Авантюры открытого моря - Николай Черкашин

Убивать я его не хотел, хотя в груди все кипело от негодования. Метил в печень. Потом передумал: выстрелю в ногу — упадет.

Вхожу. Саблин бледный у машинного телеграфа… Выстрелил. Он упал, скорчился. Вытащил у него пистолет. Усадил в угол. Поставил матроса на руль.

Потом отправил Саблина в его каюту под арест».

В. Саблин (из показаний на следствии):

«10 часов 30 минут. Девятого ноября 1975 года я услышал взрывы бомб и удары осколков в борт нашего корабля.

Обернувшись, я увидел Потульного, поднимающегося по трапу. Он выстрелил в меня, я упал. Я был легко ранен, Потульный вступил в командование кораблем».

К первой фразе саблинского показания генерал-майор юстиции А. Борискин сделал примечание:

«Когда «Сторожевой» не удалось остановить группе пограничных катеров, в воздух были подняты самолеты. Они сбросили по курсу движения корабля несколько бомб с таким расчетом, чтобы, заставив его остановиться, не причинить ему вреда».

Мичман Бородай:

«Нас обстреляли и из пулеметов. Хотя, по развороченным пробоинам, это что-то большего калибра. Были пробиты трубы, гальюны левого борта, левый борт. Мы накренились на правый борт. Счастье, что экипажа на палубе не было…»

Из обвинительного заключения:

«В 10 часов Саблин получил радиограмму Главнокомандующего ВМФ СССР с последним предупреждением… Однако и этот призыв Саблин не исполнил и продолжал вести корабль прежним курсом и с той же скоростью в сторону шведских территориальных вод…

В 10 часов 32 минуты 9 ноября 1975 года преступные действия Саблина и его пособника Шеина силами Военно-Морского Флота СССР и экипажа «Сторожевого» были пресечены, корабль остановлен в Балтийском море в точке с координатами: широта — 57° 58’6», долгота — 21° 02’9», в 21 миле от советской Государственной границы и на расстоянии 50 миль от территориальных вод Швеции».

Матрос Шеин:

«Меня схватили и заперли там, где сидели офицеры. Пистолета при мне не было. Сразу же после стычки с Поспеловым Валерий Михайлович забрал его у меня.

После всего пережитого я упал на что-то мягкое и от нервного перенапряжения сразу же уснул. Слышал только, как корабль содрогнулся от попавших в него снарядов. Это по нас полоснули из авиационных пушек самолеты. По счастью, никого не задело. Очнулся я уже в Риге. По кораблю уже сновали люди в штатском. Меня отвели сначала в ходовую рубку. Там увидел бледного, перевязанного Саблина. Я спросил его: «Кто вас так?» — «Анатолий Васильевич», — ответил он».

Мичман Бородай:

«Катера высадили к нам морских пехотинцев с автоматами Калашникова наизготовку. Никакого абордажа не было. Завели в ходовую рубку — «Руки на переборку!» Часа три так и простояли. Затем срочно перебросили нас в Ригу. Меня на ракетном катере.

Следователи в КГБ были в штатском, недовольные тем, что их «выдернули» из-за обильных праздничных столов.

Мой первый следователь на первом допросе объявил: «Жаль, что вас не потопили!»

Ответы их не интересовали… Нам всем сразу стало ясно, что все подгоняется под простую схему: «Сто сорок два дурачка-губошлепа подбил на измену враг народа прямо из пеленок, Валерий Саблин».

Они хотели выбить из нас любой материал. Но только против Саблина и только обливающий его грязью, только очерняющий. Любой ценой. И выбивали… А то и просто писали за нас показания сами…»

Матрос Максименко:

«Везде работали следователи КГБ. Готовили обед. Появляется сменный экипаж. Сказали, после Лиепаи «Сторожевой» отправят на Тихоокеанский флот.

…Команда строится, вечереет, мы со шмотками, нас «шмонают». По висячим сходням переходим на десантный корабль, я оглядываюсь: «Сторожевой» чуть накренился на левый борт… Прощай, «поющий фрегат», ты спел свою лебединую песню. Мы сходим, на нас со всех сторон смотрят десантники из спецназа, залезаем в новые «Икарусы», и через два часа — Рига. Ведут в Ворошиловские казармы, где размещался автобат, рядом с училищем гражданской авиации. Саблина и его помощников, человек двадцать, говорят, сразу же отправили самолетом в Москву, еще с корабля.

Нервишки на пределе, КГБ выясняет лишь мелочи, даже сочувствуют — всё уже вынюхали на корабле, всех прогнали через особый отдел. Затем главком Горшков приезжает с генералом армии Епишевым, ну и еще кое-кто. Нам читают длинную четырехчасовую мораль, после чего даем подписку, лично каждый — для Брежнева».

Бывший офицер особого отдела Балтийского флота капитан 3-го ранга В. Дудин:

«“Сторожевой” притащили в Ригу. Корма была значительно разворочена, крен. Экипаж рассредоточили следующим образом. Матросов — в Ворошиловские казармы. Офицеров тотчас с берега доставили на угол улиц Ленина и Энгельса, в республиканский КГБ. Допрашивали всю ночь.

Рано утром 10 ноября всех офицеров и мичманов “Сторожевого” привезли на аэродром. Два Ан-24 вылетели на Москву. Нам, офицерам особого отдела, вменили в обязанность сопровождать арестованных. И только. Категорически запрещено было обменяться хотя бы полусловом. Рассадили так: офицер со “Сторожевого”, а рядом — сопровождающий. Все арестованные в наручниках.

Саблина посадили впереди, между двумя. Он единственный, на ком не было наручников. Тяжело опирался на костыль. Лицо измученное. Невыспавшийся. Побриться не дали.

Машины московского КГБ встретили самолеты буквально дверь в дверь. Их сразу же увезли. А нас так же молча через несколько минут отправили обратно в Ригу».

Главком ВМФ Адмирал Флота Советского Союза Горшков проверял корабль, расспрашивал моряков… Потом недоумевал: «Не понимаю, как у такого командира могло случиться такое ЧП?! Но все дело в том, что такое ЧП случилось не у Потульного, а у него самого, и у Маршала Советского Союза Брежнева…

Потульный с честью вышел из труднейшего положения, в которое мог попасть любой из его коллег. Он сам обезоружил замполита, сам повернул корабль на обратный курс. И тем не менее оказался в зубчатых колесах той «пилорамы человеческих душ», против которой выступил Саблин. Пришло указание исключить Потульного из партии. На общем собрании никто из коммунистов так и не смог сказать ничего дурного о командире «Сторожевого»— грамотный моряк, честный партиец, исполнительный офицер, добрый семьянин. Не за что было и зацепиться. Секретарь парткомиссии увел Потульного в свой кабинет: «Сдай партбилет, Васильич. Иначе наверху нас не поймут».

На всей дальнейшей службе Потульного был поставлен размашистый крест. ·

А ресторан ревел динамиками эстрады. Мы выпили на посошок.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});