Одиссея Варяга - Александр Чернов

– Я тебе специально документы на груз прихватил, Фома неверущий, – перебил адмирала довольный собственной предусмотрительностью Балк, – любезный капитан Дженкинс так суетился и лебезил, что даже спрашивать не пришлось – сам отдать предложил. Ты не представляешь, как позитивно влияет на капитана британского парохода с военной контрабандой нестандартное пробужденние.

– Почитаем, полюбопытствуем… – пробормотал себе под нос Руднев, пытаясь разобраться в казуистике грузовых конасаментов, – а в чем, собственно, заключалась нестандартность пробуждения сего достойного сэра?

– Ну, когда тебя будит будильник, звенящий на прикроватной тумбочке – это стандарт. А когда бронебойный снаряд, выносящий этот будильник сквозь стену вместе с тумбочкой – это немного бодрит… Да я его еще на пушку взял, как взошел на борт, сразу заорал, что их "Малакку" русская разведка от самого Саутгемптона пасет.

– А почему от Саутгемптона, как вы догадались? – поинтересовался Великий Князь.

– Порт приписки, прочитал под названием судна, когда швартовались.

Яркий и образный рассказ Балка, которому, боясь пропустить хоть слово, внимали все на мостике "Варяга", был вдруг прерван яростным ударом по поручню тростью Руднева… Поручень ограждения выдержал, а вот гордость владивостокских краснодеревщиков раскололась пополам. Вслед за этим последовал ряд не вполне парламентских многоэтажных выражений в адрес Британии, ее короля, Виккерса и Армстронга.

Отведя душу, контр-адмирал соизволил-таки снизойти до объяснений. Судя по документам, британский флот отказался принимать в свой состав пару броненосцев, построенных для Чили и не востребованных заказчиком. Теперь их, естественно, предварительно разооружив, продавали для "коммерческого использования" куда-то в Бразилию. Но вот их новое, не смонтированное, прямо в смазке вооружение уже было закупленно Японией. Где именно могли всплыть сами броненосцы и насколько "коммерческим" будет их использованние японским императорским флотом – это Руднев предложил домыслить собравшимся самостоятельно.

По поводу парохода порешили следующее – с призовой партией ему приказали идти в океан, где, остановив первый попавшийся пароход под угрозой оружия (с барского плеча "Варяга" сгрузили пару десантных пушек Барановского, торговцев попугать хватит) догрузиться углем и следовать во Владивосток Татарским проливом. Новые орудия и второй боекомплект для десятидюймовки "Корейца" того стоили.

Дальнейший путь проходил на удивление гладко. Океан как вымер – видимо, японцы после столь впечатляющей демонстрации задержали в портах все уходящие суда и как-то сумели предупредить остальные, но, возможно, что все было проще – сильно ухудшающая видимость дымка, временами переходящая в густой туман, сыграла свою роль. Проход через Сангарский пролив на рассвете немного потрепал нервы экипажу, застывшему на боевых постах в ожидании возможной встречи с крейсерами Камимуры, но и здесь все обошлось. Благодаря ползшему полосами туману, их, возможно, даже и не заметили с берега…

Руднев гнал крейсер как наскипидаренный, чутье подсказывало, что его место сейчас во Владивостоке, а не поблизости от столицы Страны Восходящего Солнца. Увы, дурные предчувствия его не обманули. На пирсе встречать крейсер, вернувшейся с победой, собрались лучшие люди города, но с не лучшими новостями. Японцы все-таки высадились в Бицзыво…

****

Не смотря на истошные телеграфные предупреждения Руднева о месте будущей высадки, армейское командование соизволило выделить для патрулирования Бицзыво всего пятьсот казаков при двух орудиях. Эти две 87-мм пушки устроили высаживающейся японской пехоте двухдневную кровавую баню. Сначала артиллеристы гранатами прямой наводкой изрядно повредили мелкосидящий транспорт, который решил подойти поближе к берегу. Затем почти сутки они шрапнелью приветсвовали любую попытку высадиться со шлюпок, уже с закрытых позиций. Хотя эффективность такой стрельбы оставляла желать лучшего из-за низкой обученности расчетов, брести по пояс в воде к берегу под градом шрапнельных пуль не получалось.

Ответный огонь с моря японских канонерок и крейсеров вслепую по берегу не имел никакого результата, кроме выброшенных на ветер боеприпасов. Потом, по исчерпанию шрапнельных снарядов, батарейцы выпустили остатки гранат по уже высадившимся японцам. И наконец, в последней, отчаянной попытке сбросить десант в море упряжки вынесли орудия на прямую наводку для того, чтобы расстрелять по японской пехоте последнее, что осталось в передках – картечь. Но это усилие в купе с атакой конной лавы было легко парировано артиллерией японского флота, поддерживающего высадку.

