Гнёт ее заботы - Тим Пауэрс

― Я уже съел, одному богу известно, сколько этой чертовой дряни. Чеснока, не кальмаров. На них накатилась волна повыше, и Байрон пошатнулся, но сохранил равновесие. ― Не то чтобы он совсем не защищал, но… Он щурился от яркого солнечного света, а его плечи снова стали красными.

После паузы достаточной, чтобы другая волна поменьше закрутила пенные водовороты вокруг их ног, Кроуфорд сказал: ― Но…?

Байрон, очевидно, вернулся к привычному ходу мыслей. ― Черт побери, Айкмэн, думаешь, мне нравится изматывать тело такими заплывами? Ты воображаешь, я стал бы это делать, если бы несколько съеденных… чертовых чесночных кальмаров могли защитить меня достаточно, чтобы позволить спасти твою заблудшую жену. Ты… ты полагаешь, я просто красуюсь?

Кроуфорд почувствовал, как его лицо вспыхнуло. ― Извини, ― сказал он, ― я действительно так подумал.

― Мне не нужно ничего доказывать, когда дело доходит до плаванья. Я переплыл этот чертов Геллеспонт[387], от Сестоса до Абидоса[388].

«Десять или двенадцать лет назад», ― подумал Кроуфорд. Но вслух он сказал: ― Я знаю.

― Я буду готов к вечеру, ― обиженно сказал Байрон, хромая по мелководью к берегу. ― Заботься лучше о себе.

* * *

На закате Байрон и Кроуфорд покинули гостиницу и медленно без разговоров направились вниз по улочкам Лериче, под темнеющим пурпуром неба, мимо окон и дверей, за которыми уже начинали зажигаться желтые огоньки ламп. Вскоре они достигли дальнего конца мостовой выходящего к морю. Байрон насмешливо взглянул на Кроуфорда и осенил себя крестом, прежде чем осторожно спуститься с каменной кладки на песок.

Кроуфорд натянуто улыбнулся и последовал за ним, и они бок о бок поплелись вдоль береговой линии. Каждый из них нес в карманах банку с измельченным чесноком и пистолет, заряженный серебряно-деревянными пулями, и Кроуфорду приходилось то и дело подтягивать штаны из-за веса мотка веревки, опоясывающего ремень; завязанная скользящим узлом петля колотилась о бедро, при каждом шаге отделяясь от бухты. Байрон покачивал незажженным факелом, словно это была прогулочная трость.

Через залив со стороны Портовенере дул холодный ветер, и Кроуфорд поежился и спрятал подбородок за отворотом пиджака, сожалея, что его шарф упакован с остальными вещами, которые они с Байроном собирались взять с собой этой ночью.

Несколько минут спустя они услышали громыхание и скрип кареты, едущей по дороге над берегом. Байрон кивнул. ― Тре как раз вовремя, ― тихо сказал он.

«С моим шарфом», ― подумал Кроуфорд. ― Надеюсь, он сделал, как ты сказал, и захватил с собой запасную лошадь, чтобы вернуться на ней в Лериче.

― Я тоже, ― сказал Байрон. ― Он слишком уж рыцарственный во всем, что касается женщин ― и несведущий в делах нефелимов ― чтобы смириться с насильственным похищением.

Они потащились дальше, пока небо над ними становилось все темнее, и вскоре услышали частый тройной перестук копыт лошади, скачущей обратно, к оставшемуся к северу Лериче.

― Молодец ― сделал, как я сказал, ― отметил Байрон. ― Карета дожидается нас над Каза Магни. Он закашлялся, вжимая лицо в воротник жакета, чтобы приглушить звук, и Кроуфорд понадеялся, что жар его не столь сильный, как кажется. ― Тереза очень огорчена, ― прокашлявшись, прошептал Байрон, ― тем, что ей придется продолжить путешествие в Геную без меня.

Кроуфорд понимал, что должен бы посочувствовать, но Джозефина была где-то впереди, и его мало сейчас заботили отношения Байрона и Терезы. ― Если она когда-нибудь забеременеет, она будет этому рада.

Он подумал, что Байрон может чего доброго рассердиться от его бессердечия, но после долгого затянувшегося молчания Байрон просто сказал: ― Ты прав.

Вскоре Кроуфорд придержал Байрона за руку и указал вперед. На фоне почти черного неба над очертаниями сосен смутно вырисовывалась прямоугольная громада Каза Магни.

Все его окна были темными и безжизненными. Даже самый слабый лучик света не пробивался сквозь них наружу.

― Думаешь, она все еще здесь? ― спросил Байрон, когда они ступили на засыпанную песком мостовую между домом и морем. Он воткнул факел в щель между камнями, выудил из кармана трутницу и с помощью кремня начал высекать потоки слепящих искр.

― Да, ― с уверенностью ответил Кроуфорд.

