Гремящий мост - Владимир Уткин

Когда прошли первые минуты радости, люди орды устремились наверх, к деревьям. Карабкаясь по обрыву, они наткнулись на великолепную пещеру. Совсем такую, как та, из которой их выгнали страшные рыжеволосые. Воспоминания о пещере, о рыжеволосых были еще так свежи в их памяти, что некоторые женщины, уже стоя у входа, вскрикивали и оборачивались, точно ожидая: вот-вот из кустов раздастся страшный вражеский клич. Но клича не было, а пещера была просторная и сухая, пол у входа покрывали сухие листья, занесенные ветром с соседних кустов.

Постепенно, вскрикивая и пересмеиваясь, все люди забрались в пещеру. Густые кусты, разросшиеся у входа, отлично закрывали ее от ветра. В желудках ощущалась приятная сытость от съеденной днем жирной молодой антилопы. Люди подгребали под себя сухие листья, садились и, опустив головы на колени, постепенно затихали. Это было удобнее и проще, чем строить на деревьях помосты.

Глава 35

Наконец говор и шум стихли окончательно. Не успокоился, не заснул лишь старый Мук. Присев на кучу листьев, он опять принялся за свои куски камня, которые вытащил из травяной сетки. Он перебирал, обнюхивал их, даже пробовал на зуб и, довольный, покачивал лохматой головой. Иногда он ударял одним камнем о другой и, наклонив голову, прислушивался к звуку удара.

Люди перестали дремать. С напряженным вниманием они следили за тощими мохнатыми руками. Ведь лучше старого Мука никто не мог обтесать камень. Свои каменные рубила многие потеряли в страшном бегстве от огня, и Мук не успел еще для всех изготовить новые. Поэтому люди орды на этот раз не рассердились, что он нарушил их покой. С завистью и надеждой они косились друг на друга и прислушивались к ударам ловких старых рук.

Урр тоже лениво повернул голову и взглянул на работу Мука. Приподняв свой огромный камень, он тихонько покачал его в страшных лапах, опустил, зевнул и, привалившись к стене, опять задремал. Ему легкие игрушки не нужны.

Рам давно проснулся и осторожно высунул голову из-за спины Маа. Не отрываясь, следил он за работой Мука: рот его полуоткрылся, крупные зубы блестели почти так же ярко, как маленькие глаза под нависшими бровями.

Но вот Мук выбрал подходящий камень. Он довольно забормотал, сидя зажал камень между подошвами ног и начал ловко ударять по нему другим камнем. Осколки полетели вокруг, яркими звездочками вспыхивали и угасали маленькие искры. Здесь, в полумраке пещеры, искры светились особенно ярко. Попадая на сухие листья и стебельки травы, некоторые угасали не сразу: как маленькие глазки-огоньки, выглядывали они между стебельками.

Рам опять затосковал по огню, по его веселым горячим языкам. Словно мохнатая ящерица, он осторожно подползал на животе все ближе к Муку, не отрывая от него глаз, а старик бормотал все громче, ударял все сильнее, быстрее. Искры целыми стайками опускались на сухие травинки…

Рам нетерпеливо приблизил к ним лицо, широкие ноздри его почувствовали легкий запах, так похожий на запах угасающего костра… Вот на один листик сразу упало несколько искорок, перед самым лицом мальчика. Он жадно, всей грудью, вдохнул запах гари, закашлялся и невольно, с силой, выдохнул набранный в грудь воздух. Дыхание его коснулось роя искорок, они засветились ярче, запах дыма усилился… Вдруг чуть заметный огонек пробежал по травинке, перекочевал на другую, раздался легкий треск — знакомый Раму голос огня.

Но его тут же заглушил громкий визг Мука: струйка огня лизнула его мохнатую ногу. Камни покатились в разные стороны, Мук вопил и прыгал, поджимая ногу, не столько от боли, сколько от неожиданного испуга.

Еще минута — и вся куча сухих листьев, на которой только что сидел Мук, вспыхнула и загорелась. Дым наполнил пещеру. Люди с криком вскочили, столпились у выхода. Гау не испугался. Он давно уже, не отводя глаз, следил за работой Мука. И теперь, шагнув ближе, поднял ветку, принесенную кем-то в пещеру, и поднес ее к огню. Могучая волосатая рука дрогнула. Не дыша, Гау следил, как огонек задержался около ветки, лизнул ее, точно пробуя на вкус, и… закраснелся, поднялся кверху длинным тонким язычком. Ветка загорелась. Громкий крик Гау, отдаваясь под сводами пещеры, оглушил орду: свет, тепло, защита от зверей — все, чем раньше радовал людей огонь, было забыто. Они помнили лишь страшное бегство от огненной реки. Крик и вой десятка глоток заглушил голос Гау. Не помня себя, люди кинулись из пещеры; в вечернем сумраке, спотыкаясь и падая, они скатились на отмель и остановились, прижимаясь друг к другу, с ужасом глядя вверх на отверстие пещеры.

