России. Это же такой лакомый кусочек для внешнеполитической пропаганды! Ближайший соратник, т. е. источник, заслуживающий полного доверия, обличает своего недавнего патрона во всех смертных грехах. О грехах — чуть ниже.

Курбский отправил три письма, Грозный — два. Зачем Ивану было ввязываться в переписку? Как ни странно, истинные адресаты его посланий были те же, что у Курбского. А именно, зарубежные элиты и элита собственная, московская. Уж если его избранным подданным попадет письмо диссидента, то и до ответа они доберутся. Кстати, Грозный не мог видеть ничего дурного в том, что с его собственными письмами ознакомятся в его собственном государстве. Царь в таком эпистолярном формате высказывался по принципиальным вопросам. Он ни на миг не сомневался, что Курбский будет показывать отправленные ему из Москвы послания своим новым хозяевам. «Врагу христианства», как их мимоходом пнул царь в одном из двух своих писем.

Бывшие друзья хорошо знали друг друга, и если Иван хотел довести Андрея до петли, то тот его, похоже, — до инсульта. «Широковещательное и многошумное послание твое получил, — писал Курбский, дождавшись ответа от царя. — И понял, и уразумел, что оно от неукротимого гнева с ядовитыми словами изрыгнуто. Таковое бы не только царю, столь великому и во вселенной прославленному, но и простому бедному воину не подобает, а особенно потому, что из многих священных книг нахватано, как видно, со многой яростью и злобой, не строчками и не стихами, а сверх меры многословно и пустозвонно, целыми книгами, паремиями, целыми посланиями!»

Между прочим, несмотря на кажущуюся импульсивность этих посланий и несмотря на то, что было всего пять писем, история с ними длилась годами. Это была своего рода шахматная партия, которую играли по переписке. Каждое слово взвешивалось. При этом соперники обвиняли друг друга в пустозвонстве. Лучшие наши историки чувствовали, что здесь что-то не то.

«Какая хаотическая память, набитая набором всякой всячины, подумаешь, перелистав это послание. Но вникните пристальнее в этот пенистый поток текстов, размышлений, воспоминаний, лирических отступлений, и вы без труда уловите основную мысль, которая красной нитью проходит по всем этим, видимо, столь нестройным страницам», — отмечал Ключевский касательно писем Грозного. Это мысль «о царской власти, о ее божественном происхождении, о государственном порядке, об отношениях к советникам и подданным, о гибельных следствиях разновластия и безначалия. Несть власти, аще не от Бога».

У Грозного своя логика — логика харизмы и изначальной собственной абсолютной правоты. Но там, где это возможно, он использует и вполне понятные нам, обычным смертным контрпропагандистам аргументы. Европа XVI века... Европа, в которую бежал Курбский, захлебывалась в крови религиозных войн. Ну так нате, откушайте.

«Кровью же никакой мы церковных порогов не обагряли; мучеников за веру у нас нет. А как в других странах сам увидишь, как там карают злодеев — не по-здешнему! Это вы по своему злобесному нраву решили любить изменников; а в других странах изменников не любят и казнят их и тем укрепляют власть свою. А мук, гонений и различных казней мы ни для кого не придумывали: если же ты говоришь о изменниках и чародеях, так ведь таких собак везде казнят...»

В общем, слова Грозного даже не требуют комментариев. Ясно, что это написано совсем не для князя Андрея.

Но и лично для него у царя найдется доброе слово: «Если бы не наше милосердие к тебе, если бы, как ты писал в своем злобесном письме, подвергался ты гонению, тебе не удалось бы убежать к нашему недругу. Не думай, что я слабоумен или неразумный младенец, как нагло утверждали ваши начальники, поп Сильвестр и Алексей Адашев. И не надейтесь запугать меня, как пугают детей и как прежде обманывали меня с попом Сильвестром и Алексеем благодаря своей хитрости, и не надейтесь, что и теперь это вам удастся».

АДАШЕВ Алексей (?-1561). Думный дворянин, окольничий, постельничий... Его значение при дворе молодого Ивана Грозного примерно соответствовало нынешнему положению главы кремлевской администрации. В те времена, правда, Администрация Президента называлась двумя русскими словами: «Челобитный Приказ». А еще Адашев был хранителем личной кассы (казны) государя, распоряжался его печатью «для скорых и тайных дел», переписывал летописи... В общем, человек супервлиятельный, идеолог уровня Суслова при Брежневе и администратор уровня Сталина в постленинском ЦК одновременно. Однако кончил плохо — умер в опале (и своей ли смертью?). Вероятно, дело тут в неких негласных законах авторитарных режимов. Ведь и к концу правления Сталина не осталось в живых почти никого, с кем он начинал. И Гитлер тоже переколошматил первых нацистов