Искры оживили дрожащее пламя на лежащем в коробке хлопковом пухе, и Байрон быстро вытащил факел и поднес к огню его расщепленный, растрепанный конец; в один миг смолистое дерево охватило пламя, освещая оранжевым светом угрожающе нависшие, словно пустые глазницы, арки и окна дома. Байрон закрыл трутницу и спрятал ее обратно в карман.

― Тогда позови ее, ― сказал Байрон, поднимая факел, и свет его выхватил деревья, растущие на холме позади дома, отчего между стволов поползли и заметались зловещие тени.

― Джозефина, ― громко позвал Кроуфорд. И его голос растворился в бездонной ночной темноте словно вино, пролитое на песок. ― Джозефина! ― прокричал он. ― Ты нужна мне!

Некоторое время до них доносился лишь неумолчный шелест ветра в кронах сосен и грохот прибоя за их спиной. Кроуфорд посмотрел вверх на перила террасы, вспоминая, как Шелли склонялся над ними, вглядываясь в воды залива, долгими июньскими вечерами.

Затем, в промежутках между волнами, он различил тихое, отдающееся эхом шарканье из темноты, царящей за арочным входом первого этажа ― и мгновение спустя одетая в оборванное платье фигура показалась в центральной арке, той самой, через которую Джозефина в одиночку протащила шлюпку в тот день, когда спасла его из смертельных объятий моря.

― Майкл, ― хрипло сказала Джозефина. Вокруг ее рта была размазана какая-то темная субстанция, словно он оторвал ее от еды, но выглядела она слабой и заморенной, а глаза ее были огромными.

Кроуфорд шагнул ей навстречу, и она тотчас отступила назад в темноту. ― Не… приближайся ко мне, ― выкрикнула она. ― Людям нельзя ко мне приближаться.

― Хорошо. Кроуфорд подался назад, примирительно вскинув ладони. ― Слушай, я вернулся туда, где стоял ― ты можешь выйти снова.

Некоторое время из-под арки не доносилось ни звука ― он и Байрон обменялись напряженными взглядами ― затем Кроуфорд услышал внутри шарканье по песку, и, очень медленно, она снова вышла под мерцающий оранжевый свет. Кроуфорд пытался разобрать, была ли она беременна, но так и не смог этого определить.

― А тебе, можно приближаться к нам? ― спросил Кроуфорд.

Она покачала головой.

― Даже для того чтобы просто поговорить? Может быть, я хочу воссоединиться с семьей. Здесь Байрон. Он… один из вас, уверен, ты можешь разглядеть это в нем. Он почувствовал, как Байрон пошевелился позади него, и по тому, как качнулся свет, предположил, что он переложил факел из одной руки в другую. Кроуфорд взмолился, чтобы он не потерял терпение и что-нибудь не сказал.

― Тут я тебе ничем не могу помочь, ― сказала Джозефина. ― Ты знаешь это. Нужно чтобы кто-нибудь из них был к тебе благосклонен. Она улыбнулась, продемонстрировав, как когда-нибудь будет выглядеть ее череп. ― И они будут, Майкл. Найди одного из них и моли о прощении. О, они простят тебя. Меня уже простили за то… за то, что мы с тобой совершили.

Ее босые ступни на камнях мостовой выглядели словно белые крабы.

Кроуфорд смахнул слезы. ― Я хочу, чтобы ты пошла со мной, Джозефина. Я люблю тебя. Я…

Она закачала головой. ― Думаю, я тоже тебя любила, ― сказала она, ― но теперь я люблю другого. И мы очень счастливы.

Он стиснул веревку, бесполезную здесь веревку. ― Послушай меня, ― отчаянно сказал он.

― Нет, ― ответила она. ― Солнце опустилось, и он ждет меня. Она начала поворачиваться.

― Ты беременна, ― выпалил Кроуфорд.

Она замешкалась. Кроуфорду показалось, что он услышал какой-то звук, донесшийся со стороны объятого мраком холма, что-то отличное от шипения морского ветра в ветвях, но он не отрывал от нее взгляда.

― Подумай об этом, ― поспешно продолжил он, ― ты была медсестрой и знаешь симптомы. Это наш ребенок, твой и мой. Может быть эта… жизнь, это то, чего ты желаешь для себя, но этого ли ты хочешь для нашего ребенка?

Несколько томительных секунд она молчала. ― Ты прав, ― наконец сказала она с удивлением. ― Думаю, я и вправду беременна, ― ее лицо было лишено всякого выражения, но на впалых щеках явственно блеснули слезы.

Со стороны холма снова донесся едва уловимый звук. Кроуфорд бросил туда мимолетный взгляд, но не смог ничего разглядеть среди тускло подсвеченных сосен.

Она снова повернулась к морю и нерешительно шагнула из-под арки, и Кроуфорд дернул за узел, что крепил веревку к ремню; свернутая кольцом веревка очутилась в его руке.