Для уничтожения столь досадивших им пушек, показавшихся наконец-то на глаза, японцы не пожалели даже трех залпов двенадцатидюймовок "Фудзи". Хотя это было скорее психологическое воздействие как на противника, так и на своих солдат – вести огонь по русским броненосец не мог, слишком близко те подошли к японцам. Но флоту надо было оправдаться перед армией за постоянный срыв перевозок и потерянные грузы, и "Фудзи", по личному приказу Того "поддержать армию при малейших признаках сопротивления на берегу", стрелял по отсутствующим русским тылам.

Действенную поддержку пехоте оказали канонерки. Под градом крупнокалиберных морских снарядов орудия успели выпустить по паре картечных зарядов, после чего были перемешаны с землей вместе с лошадьми и расчетами. Когда остатки казаков вышли в расположение русских войск на Циньджоусском перешейке, среди трех сотен выживших было всего пять артиллеристов…

Теперь японцы уверенно продвигались в строну Артура и до его блокирования с суши оставались считанные дни. Вернее сказать, битва за перешеек еще не началась только потому, что карты противнику несколько спутал адмирал Макаров. На следующий день после начала массовой высадки японских войск в Бицзыво Степан Осипович имел неприятную встречу с генералом Стесселем. Командующий гарнизоном Артура никак не мог взять в толк – как это при наличии эскадры в семь исправных броненосцев флот смог допустить высадку неприятеля. Так и не сумевший объяснить разницу между блокированным и свободным фарватером, Макаров приказал ночью атаковать скопившиеся у Бицзыво транспорта всем, что сможет выйти в море.

Сам он поначалу планировал идти в бой на "Новике", но тут всех изрядно удивил командир единственного броненосного крейсера первой эскадры капитан первого ранга Роберт Николаевич Вирен. Теоретически, по паспортным данным "Баян", этот далеко не мелкий крейсер, не мог просочиться сквозь игольное ушко, оставшееся после затопления "Фусо". Но устроив двухдневный аврал команде по выгрузке угля, боезапаса и вообще всего, что не было приклепано к корпусу корабля намертво, Вирен с помощью двух буксиров смог протащить облегченный корабль через проход.

Теперь "Баян" на внешнем рейде в сумерках принимал обратно с барж снаряды и уголь, а Вирен уговаривал Макарова выбрать его крейсер в качестве флагмана. Все же лишние семь дюймов брони в суматохе ночного боя предпочтительней для выживания адмирала, чем пяток дополнительных узлов "Новика". Тем не менее уговорить Степана Осиповича лишний раз не рисковать собой смог только наместник лично, который в тот же день должен был выехать в Мукден, дабы координировать действия русских вооруженных сил в случае блокады крепости. Алексеев поначалу пытался даже запретить Макарову самому вести крейсера в бой. Ведь риск действительно был велик. Однако тот ответил просто и лаконично: "Моя похлебка, Евгений Иванович, мне и расхлебывать!"

Охранять Порт-Артур оставались исключительно старые минные крейсера и клиперы. Реши японцы в эту ночь наглухо заблокировать или заминировать проход в гавань Артура, им бы это, скорее всего, удалось…

Разнутренный Стесселем и ощушением личной ответственности за происшедшее, понимающий, что успех третьей закупорочной операции Того – это следствие его недогляда и упрямства (предупреждал же Руднев!), в результате которого все усилия трех месяцев пошли пока на смарку, и дать решительный бой японцам по вступлению в строй завершающих ремонт кораблей он, увы, не может, Макаров был просто вне себя. Вдобавок еще японцы получат шанс обложить крепость с суши, а возможно потом и начать обстрел кораблей в гавани, как это было с адмиралом Тингом! Поэтому не удивительно, что он решил пойти ва-банк, поставив на карту все что мог. Удивительно другое. Такого разворота событий не ожидал адмирал Того со своим штабом… В противном случае исход дела у Бицзыво мог бы стать совсем иным.

Всего для ночной атаки выделялись: пять крейсеров – "Баян", "Аскольд", "Новик", "Диана", "Паллада"; канонерки: "Гремящий", "Отважный", "Гиляк", "Бобр" и кое-как на скорую руку подлатанный "Манчжур"; и все семнадцать исправных эсминцев. В роли головного дозора выступал быстроходный, но практический безоружный "Лейтенант Бураков".81 Даже после снятия шести 47-мм пушек в этот маленький кораблик не удалось всунуть ничего, кроме одного 75-мм орудия на корме. Поначалу планировали заменить и торпедный аппарат к которому осталось всего две "родных" мины Шварцкопфа, на снятый с "Победы" – броненосцы стали для миноносников неисчерпаемым источником малокалиберной артиллерии и торпедных аппаратов – но не успели, да и перевооружать разведчика, значит давать ему лишний соблазн ввязаться в бой. Но зато скорость в тридцать пять узлов по паспорту, теперь уже тридцать два, но все равно гораздо быстрее оппонентов, гарантировала, что никто ни в японском, ни в русском флоте не сможет его догнать. Он был идеальным разведчиком, но увы – лишь до первого попадания…