В пещере остались Гау, Мук и Рам.

Огонь уже ослабевал.

— Есть, — озабоченно проговорил Гау.

Но Рам уже выскочил из пещеры и теперь возвращался, таща охапку хвороста, принесенного рекой на отмель.

У входа в пещеру начали показываться коричневые физиономии самых храбрых людей орды. Страшно тараща глаза и гримасничая, они наблюдали, как умело и спокойно Гау и старый Мук кормят удивительно опасного зверя огонь. Вспоминая прошлые неудачи, они кормили его осторожно, небольшими веточками, и он грыз их с веселым, совсем не страшным хрустом. Из женщин одна Маа не убежала из пещеры, она сидела позади Гау, прижимая к себе спящего ребенка. Видя это, и остальные женщины, а за ними и мужчины осторожно начали пробираться обратно в пещеру. Усаживались сначала подальше от огня, даже не осмеливались громко кричать. Воспоминание о первой пещере, о костре, распространявшем вот такое же приятное тепло, возникнув, сразу вытеснило из памяти ужасы огненной реки. Коричневые руки все смелее начали протягиваться к огню, люди пересаживались, теснились, поворачивались к костру боками и мохнатыми спинами, стараясь перехватить побольше тепла.

В пещеру натащили уже вороха сухого хвороста, но Гау сердитым окриком остановил Рама, который собрался сунуть в костер целую коряжину. Люди с завистью смотрели, как старый Мук осторожно подносил к костру то одну ветку, то другую и как огонь грыз их с веселым хрустом, точно ребрышки молодого оленя. Мук — хозяин огня. Теперь уже ни один задорный юнец, наверное, не посмеет подразнить его, толкнуть или выхватить из рук вкусный кусочек…

Вскоре, однако, костер перестал быть новостью. Люди к нему присмотрелись, привыкли и, разморенные теплом, заснули, сидя кружком вокруг огня и положив головы на согнутые колени. Заснул и старый Мук, но и во сне держал в руках ветку, которую собирался положить в огонь.

Не спал один Гау: он сидел в общем кругу, обхватив руками колени, но не опускал на них головы. Он смотрел на пламя костра, осторожно подкидывал в него ветви. Глубокие морщины собрались на его низком лбу. Гау смотрел и думал, пока глаза не заломило от света, а голову — от непривычных неясных мыслей. Как удивился бы он, если бы мог знать — какое великое открытие совершили они сегодня, когда, первые из всех людей, сумели сами развести в пещере огонь.

Огню суждено было гореть в этой пещере, не угасая, тысячи лет. А еще через сотни тысяч лет в пещеру придут ученые. По остаткам костей, угольков и каменных орудий они разгадают историю жизни первых людей на Земле. Но Гау знал только то, что он мог знать. Он заботился о том, чтобы сегодня не погас в его пещере огонь, и радовался, что пещера эта надежно охраняет орду от холода и врагов. А Рам, побежденный волнением и усталостью, спал. Но сон его был не крепок. Часто вздрагивая, он просыпался и пристально смотрел на огонь, точно сквозь сон вспоминал другую пещеру, огонь и теплый мохнатый бок приемной матери-собаки. Вздыхая, он вспомнил ее последний предсмертный визг и свои горькие слезы. Но Рам не мог знать, что через много, много лет другие собаки сделаются лучшими друзьями и помощниками человека.

Людям орды сейчас было светло и тепло. В их опаской, трудной жизни это был редкий отдых, и они радовались ему, не зная будущего и не думая о нем.

Дмитрий Харламов

Сказание о верном друге

Часть первая

Вторжение пришельцев

Пришельцы в солнечной долине

Тени упали на степь.

Заходящее солнце веером раскинуло по небу оранжевые лучи-перья.

Черными стражами, непреодолимой бесконечной цепью высились горы с южной стороны, где, по преданию, лежала благодатная страна предков.

Когда, почему племя покинуло родные места, никто не знал, и только в памяти стариков сохранился самый важный завет — найти дорогу в родную страну: там жаркое солнце, там много сладких плодов и хорошая охота.

И они шли, шли. Но нет, не преодолеть им снежных гор, не найти заветного пути, которым, должно быть, много солнц назад их племя покидало насиженные места.

Тогда решено было обогнуть горы, и много лун тащилось племя к закату, вдоль нескончаемой горной цепи, и вот на пути встала новая преграда — бурливая река.